Эмиль XIX века - Альфонс Эскирос

Этимъ я не хочу сказать, что одно и тоже воспитаніе пригодно для мужчины и для женщины. Одаренные каждый различными способностями, имѣя, каждый съ своей стороны, свои особыя обязанности и свое особое назначеніе въ жизни, они требуютъ каждый для себя особаго способа воспитанія [2]. Но есть извѣстныя области науки, искуства и поэзіи, въ которыхъ боги и музы протягиваютъ другъ другу руки. Не лучше ли было бы заблаговременно подготовлять тотъ союзъ разума и чувства, который составляетъ главную прелесть жизни. Воспитывая обѣ половины рода человѣческаго порознь, какъ будто имъ никогда не суждено имѣть что либо общее въ своей участи, не порываемъ ли мы заранѣе ту связь, которая всего крѣпче связываетъ общество во едино. Не согласнѣе ли было бы съ закономъ природы и нравственности пріучить молодаго человѣка видѣть въ молодой дѣвушкѣ будущую подругу своихъ трудовъ своего стремленія къ добру, къ правдѣ и красотѣ?

Какъ бы то ни было, Эмиль и Лола въ ожиданіи дальнѣйшихъ указаній опыта, будутъ воспитываться вмѣстѣ и я ожидаю отъ этого духовнаго общенія самыхъ благодѣтельныхъ результатовъ какъ для того, такъ и для другаго.

IV

Два острова

Съ дѣтьми не мѣшаетъ подчасъ объясняться притчами.

Эмиль спросилъ у меня намедни отчего на свѣтѣ есть бѣдные, а Лолу, повидимому очень занималъ вопросъ — откуда взялись богатые.

Обыкновенно отъ подобныхъ вопросовъ отдѣлываются первымъ попавшимся отвѣтомъ, который только еще пуще затемняетъ разумъ дѣтей.

Съ другой стороны, какъ было мнѣ подступиться къ одному изъ самыхъ сложныхъ и трудныхъ вопросовъ политической экономіи? — Я выпутался изъ затрудненія, разсказавъ имъ слѣдующую сказку:

«Въ старину, посреди одного моря, названіе котораго я и самъ хорошенько не упомню, былъ островъ, на которомъ богатые построили себѣ мраморные дворцы, развели сады, полные самыхъ рѣдкихъ цвѣтовъ и вырыли озера для своего удовольствія. Ни что не могло сравниться съ роскошью ихъ стола: имъ подавались на золотыхъ блюдахъ огромныя рыбы съ соусомъ изъ омаровъ (это любимый соусъ Эмиля). Туалеты мущинъ и въ особенности дамъ отличались неслыханнымъ богатствомъ. Дѣти, играя въ кегля на площадяхъ, употребляли вмѣсто шаровъ огромные круглые брилліанты.

Бѣдные же напротивъ, ходили босикомъ, дѣвочки, одѣтыя въ лохмотья, рылись въ кучахъ нечистотъ у домовъ богатыхъ, подбирая выброшенные остатки отъ пировъ. На бѣдныхъ не только лежали самыя тягостныя и самыя непріятныя работы, но на нихъ еще всѣ смотрѣли съ презрѣніемъ. Дѣло дошло до того, что людямъ, плохо одѣтымъ запрещалось показываться въ мѣстахъ общественныхъ гуляній, изъ опасенія, конечно, чтобы они своими лохмотьями не загрязнили зеленые ковры газона, или, еще вѣроятнѣе, чтобы жалкій видъ ихъ не оскорблялъ зрѣніе богатыхъ.

Однажды ночью бѣдняки удалились на гору и стали совѣтываться между собою. Наиболѣе молодые между ними стояли за то, чтобы всѣмъ взяться за оружіе, напасть на богатыхъ во время сна и, отнявъ у нихъ имущество, раздѣлить его между бѣдными…

Но тутъ всталъ одинъ старью мудрецъ и, выждавъ, когда всѣ замолкли заговорилъ такъ:- Не дѣлайте этого, — во первыхъ потому, что ихъ замки оберегаются слугами, еще болѣе злобными, чѣмъ господа и собаками еще болѣе алчными чѣмъ самые слуги;- а во вторыхъ потому, что подобная борьба была бы несправедлива. То, что вы сегодня похитите у вашихъ враговъ, только благодаря тому обстоятельству, что сила будетъ на вашей сторонѣ, можетъ быть завтра же отнято у васъ другимъ, если вы окажетесь слабѣйшими. Пріищимте же вмѣстѣ другое средство. Вы, конечно, слыхали, что на вашемъ, морѣ, есть и другіе острова, кромѣ того, на которомъ мы имѣли несчастье родиться. Наши братья, бѣдные матросы, которые привозятъ сюда на кораблѣ припасы и предметы роскоши для богатыхъ, не разъ видали во время плаванья земли, поднимавшіяся посреди волнъ и увѣнчанныя зеленью и плодовыми деревьями. По ихъ разсказамъ, одинъ изъ этихъ острововъ необитаемъ и отъ васъ зависитъ превратить его въ плодоноснѣйшій садъ. У насъ есть руки. Я первый, несмотря на свою старость, готовъ работать на сколько хватитъ моихъ силъ, а въ случаѣ надобности, помогу вамъ и совѣтомъ. Богъ все, что я хотѣлъ вамъ сказать.

Они отправились. Одинъ за другимъ садилась они на утлыя суда, которыя сами смастерили изъ досокъ, прикрывавшихъ ихъ хижини. Богатые обитатели острова были въ восторгѣ, что эта сволочь удаляется и радостно хлопали руками. Наконецъ то избавились мы отъ напасти! — восклицали они.

Такъ какъ у эмигрантовъ не было никакого имущества, то и весь грузъ корабля состоялъ только изъ нихъ самихъ. Впрочемъ нѣтъ, я ошибаюсь: они захватили съ собой свои орудія для работы.

Впродолженіи нѣсколькимъ лѣтъ объ нихъ не было ни слуху, ни духу. Должно быть они всѣ потонули, говорили одни. Они всѣ перерѣзали другъ друга, утверждали другіе.

Но вотъ однажды въ гавань вошелъ корабль, нагруженный хлѣбомъ и другими товарами. По языку матросовъ и по нѣкоторымъ чертамъ лицъ не трудно было узнать въ нихъ прежнихъ обитателей острова. Они разсказали, что пріѣхали съ того острова, на который переселились и гдѣ все родится какъ нельзя лучше. Земля, обработанная ихъ руками, покрывается жатвами, фермами и стадами. Богатые приняла эти разсказы за басню и хохотали надъ ними до упаду.

А между тѣмъ матросы ничего не преувеличили въ своихъ разсказахъ. Роскошно обработанныя поля, селенія, города, дороги, каналы, точно волшебствомъ какимъ выростали изъ этой еще недавно невоздѣланной почвы. Граждане жили между собой въ мирѣ и согласіи, потому что чувствовали себя счастливыми. Миръ и согласіе господствовали и въ семьяхъ, на дѣтей смотрѣли какъ на залогъ еще большаго благосостоянія въ будущемъ, а потому съ раннихъ лѣтъ пріучали ихъ къ труду.

Совсѣмъ иначе шли дѣла на островѣ богатыхъ, благосостояніе котораго день ото дня приходило въ упадокъ. Такъ какъ жители этого острова считали слишкомъ унизительнымъ для себя, или были слишкомъ лѣнивы, чтобы самимъ взяться за соху, то пашни въ скоромъ времени поросли бурьяномъ. Всѣ производства прекратились за недостаткомъ рабочихъ рукъ, а съ ними вмѣстѣ исчезли и предметы роскоши. Замки стали разрушаться, а починить ихъ было некому.

Въ началѣ богатые обратились къ ремесленникамъ сосѣднихъ острововъ; но эти послѣдніе знали, какъ было поступлено съ ихъ собратьями и не захотѣли подвергаться тѣмъ же притѣсненіямъ.

Такъ какъ у жителей, оставшихся на островѣ, было много золота и серебра, то они въ началѣ накупили все, что имъ было нужно, у иностранныхъ купцовъ. Но нѣтъ такой казны, которая рано или поздно не истощалась бы, если проникать въ нее новымъ богатствамъ не откуда. По прошествіи нѣсколькихъ лѣтъ, у нихъ не стало больше ни золота ни серебра и они пожалѣли, но уже слишкомъ поздно, что такъ жестоко и несправедливо поступали съ бѣдными.

Положеніе ихъ было самое жалкое. Слуги, которыми они окружили себя въ былыя времена, не получая болѣе жалованья, отказались служить имъ. Лошади, за которыми не кому было ходить въ конюшнѣ, равнымъ образомъ отказывались возить экипажи. На улицѣ попадались женщины въ стоптанныхъ атласныхъ башмакахъ и въ разорванныхъ парчевыхъ платьяхъ, такъ какъ эти бѣлоручки сочли бы для себя стыдомъ самымъ заняться починкою своей одежды. Глядя на эти лохмотья, въ которыхъ онѣ такъ важно расхаживали, иному пришла бы охота посмѣяться, если бы не было жестоко и гнусно смѣяться надъ несчастьемъ, хотя бы и заслуженнымъ.

Однимъ словомъ островъ богатыхъ сдѣлался островомъ бѣдняковъ.

Нужда годъ отъ году увеличивалась. Необработанная земля ничего болѣе не производила. Прежніе богачи умирали съ голоду въ своихъ развалившихся замкахъ и погибли бы до послѣдняго человѣка, еслибы жители другаго острова, которыхъ они когда-то изгнали своимъ дурнымъ обращеніемъ, не явились къ нимъ на помощь и не привезли имъ тотъ излишекъ припасовъ, въ которыхъ они не нуждались сами.

— Такъ стало быть трудъ обогащаетъ? спросилъ Эмиль, слушавшій меня съ большимъ вниманіемъ.

— Не всегда, отвѣчалъ я ему; но по крайней мѣрѣ онъ обогащаетъ тѣ народы, которые умѣютъ быть справедливыми.

V

Писарскій почеркъ

Эмиль начинаетъ порядочно писать. Я не думаю, однако, чтобы онъ когда нибудь научился выводить буквы по всѣмъ правиламъ искуства.

Въ былыя времена почеркъ составлялъ такъ сказать, одну изъ особенностей свойственныхъ личности. Дурной или хорошій, онъ выражалъ собою ту или другую характеристичную черту. А потому и находились физіономисты почерка, которые по строкамъ, написаннымъ рукою незнакомаго имъ человѣка, брались разгадывать его нравственныя свойства. А почему бы и нѣтъ? Во все что мы дѣлаемъ, мы вносимъ свойственный намъ характеръ. Я не вижу ничего невозможнаго и неправдоподобнаго въ томъ предположеніи, что почеркъ, — эти тонкія черты, которыми мы заносамъ на бумагу наши мысли и чувства, — представляетъ отпечатокъ нашего Я. Многіе люди. автографы которыхъ у насъ сохранились, нѣсколько разъ въ теченіе своей жизни мѣняли свой способъ выводить буквы. Эти измѣненія, въ которыхъ, можно поручиться, они сами не отдавали себѣ отчета, должны были имѣть соотношеніе къ извѣстнымъ перемѣнамъ, происходившимъ въ ихъ умѣ. Замѣчено, что въ ту пору ихъ жизни, когда они всего болѣе были самими собою, и почеркъ ихъ носилъ отпечатокъ наибольшей оригинальности.