Сто сорок бесед с Молотовым - Феликс Чуев

Как формировалась редакция? Конечно, это дело длительное, и постоянно этим занимались. Формировалась в обычном партийном порядке. Брали в редакцию простого рабочего, который соглашался в случае необходимости вместо уплаты штрафа отсидеть своей натурой.

Рабочие все время приходили в «Правду», партийные связи поддерживали, самим интересно было повидать, кто там работает. Нужно было каким-то образом поддерживать с начальством нормальные отношения, платить штрафы. Все это в партийном порядке согласовывалось в течение того длительного периода, когда «Правда» выходила и должна была нести репрессии на себе. Настоящие редакторы не могли поставить дело под удар, не могли в тюрьму садиться, когда можно было отделаться тем, что один товарищ из рабочих, преданный партии, брал на себя отсидку вместо уплаты штрафа.

Здесь, в первом номере, есть статья Сталина, но не помню какая. Наверно, «От редакции»… Ленин присылал письма… Назвал меня «примиренцем», а кто был непримиренцем, если я был примиренцем? А сам меня снова пригласил на замену в редакцию, и я выполнял эти обязанности, писал статьи под разными фамилиями.

08.03.1985

– В 1915 году, в подпольное время, я был организатором московской подпольной партийной организации.

А в 1928—1930 годах стал секретарем Московского комитета, когда нужно было оттуда вышибать правых.

…Сегодня 1 Мая, и Молотов вспомнил, как проводил маевку в 1915 году, в Москве, во время первой мировой войны:

Был поселок под Москвой – Красная Роза. Фабричный район за фабричной заставой. Собрались в яме рабочие, несколько человек. И я их агитировал.

– Как во сне! Как во сне я смотрю на вас! – восклицает один из гостей.

– В Москве в 1915 году меня опять арестовали.

16.06.1977, 01.05.1981

Брауде, Каракурчи, Потехин…

– Сколько было провокаторов! Умные, умелые, подготовленные. Царская охранка работала здорово. Дураков не держали. Поэтому я паспорт в своей партийной организации старался не получать – обязательно будет провал.

Осенью 1915-го попал я в ссылку в Манзурку, перезимовал и удрал. Надзор, конечно, был полицейский, да какой там, господи! Каждый месяц должен был тебя пристав повидать. Увидит на улице – достаточно. Может пригласить к себе. Ну вот и все, пока месяц идет. Конечно, если поймают, интересно.

(Я вспомнил услышанный от А. Е. Голованова эпизод, который ему во время войны рассказал Сталин.

…Сталин бежал из ссылки со Свердловым. Свердлов был в корзине с бельем. Встречный жандарм хотел проткнуть корзину штыком. Сталину тогда удалось уладить, дав «на лапу» жандарму, но он рассказывал этот эпизод перед полетом в Тегеран в 1943 году как пример плохой конспирации. О полете никто не должен был знать, кроме очень узкого круга людей, в который входил маршал Голованов. – Ф.Ч.)

– А до этого я в тюрьме посидел, – продолжает Молотов, – человек двадцать в одной камере на нарах сплошных, парашу чистил в общей камере. Уголовники. Они относились неплохо, политиков признавали как людей, которые борются за что-то. В большинстве случаев, если человек не стяжатель своего рода, не подхалим перед начальством, относились с уважением. Подходят, говорят: «Кого из ваших почистить? Сколько времени даете? Полчаса?» Запросто обделают. Запомнилось, в общей камере из 20 человек – 12–15 уголовников, разговоришься с ними, они: «Уж больно много у вас «шляп»!» Потом показывают, что украли. Стоят, разговаривают, один подтолкнет плечом, а другой – в карман…

…Молотов рассказывает, что в санатории «Русское поле» встретил своего одногодка, с которым в 1913 году сидел в тюрьме в одной камере:

– Он был рабочим петербургским, а я в «Правде» работал. Я, говорит, вас помню, вы для нас в общей камере доклад делали. Помните, говорит, вы песенку напевали такую: «С песней звонкой шел сторонкой…» О, значит, правда. Хороший товарищ.

– А какие вы песни в тюрьме пели?

– Это я вам на ухо отдельно скажу, – улыбнулся Молотов.

…Рядом стояли гости. А потом я забыл у него спросить…

24.07.1978

– Всю дорогу от Москвы до Иркутска я по этапу прошел вместе с уголовщиной. В самой Иркутской области я шел пешком за лошадью, это была осень, начало зимы. В Верхоленске – городке на Лене – меня и еще нескольких ссыльных высадили.

Шли пешком. Надо было пройти за день 20–25 километров, и ночевка. Но ноги я натер. А в общем, прошел хорошо. Семь дней, кажется, шли. Двести километров, примерно. От Москвы до Иркутска – на поезде. А от Иркутска до Верхоленска для вещей давали лошадь. Насколько я помню, осень была довольно сухая в этих местах. А к концу этого нашего путешествия давали сани, видимо, уже. Прогулка неплохая, – улыбается Молотов. – Телеги были полностью загружены скарбом, но иногда можно было немного отдохнуть.

В ссылку я шел, как и все ссыльные, в своей одеже. И в тюрьме был в большинстве случаев в своей одеже.

– Уголовники нападали на вас?

– Нет. Это были уголовники таковские, которые где-нибудь на границе спекулировали. Их забирали. Наверно, некоторые откупались за деньги, но этого я не знал и не обращал внимания. Перед тем, как идти из Иркутска в один из верхних городов на постоянное место жительства, нас в одной камере было человек 30. А в общем, для меня это прошло благополучно – ничем не заразился. Не болел. Конечно, идти по этапу и хворать – весьма нехорошо. Тут можно было подхватить серьезное что-нибудь.

Сибирские реки – Лена, Енисей, вот не помню последнюю – Ангара, нет, не Ангара. Три большие реки. Обь, Енисей, Лена. Кое-что перепуталось в голове уже. А вот основные точки я хорошо помню. От Москвы до Иркутска – через Челябинск. Я носил на себе студенческую тужурку с погонами – Политехнический институт имени Петра Первого. В Иркутске у некоторых не было ложек – обед дают, а ложек у них нет. Меня эта братия в камере уполномочила: «Ты скажи, чтоб нам дали ложки! Иначе мы не можем обойтись!» И я выступил от имени всей камеры, потребовал, чтоб нам дали ложки. Суп давали или что-нибудь, кашу на второе. Большинство было уголовных – спекулянты, жулики.

16.02.1985, 07.11.1985

– В Иркутской ссылке в конце 1915-го, в 1916-м был со Шляпниковым. Я должен был поехать довольно далеко, но так как это было поздней осенью, меня до Лены довели, а потом обратно через Качуг до деревни Манзурки. От Иркутска солдат сопровождал. Я в Манзурке зимовал. Орджоникидзе, каторжанин, отбывал вечную ссылку, он пошел дальше…

Шляпников принадлежал к большевистской группе. Мы его считали лидером… Потом очень погорел. «Рабочую оппозицию» создал. Мало ли таких было? Неподготовленный рабочий человек. Типичный нижегородский, на «о» говорил. Послали его из-за границы сюда, по рекомендации Ленина.