Скатерть Лидии Либединской - Наталья Громова

Жизнь после удачной операции наладилась. Нога стала вновь ходить, и мама была счастлива. Возобновила свои прогулки по замоскворецким переулкам, хозяйским взглядом осматривая отреставрированные особняки, радуясь чистоте и расстраиваясь, глядя на разрушения. В нашем переулке затеяли строительство большого жилого дома. И хотя на плакате было написано «реставрация особняка XVIII века», дом явно задумывался как весьма современный. Все двухэтажные небольшие, но густонаселенные домики снесли. Позади стройки, со стороны Кадашевского переулка, образовался небольшой дворик с остатками стен и фундамента, видимо, того самого особняка XVIII века. Туда сердобольные строители отнесли каменную собаку — «осколок» старого времени. Во время одной из прогулок мама набрела на нее и потом чуть ли не ежедневно ходила ее навещать, водила туда всех друзей и знакомых.

В сентябре 2005 года маму пригласила Маргарита Эскина поехать с группой ВТО на Майорку. После некоторых сомнений мама решилась и поехала. Поездка на редкость удалась. Она приехала очень довольная, прекрасно себя чувствовала. Поэтому, когда в мае 2006 года появилась возможность поехать с ВТО на Сицилию, она с радостью согласилась.

Заранее предвкушала поездку. Как-то с утра, за месяц до поездки, она мне сказала по телефону, что сегодня поздно встала, хотя рано проснулась, но долго лежала и мечтала, как она поедет и что с собой возьмет. Когда мы складывали чемодан, она сказала, что хочет с собой взять вещи так, чтобы каждый день надевать что-нибудь новое. Они уехали 11 мая. 18 мая где-то около семи часов вечера она приехала домой. В этот день Третьяковка отмечала какую-то торжественную дату. Около нашего подъезда на импровизированной сцене Рафаэль Клейнер читал стихи. Я обрадовалась знакомому голосу, знала, что маме это будет приятно. В переулок машина въехать не могла, и я пошла встречать маму во двор. На ступеньках нашего подъезда мы встретились с нашим соседом Костей, внуком Федина. Он легко поднял наверх чемоданы. Мама вздохнула: наконец-то дома («А больше всего я люблю возвращаться домой»).

Увы, поездка не получилась столь удачной, какой представлялась в воображении.

В гостинице оказалась высокая лестница, в комнате она жила с Любой Гориной, с которой их связывала давняя дружба. Но трудность заключалась в том, что она уже много лет не спала «подряд»: просыпалась, читала, потом снова засыпала, потом опять читала. Мы все это уже знали и не волновались. А тут она боялась зажигать свет, чтобы не потревожить соседку.

Лидия Борисовна с внучкой Любой на даче в Переделкино. На стене — портрет Ю. Либединского (художник М. Туганов )

Мама жаловалась, что устала, но все-таки после обеда решила распаковывать чемодан. Вешая в шкаф ее наряды, я спросила, хватило ли ей, она с гордостью ответила, что хватило точно до последнего дня. Вечером мы никого не ждали, но неожиданно зашел с работы мой муж Саша, потом обе дочки с внуком Петей. Она взбодрилась, стала раздавать подарки и показывать всякие забавные мелочи, которые всегда привозила из поездок. Поговорили с Сашей про фильм «Доктор Живаго», незадолго до этого показанный по телевизору. Оба были разочарованы. Мы обсуждали с ней планы на лето. Она прикидывала, хватит ли ей сил в августе и на поездку в Шахматово, и на поездку на пароходе в Елабугу. В конце мая должны были приехать к ней пожить друзья из Израиля, и она переживала, что как раз в это время выключат горячую воду. Думали, не сделать ли ремонт в ванной. Звонили из Израиля Тата и Ниночка. Она радовалась, хотя разговаривала коротко, но успела пожаловаться, что не кормили в самолете. Мы попили чай, мама расспросила про всех родственников и близких и с удовольствием сказала: «Завтра я буду долго-долго спать».

Утром следующего дня я проснулась в замечательном настроении, подумала, как хорошо, что мама уже дома. И сама подивилась своему спокойному состоянию. С утра это бывает нечасто. Где-то около одиннадцати позвонила сестра Маша и сказала, что у мамы не отвечает телефон. Я ответила, что она хотела поспать, поэтому я не собиралась звонить до двенадцати. Однако тут же я взяла такси и поехала в Лаврушку. Да и по дороге никакие предчувствия меня не мучили. И до этого бывало, что я, не дозвонившись, неслась к ней.

Последняя поездка. Сицилия, май 2006

И только открыв дверь, я «кожей» почувствовала, что ее нет.

У нее в комнате горел нижний свет, лицо было спокойное. Она лежала, чуть откинув одеяло, как будто хотела встать, но не успела.

А потом все закрутилось, как всегда бывает.

А я до сих пор не могу понять и простить себе, что в тот вечер не осталась у нее ночевать, как делала довольно часто, когда она возвращалась из дальних поездок.

Музейное

История с Переделкином К. И. Чуковский с внучкой Еленой Чуковской

Лидия Борисовна постоянно бывала в Переделкине на годовщинах К. И. Чуковского. Когда в 1984–1985 хотели закрыть дом-музей Чуковского и освободить под заселение дом Пастернака, она предприняла большие усилия, чтобы спасти оба музея. Либединская была знакома с Анатолием Лукьяновым, занимающим в то время высокий пост в ЦК. Он очень любил поэзию, и Лидия Борисовна уговорила его приехать в Переделкино. Елена Цезаревна Чуковская рассказывала мне о казусе, который произошел от его вмешательства. Когда высокий начальник приехал в Переделкино, то Лидия Корнеевна Чуковская была изумлена тем, что Лукьянов совершенно не побоялся с ней поздороваться. В то время она была исключена из Союза писателей, и в поселке все «от нее шарахались». А Лукьянов прошел к даче Чуковского, где ему показали книги отзывов. Потом Лукьянов отправился в дом Пастернака, где, как говорят, чуть не рыдал, увидевши кепку поэта. Он собирал все звуковые записи Пастернака и сам писал стихи. Этот визит произвел совершенно потрясающее впечатление на всех.

«Пришел ко мне Женя Пастернак и говорит: „Ну, вы теперь ремонтируйте свой дом, мы на вечные времена остались в Переделкине“», — рассказывала Елена Цезаревна.

Но последствия были ужасные. Что сделал Лукьянов? Он поговорил с Черненко, тот написал письмо Маркову, Первому секретарю Союза писателей. Что, мол, трудящиеся просят сохранить дома Чуковского и Пастернака, это, скорее всего, будет хорошо воспринято общественностью, давайте поможем им это сделать.

Тогда Марков ответил в Политбюро, что действительно, народ очень интересуется этими домами, но почему — только Чуковский и Пастернак? Ведь в Переделкине жили Фадеев, Федин и много других советских писателей. Давайте создадим Литературное Переделкино и выделим подобающее место в музее и этим замечательным авторам. То есть Марков отказал Генеральному секретарю, и получилось так, что Елена Цезаревна продолжала ходить по судам, ведь там шли судебные решения, связанные с их выселением из дома Чуковского. А Евгений Борисович, решив, что они уже всего добились, оказался вместе с музеем Пастернака на улице. И все стало, как хотел Марков. В доме Пастернака Государственный Литмузей сделал развеску братского музея. Но все остановила перестройка. Идея Литературного Переделкина была отвергнута, и тем самым был спасен для нас и Пастернаковский дом, и музей Чуковского.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});