Среда обитания приличной девушки - Галина Хованова

А обнаружилось все совершенно закономерно — инвентаризация. Где тигель платиновый одна штука? Ан нет тигелька-то. Стали думать — а уж месяца три его никто не видел. Ну, не было заказов на рубиновые стержни. Стекло плавили, линзы разнообразные точили, а вот бедный Чохральский не надобился.

Три дня институт лихорадило, особенно наше крыло. Все косились друг на друга подозрительно, товарищи из первого отдела протоптали дорожки по нашим научным коридорам, даже милиция была замечена на этаже. Ученые морщили высокие лбы и пытались вспомнить, когда же они в последний раз лицезрели эту мерзкую лабораторную посуду. В каждый шкаф, в каждый ящик, в каждый угол заглянули сто тыщ раз. Тигля не было.

А потом он нашелся. На лестнице. В нем три месяца подряд товарищи хабцы тушили. Потому что слишком ретивая уборщица непредусмотрительно выкинула предыдущую баночку из-под кофе.

Глава шестьдесят первая

Шутка

Папа мой, Александр Васильевич, тоже там же работал. Только в другом отделе. Про папу можно отдельную книжку писать, он этого, несомненно, достоин. Но я не про папу сейчас, а про его друга Петрова. Казалось бы, папин друг какое имеет отношение ко мне? Разные ведь ареалы разведения? Ан нет. С папенькой в одном отделе мне работать не пришлось, а вот с Вовой пришлось.

Я уже давно хотела донести до народа эту историю, но все как-то сомневалась в том, что смогу описать по-человечески технические подробности. Однако не попробовать не могу.

Друг Петров — не просто такой себе приятель, а вовсе даже давний. Сколько лет они дружат, я точно не знаю, но началось это еще до моего рождения.

Вова до сих пор бодр и весел. Приходя в гости, он ласково, любя, спрашивает мою маму: «Ну, как живешь, гнида волосатая?», а в процессе проведения разнообразных рабочих экспериментов страшно матерится. В общем, весельчак.

Рабочее наше место находилось в подвале. Там и лазерные установки стояли. И только в некоторых комнатах были окна — такие, в виде горизонтальных бойниц, намертво законопаченные вековыми наслоениями пыли и грязи. Планировка — как у любого подвала — затейливая и странная. Потолки, опять же, низкие, два десять, не больше. А за углом, где стояли шкафы, вообще была ступенька, а расстояние от пола до потолка — два метра без хвоста. В этом же углу начинала свой путь узкая воздушная шахта, которая сначала поднималась сантиметров на семьдесят вертикально вверх, потом уходила метров на пять горизонтально, а потом опять устремлялась к небу и стремилась так аж до самой крыши. Над горизонтальной частью шахты (на первом этаже) и была расположена одна из комнат бухгалтерии, где работала тетечка, которую Вова незалюбил и над которой решил подшутить.

А шутку Вова придумал вот какую. Делается дымовуха, поджигается, Вова встает под шахтой, позиционируется, подпрыгивает так, чтобы рука вошла в шахту, и кладет дымовуху вбок, на горизонтальный шахтный рукав. Воздухоток, хоть и слабый, идет от нас наверх, дымовуха лежит себе, страшно дымит и воняет ровно у бухгалтерской дамы под ногами, дым просачивается через металлический в том месте пол — в общем, мы смеемся, она плачет.

Дымовуху он сделал сам. Взял кусок страшенной целлулоидной пленки, скрутил ее в трубку (это было непросто), сверху закрепил алюминиевой фольгой, и получилась эдакая конфетка. Предвкушая событие, Вова позвал товарищей смотреть. Поджег дымовуху, просунул руку в трубу и подпрыгнул. Но до горизонтали не достал. Тогда он подпрыгнул повыше — но до горизонтали опять не достал. А дымовуху и вниз бросить нельзя — у нас помещение непроветриваемое почти — и положить не получается.

В это время горящая дымовуха стала жечь Вове пальцы. И он подпрыгнул еще повыше, опять до горизонтали не достал, зато врезался головой в перекрытие. Следующую минуту он высоко подпрыгивал с увеличивающейся частотой, каждый раз впиливаясь башкой в потолок, но упорно не прекращая попыток. Глаза его стали безумными, изо рта вырывался мат вперемешку с шипением. И наконец он положил свой девайс.

В результате шутки у Вовы была шишка на темечке, обожженные пальцы и раненое самолюбие. Чего-то он не рассчитал, и тетка его происков даже не заметила.

На самом деле Вова очень хороший и добрый человек, просто, несмотря на то, что ему уже ближе к семидесяти, чем к шестидесяти, он до сих пор пацанье шкодное.

Что, думаете, раз я уже работала, так экзамены меня оставили?

Глава шестьдесят вторая

«Профессор, конечно, лопух, но аппаратура при нем…»

Все нонеча не то, что давеча. Экзамены, например. У кого-то дети, кто-то сам сдает. И вообще, напряженная создается обстановочка. И тут я задумалась — а сколько же в жизни пришлось сдавать этих самых экзаменов?

Нет, я не имею в виду те задачи, которые ставит перед нами само непростое наше существование. Я говорю именно о тех — о школьных, институтских и тому подобное далее.

И стала я вспоминать. Вот у меня сначала было все просто; школа — экзамены в восьмом классе, потом экзамены в десятом. Потом первый институт, потом второй, потом всякие мелочи типа автошколы… Но был в моей жизни еще и не мой экзамен.

Сестра моя двоюродная Женя, то бишь кузина, всю свою сознательную юную жизнь занималась спортом. Сначала, годков с семи — баскетболом, потом греблей. И последние школьные годы чудесные она провела в спортивном интернате. Но, как и все хорошее, школьные годы имеют злобную привычку заканчиваться. И они закончились, как им и положено, выпускным вечером.

И остро встал вопрос — что же делать дальше? Ну конечно, поступать в институт! А в какой? По размышлении была выбрана Лесопилка, она же Лесотехническая академия, экономический факультет. Шансов сдать экзамены самостоятельно мало, одна надежда на спортивные заслуги. Перед началом вступительных экзаменов этих вундеркиндов повезли на спортивные сборы на Карельский перешеек, в Лейпясуо.

И вот они там тренируются себе спокойно, к экзаменам готовятся постольку-поскольку, а я живу себе безмятежно, работаю инженером в ГОИ пять дней в неделю и отдыхаю в выходные.

В пятницу вечером в нашей квартире раздается звонок — за дверью стоит моя тетушка и роет копытом землю. И с ходу начинает меня уговаривать: в субботу у Женьки экзамен — физика, а вот как раз в физике-то она и не сильна (если уж совсем честно, то уж и не знаю, что это она именно физику выделила, как будто математика хуже). И я, как порядочная сестра, должна немедленно взять себя в руки и помочь сестре сдать экзамен. Ломалась я долго. Разница у нас в возрасте — восемь лет. За это время я благополучно успела забыть почти намертво школьный курс и с трудом вспоминала даже основные законы термодинамики. Но куда ж деваться, уламывала она меня долго и уломала часам к трем ночи. Тетка все же. Любимая.

А экзамен, попрошу заметить, в субботу в девять утра. А самое страшное — что он там и проводится, в Лейпясуо. Преподаватель приезжает прямо туда, и детишки пишут свои работы. Ага, вот это я попала! Но — согласилась, значит согласилась. Поэтому в пять утра меня поднимают, умывают, одевают и складывают в джип одного знакомого, тоже мобилизованного на благо общества.

Положили меня, тепленькую, на заднее сиденье и повезли. Правда, был шанс не довезти. Знакомый этот был замаскированный Шумахер со склерозом, поэтому, когда он меня складывал, забыл заблокировать заднюю дверь. На опасных поворотах машину бросает в кювет, как известно, но в кювет нас не бросило, просто открылась задняя дверь, и мирно похрюкивающая Галка стала медленно выползать из бешено мчащегося транспорта. Когда я открыла глаза и увидела проносящийся перед глазами асфальт, я изобразила из себя напуганного моллюска, втянулась в автомобиль, трясущейся рукой нажала на кнопку и до самого Лейпясуо лязгала зубами. Зато на место прибыла бодрая, как рак из кипятка. И глаза на стебельках сверху болтаются.

Место, куда мы прибыли, было обычным, типовым пионерским лагерем. Деревянные коттеджи в сосновом лесу, спортплощадки, отдельно стоящее здание столовой. Вот о столовой хочется пару слов. С самого начала было известно, что таинство проверки молодежных знаний будет проходить именно там.

Коварные тренеры предусмотрительно вынули пару стекол из самого нижнего ряда квадратиков примерно в тех местах, где должны были сидеть самые альтернативно одаренные. Не хочу никого обидеть, но в той группе это были боксеры.

Меня посадили в один из ближних коттеджиков. И даже благородно отдали мне мою сумку, где лежал кстати захваченный справочник по физике. Чем ближе было к девяти — тем больше накалялась обстановка. Надо отдать должное — сами экзаменуемые были спокойны, как окаменелости до-кембрийского периода. Волновались родители, волновалась почти до медвежьей болезни я, но больше всех волновалась старший тренер. Звали ее, как и меня — Галя.