Мы долгое эхо - Анна Герман

Еще вернувшись к вашему вопросу, я хотела бы сказать, что мои знакомые говорили, что тем, кто работает на сцене, вообще не надо иметь детей, потому что это меняет психику, особенно женскую. И что уже нельзя в полную силу отдаться искусству, посвятить себя сцене. Дойти до больших результатов можно только тогда, когда себя полностью посвящаешь чему-то… В какой-то мере, это правда. Я теперь стала «пленницей». Теперь я делаю свою работу с такой же любовью, у меня, наверное, даже другая глубина открылась – но я беспрерывно моими мыслями там, дома, около него. Я уже не тот свободный человек. Но с другой стороны, это такое ощущение, которого если нет в жизни женщины, это очень жалко.

–  Пани Анна, разрешите задать еще один вопрос, чтобы попытаться «раскрутить эту катушку». Вы сказали, что вы уже не такой свободный человек, у вас есть стремление скорей вернуться домой. Не думали ли вы, что через рождение ребенка, через это обновление, через ощущение себя женщиной – вы получили гораздо большее освобождение. Мне кажется, что долг перед природой вами выполнен. Должно быть, это дает человеку какой-то внутренний заряд к обновлению. Или я ошибаюсь?

– Нет, вы совсем не ошибаетесь. Скажу больше: рождение ребенка делает женщину молодой и красивой (смеется). Конечно, работа на сцене предполагает свободу мыслей – нужно много работать над текстами, над тем, чтобы создать не легкие танцевальные песни (их легко спеть, даже думая о чем-то другом), а задушевные, которые меня волнуют.

Меня часто спрашивают: «Когда вы поете «Sonny boy» или другие похожие песни, вы наверное думаете о вашем сыночке?» Неправда! Я ни о ком и ни о чем не думаю. Думаю только об образе, который я в данный момент создаю и хочу всей собой передать моим слушателям. Тут нет места моим личным делам, моим личным сантиментам.

Когда я сказала, что я не свободный человек, я имела в виду, что я не могу все свои силы отдать только своей работе, творчеству. Но когда я выхожу на сцену, я не помню ни о чем и делаю на сцене только то, что меня в данный момент очень интересует, волнует. Именно поэтому у меня концертов становится гораздо меньше, чем раньше, когда я была вольная птица и могла петь, когда мне только хотелось. А теперь надо немножко и от дома отдохнуть, хотя я, конечно же, всегда с удовольствием рассказываю сыночку о мишке, который приехал на санях, а все думали, что это генерал – он так сильно от этой сказки смеется!

Чтобы выйти на сцену, надо все с себя сбросить и начать работу совсем другую, чем домашний мир.

–  Мне кажется, в вашем ответе есть тема следующего моего вопроса вам: что изменилось в подборе текстов и мелодий, которые вы готовите к своим будущим концертам? Был период, когда вы были «вольная птица», а теперь вы, осмелюсь сказать, «спелая» женщина. Произошла ли переоценка своих внутренних ценностей?

– Это как исповедь, ваше интервью. Я вообще веселый человек. Например, страшно люблю танцевать, петь. Но со временем, когда человек уже, можно сказать, не в школьном возрасте (мне очень понравилось в одном советском фильме герой говорит: «Ну и что же, что у нас седые виски, в душе ведь мы молоды. Просто окружающие этого не видят»), что-то меняется… Время течет, и каждый из нас ежедневно изменяется. Раньше я об этом старалась не думать. Но теперь после того как я побывала в родильном доме, где я вдруг увидела рядом с этим огромным счастьем женщин, державших в руках своих детей, огромное горе – когда около меня лежала молодая доктор, у которой девочка умерла через три часа после рождения. Меня это очень поразило – я раньше думала, что роддом – это место, где приходят на этот свет маленькие розовенькие красивые дети, оказалось, что это место, с другой стороны, самое ужасно, что там уходят те, которые не успели придти в мир. Это откликнулось в моей психике, поэтому я включаю с охотой в свой репертуар песни, говорящие о том, что надо радоваться жизни на этой земле, но нельзя забывать о том, что дни наши сочтены. Когда-нибудь где-нибудь, несмотря на то, что нам еще двадцать или уже восемьдесят лет, придет этот последний день… Это то, что я увидела в роддоме.

Но это закон жизни – так всегда было и всегда будет. Поэтому я сочинила мелодию на сонеты Горация, который больше 2000 лет назад написал прекрасные строчки. Эту песню я очень часто пою и этой песней заканчиваю свою программу (речь идет о песне «Радуйся жизни» («Не жди завтрашнего дня»). – Ред.). Она описывает, как природа рождается к жизни, как весна начинается… Смысл этой песни в том, что надо радоваться жизни, надо идти на свидание, надо спешить пить молодое вино, плясать, ничего не откладывать. Потому что придет день, когда все мы встретимся в том, другом царстве. Но это совсем не грустная песня. Просто надо радоваться реке жизни, которая нас несет. Ничего, что она нас несет к концу – она бурная, от нас зависит, какая она…

–  Появились ли в вашей жизни новые поэты и композиторы, с которыми вы работаете сейчас, с кем не работали раньше?

– На самом деле я вообще не собиралась становиться певицей. У меня была другая цель – я закончила геологию, я должна была узнавать о тех кладах, которые скрывает наша Земля и которые позволяет нам иногда добывать. Когда я только начинала, я еще не знала, чего я хочу – я просто пела то, что мне дарили, что меня просили петь. Потом произошел перерыв, который у меня из жизни забрал много лет – почти шесть лет, пока я совершенно с полной физической и психической силой собралась. А годы идут…

Если человек хочет работать на сцене, он обязательно должен иметь коллектив музыкантов, с которыми он интенсивно и постоянно работает. Из-за самочувствия я долго не могла этого наладить. Потом родился мой Збышек, и я отреклась от всего на более чем три года. Так получилось, что такого коллектива, с которым я могла бы искать новые песни, работать над ними, у меня до сих пор не было, и нет. Поэтому все, что я делаю – это мои собственные, личные порывы, это импровизация. Я конечно об этом не говорю со сцены – зрителя это не интересует. Я все должна сама делать – и текст подобрать и музыку (или сама иногда напишу или попрошу друзей), надо собрать программу, найти зал и провести репетицию. А репетиций для такого сольного концерта, конечно, очень мало выходит… Жалко, что так получается, но другого выхода нет…

–  Продолжая мысль, у меня такой вопрос: вы подбираете песню по содержанию. Расскажите, что вас должно тронуть в словах песни, чтобы вы пропустили ее через себя. Ведь, как известно, песня рождается три раза – у поэта, у композитора и у певца. Что такого должно быть в песне, чтобы вы могли ее как исполнитель дополнить, родить заново?

– Иногда мне приносят песню, я слушаю и понимаю, что и текст хороший, и музыка интересная, но она не для меня написана. Это чувствует каждый исполнитель, просто об этом не всегда удобно сказать в глаза композитору или автору текста. Каждый исполнитель должен знать – может ли он убедить этой песней слушателей. Потому что я, например, могу выйти на сцену с какой-нибудь песней лишь тогда, когда я сама в первую очередь убеждена, что тема, проблема, содержание этой песни нужно или важно кому-нибудь – стоит ли иначе людям голову морочить… Во-вторых, эта песня должна мне не просто понравится, она должна «срастись» со мной. Очень часто люди думают, что это я о себе пою. Это меня радует. Только тогда это имеет смысл. Раньше я в песне больше интересовала мелодической линией, где можно блеснуть вокалом. Теперь на первое место выдвигается содержание. Вы же сами сказали, что я теперь зрелый человек – так что я должна думать. Если мысль поэта мне понятна, если я могу ее спеть так, как свою собственную – тогда эта песня будет иметь резонанс у слушателя. Ну а если к тому же еще хорошую мелодию добавить – то тогда «бисы» обеспечены.

–  Вы еще раз употребили понятие «зрелость», «спелость». Хочу узнать, если возможно, существует ли у певцов какие-то определенные песни как показатели определенного уровня «спелости»? Мир был покорен вами песней «Танцующие эвридики». С тех времен многое изменилось в мире, в вас. Не кажется ли, что следующим рубежом для вас стала песня «Надежда»? Не находите ли вы какую-то связь между этими песнями? Или это случайность?

– Нет, связи никакой нет. Песня была написана в другой стране, в другое время и другим автором. Связь может быть только такая, что и «Эвридики», и «Надежда» стали «моими» песнями! До сих пор, хотя уже прошло 15 лет, зрители просят эту песню. Даже сегодня в зале ее просили. А у меня с этим ансамблем как раз не было ее в репертуаре – мне было жалко, что я ее не спела… «Надежду» мне подарила Александра Пахмутова на стихи Николая Добронравова. Ее мне прислали мои друзья из «Мелодии» в Варшаву. Она мне очень понравилась и в свой первый приезд после этого в Москву я ее записала. Там было несколько песен, но содержание песни «Надежда» – универсальное, оно всем подходит. В тексте затронуты такие темы, которые людей очень волнуют – разлука, как понять друг друга, радости, которые дарят нам жизнь. Я ее спела и, могу похвалиться, эта песня стала очень популярной, пели ее также многие другие исполнители, но мне очень было приятно, когда я недавно летела на Дни польской культуры в СССР, и со мной рядом в самолете сидел наш первый польский космонавт – пан Хермашевский. Он очень приятный, очаровательный человек – нормальный, веселый ласковый – он летел с женой и своим сыном – он мне рассказал, что именно у космонавтов есть традиция, что перед тем как они улетают, они садятся и в спокойствии просят послушать как раз эту песню. И, несмотря на то, что ее записали очень многие – слушают только в моем исполнении. Тут уж я была страшно гордая, хотя это не в моей натуре! Это очень важно, что люди, отправляясь в полет, не зная, вернутся ли они оттуда, в последние минуты на земле они хотят именно эту песню услышать. В этой песней есть обещание, что все будет хорошо – наверное, поэтому они ее и выбрали.