Изгнание в рай - Анна и Сергей Литвиновы

– Плюс восемьдесят два. Горячевато, – иронически комментирует Томский.

Мужчина падает грудью на бортик, пытается вытащить свою подругу… вот ухватил ее за руку… крупным планом – волдыри от ожогов…

– Миша, – в ужасе ахает Настя. – Это ты? Это ты сделал?..

– Ну, не сами ведь они решили в кипятке искупаться, – усмехается программист. – А менять температуру воды в моем бассейне я могу дистанционно. И по собственному усмотрению.

– Какой ты, оказывается, нелюдь! – бормочет Настя.

Однако Томский искренне удивлен:

– Нелюдь? Я? Но я разве приглашал их в свой дом?!

И добавляет убийственный аргумент:

– По крайней мере, эти двое живы.

– А ты что, и убивать можешь? – Настин вопрос прозвучал хрипло.

Михаил хмыкнул:

– Подобной опции в «умном доме», к сожалению, не предусмотрено. Но если туда попадает человек с неустойчивой психикой… А оператор – то бишь я – проявляет определенную смекалку… Смотри.

Снова несколько быстрых команд, и Настя на экране монитора видит: по комнатам мечется одетая в черное женщина. Ее лицо залито слезами, губы дрожат, повторяют:

– Меня нет! Меня не-ет! Нет!!!

– Это она из-за того, что в зеркалах не отражается, – с напускным сочувствием комментирует Томский. – Ни в одном.

– Как ты это сделал?

– Да обычный защитный экран. С дистанционным управлением. Мы с Кнопкой просто дурака валяли, когда придумывали. Думали, гостей как-нибудь разыграем. А оно видишь, как действует.

Михаил с удовольствием наблюдает, как женщина бросается к зеркалу. Бьет в него кулаком. Осколки, слезы, кровь.

– Сначала ее в психушку заберут. А через неделю она повесится, – с удовольствием сообщает Томский.

– Но за что ты с ней так? – Настя в ужасе.

– В Интернете прочитал, она дочку свою убила, – пожимает программист плечами. – Может, конечно, и врут – раз она на свободе.

– А ты кто? Судья?

Томский не колеблется ни секунды:

– В моем доме – да. Хочу – милую, желаю – казню.

И Настя закрывает лицо руками. Что ей остается?

Только тихо плакать, винить некого. Она сама выпустила Франкенштейна на свет божий.

Прошло восемь месяцев

Поляк с испанским паспортом, он нигде подолгу не жил. Настолько привык к мысли, что его могут искать, что больше месяца на одном месте усидеть не мог. Четыре-пять недель минует, и словно тумблер в организме включался, начинал нашептывать на ухо: «Спасайся! Беги!»

Последним его приютом был островок-отель на Мальдивах. Никакой роскоши, скромные три звезды – Сева деньги на ветер никогда не швырял. Но рыба свежая, море лазурное, небо бархатное – что еще надо одинокому страннику?

Персонал на Мальдивах строго следует правилу: без нужды клиенту на глаза не показывайся. А тут, в недорогой гостинице, прислугу и если нужно не дозовешься. Сева и не звал. Жил автономно. Мокрые полотенца на солнце сохли мгновенно. Еду и воду из магазинчика он приносил в номер сам. А если переполнялось мусорное ведро, не брезговал выбросить.

Июнь, межсезонье, туристов мало. Никто, решительно никто на него внимания не обращал.

Но все равно – минуло четыре недели, и стало казаться: лентяй-батлер вдруг как-то подозрительно часто стал наведываться, убирать комнату. Официант из скучающего превратился в навязчивого. Пара пожилых туристов из Германии приветливо улыбалась и пыталась завязать разговор.

Значит, снова надо бежать.

«Стоила ли овчинка выделки»? – в который раз спросил себя Сева.

Деньги у него пока оставались. Но кочевать – пусть по желанным, интересным местам – надоело изрядно. Да еще этот постоянный, липкий, удушающий страх…

Надо просто его побороть и наконец осесть где-нибудь. Никто не будет его искать – поляка с видом на жительство в Испании.

В пору, когда Сева жил в Москве и вел бизнес, он часто мечтал: выйдя на покой, он подастся в тропики. На островок типа мальдивского.

Мечта – удивительно! – со временем не поблекла. И тропический рай Севе не надоедал. Единственная проблема: затеряться в подобном месте нельзя никак. Вычислили твой райский остров – и все, ты покойник.

Потому придется ему возвращаться в город. Нужно выбрать шумный, но милый. Где-нибудь в Испании, по «месту прописки». Барселона, Толедо, Гранада. Сначала поездить, пожить там и здесь, присмотреться. И наконец купить себе собственное жилье.

Сева включил компьютер, вышел в Сеть. Никаких, избави бог, отелей – начал пролистывать пансионы. Быстро нашел один в Гранаде, на крошечной улочке рядом с университетом. Внимательно рассмотрел картинки: из дома – два выхода, и крыши – вплотную друг к другу (это на крайний случай). Плюс толпы студентов, туристов, полно такси. Годится.

Он отправил запрос. Бронь немедленно подтвердили. Да еще и хозяйка оказалась услужливой, вдогонку к официальной бумаге прислала письмо: что будет рада видеть, спрашивала, не надо ли обеспечить сеньору трансфер. Сева отозвался: «Спасибо, я все организую сам».

Оба не ведали, что их переписка видна еще одному человеку.

Тот сидел, сгорбившись, за компьютером. Отчаянно грыз ногти, хрустел костяшками пальцев. А по лицу его – текли слезы.

…Сеть, которой программист ловил Севу, опутала весь мир. Но очень долго невод приносил одну лишь тину морскую. Трудная задача – найти человека, когда нет ни фамилии, ни имени, ни телефона, ни номера счета.

Томский знал, что Акимов очень любил Америку. Он сумел подключиться ко всем камерам во всех аэропортах и терпеливо ждал, что программа даст ему знать, когда Севка пересечет границу. Безрезультатно.

У бывшего друга были живы родители. Михаил надеялся: когда-нибудь они получат от сына весточку или денежный перевод. Конечно, Акимов предпримет кучу предосторожностей, но Томский не сомневался, что разгадает все хитрости друга. Однако Сева своих стариков полностью игнорировал.

А еще у Акимова была любимая фразочка: «I will arrange everything by myself»[5].

Он часто ее использовал в переписке с иностранцами. Постоянно употреблял в речи – Томский запомнил, когда вместе ездили за границу.

Михаил подумал: преступник может изменить всю свою жизнь. Но вряд ли ему придет в голову избавляться от фигуры речи. Самой обычной.

…Написать и внедрить на основные почтовые серверы ловушку оказалось адски непросто. Но Томский справился с задачей.

Еще одна, вспомогательная программа ежедневно просматривала сотни писем с искомой фразой, выискивала для него самые подозрительные – их он потом читал лично.

Иногда выяснял, кто владелец электронного адреса.

Этот поляк с испанским паспортом насторожил его еще месяц назад.

И сегодня – вместе с письмом в Гранаду – Томский смог получить и фотографию. Сделанную единственной камерой наблюдения на мальдивском островке.

То был Сева Акимов. Он загорел, похудел. Сменил стрижку. Но то был однозначно он.

…За окном маячила в дымке Эйфелева башня.

На крошечном балкончике сидела с бокалом бургундского Настя.

Соседи считали их семьей – правильной и скучной.

Томский справился с рыданиями и заорал:

– Настька! Быстро собирай чемоданы. Мы улетаем!

Она вздрогнула. Капля красного вина сорвалась из бокала, засияла на ее белой блузке ярким пятном, словно кровь.

Михаил вышел на балкон. Нежно коснулся указательным пальцем пятна. Пробормотал – не Насте, собственным мыслям:

– Да… ему будет больно. Очень больно. Как мне.

Настя обещала все сделать за два часа. Купить билеты, забронировать отель, собрать вещи.

– Много барахла не тащи. Все, что нужно, купим на месте, – велел ей Томский.

И отправился коротать оставшееся до отъезда время в любимое логово – кабинет.

Ликовать, что достал наконец Севку, настроения не было. Наоборот, накатила адская усталость. Обычный человек в подобном состоянии валится на диван, открывает пиво и включает телик. А Михаил набрал пароль и вошел в свой дом.

Прошелся по комнатам. Увидел.

Чужая женщина читала книжку в его любимой гостиной с видом на море.

Чужая девочка играла в детской комнате его дочери.

…Поначалу – когда эти двое только приехали – Михаилу вдруг захотелось (сам от себя не ожидал) о них позаботиться. Не похожи они были на предыдущих жильцов – богатых, порочных. К жизни красивой, видно было, непривычны. Тушевались, смущались. К тому же у девчонки оказалась астма. А мамаша – беззащитная, заполошная. Чем-то отдаленно Кнопку напоминала.