Изгнание в рай - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бугай с удовольствием принял купюру, но совсем не ушел. Сказал Кондрашовой:
– Я рядом буду. Если что, кричи.
Лицо Томского болезненно дернулось. Он повернулся к Насте:
– Тут у них камеры, пошли в парк, подальше.
– А ты на меня бросаться не будешь? – кокетливо улыбнулась она.
И себя отругала: зачем она дает ему повод?
Но Миша взглянул на нее равнодушно:
– Анастасия, в меня столько дерьма влили, что я давно импотент.
Как должное причем произнес – нет бы смутиться!
А когда молча углубились в парк, протянул ей флешку.
– Что это?
– Игрушка. Тупая, как народу нужно. Сегодня ночью придумал.
Она уставилась на него во все глаза:
– За одну ночь?! Врешь.
– Настя, я когда-то был гением, – без рисовки, грустно произнес он.
– А где компьютер взял?
– В кабинете врача, Константина этого. Он просил тебя заплатить (сардоническая усмешка) за амортизацию оборудования, дай ему денег, не забудь.
– И что я должна с твоей игрушкой сделать? – Настя недоверчиво взяла флешку в руки.
– Разошлешь всем крупным издателям. Вот список.
Он протянул ей еще один листок.
– А можно… я хоть сама посмотрю сначала?
Томский скривил рот в презрении:
– Я не рисовал мультипликацию. Это просто коды. Ты не поймешь. Чтобы их прочитать, надо быть программистом.
Настя бросила флешку в сумочку. Слегка поклонилась Михаилу:
– Какие будут дальнейшие приказы, шеф?
Взглянул хмуро:
– Ты еще первый не дослушала. Когда тебе начнут перезванивать, приложи все силы, чтобы продать подороже.
– А они начнут?
– Разумеется. – Его лицо не выразило ни малейших сомнений. – Меньше чем за сто тысяч долларов не продавай.
– Миша, – вздохнула она, – у тебя еще и мания величия?
Его глаза были ледяными. Уставился ей в лицо, словно змея:
– Санитара нет, камер нет. Хочешь получить в глаз?
Ей бы тогда сразу повернуться и уйти. Или убежать, если Томский за ней погонится.
Но она чуть помедлила и услышала следующую его фразу:
– Все деньги за игрушку возьмешь себе. Вот. – Михаил протянул ей еще один лист бумаги. – Это отказ от авторских прав. В твою пользу.
Настя пробежала глазами листок: строчки написаны криво-косо, но ее фамилия, имя, отчество, даже паспортные данные – без единой ошибки.
– Ты видел мой паспорт? – пробормотала она.
– Ну да, – пожал плечами мужчина. – Еще когда мы вместе жили. Если ты его меняла – давай перепишем.
– Нет, все правильно. Но сколько лет ведь прошло. Как ты можешь серию с номером помнить?
– У меня всегда была феноменальная память на цифры, – грустно усмехнулся он.
Настя бережно поместила бумагу в сумочку. Взглянула ему в лицо, пропела ангельским голоском:
– Спасибо, Миша. Это подарок за то, что я пробудила тебя к жизни?
– Нет, – покачал он головой. – Подарок я тебе сделаю позже. В более благоприятных обстоятельствах. А это – аванс. За то, что ты мне поможешь.
– В чем?
Его лицо закаменело:
– А ты не понимаешь? Мне надо выбраться отсюда. И как можно быстрее.
* * *Врач Константин Юрьевич проявил отменные задатки дельца. Заявил Насте: я, мол, свои обязательства выполнил, программиста в чувство привел. А если он на волю хочет, то это совсем другие деньги.
– Вы меня на преступление не толкайте! – блеял доктор в ответ на ее упреки. – Я как врач-психиатр имею должностную инструкцию: когда пациент приходит в себя, немедленно сообщить в компетентные органы. Его допросят. Возможно, еще одну экспертизу назначат, признают вменяемым – и вперед, отбывать наказание. Он ведь убийца!
Впрочем, глаза врача блестели лукаво, и Настя не сомневалась: вопрос лишь в цене.
Томский возвращался в реальность семимильными шагами и уже знал, чего хочет он сам. Ни в коем случае не общаться со следователями. И не выписываться официально.
– Мне нужно, – брызгал он слюной, – просто исчезнуть, поняли? А ваше дело все организовать! Я вам плачу, черт возьми, вот и придумывайте.
– Легко сказать! – закатывал глаза лечащий врач. – Смерть оформить? Сам не могу – это комиссия делает. Побег – еще хуже, станут искать. Если только взять на себя ответственность и отпустить в краткосрочный отпуск? Так ты ж оттуда не вернешься, сволочь, а у меня потом неприятности: почему не предусмотрел?
И смотрит хитрованом.
Настя тяжко вздохнула. Вырвала из блокнота листок, протянула доктору.
Тот уверенно черкнул цифру. С удовольствием пересчитал нолики, протянул ей.
– Кто еще здесь сумасшедший?! – возмутилась Настя.
– Как хотите, милочка, как хотите.
Константин Юрьевич разорвал бумажку.
Но Томский велел: деньги достать откуда угодно.
И когда-то свободолюбивая Настя Кондрашова послушно бросилась исполнять приказ.
Михаил, впрочем, не требовал, чтобы она платила из своего кармана. Для начала поручил разобраться: что стало с его имуществом?
Перечислил:
– Во-первых, квартира в Москве, на Маломосковской. Во-вторых, дом в Болгарии. Ну, и доля в нашей с Севкой компании. Продавай все. Доверенность я тебе напишу.
– Ты ведь невменяемый, какая доверенность?
Но он лишь отмахнулся:
– Ничего. Если цену сбросить, и у психа купят.
И Настя отправилась на разведку.
Квартира, как сообщили в домоуправлении, по-прежнему принадлежала Томскому. Кондрашова попыталась получить копию финансового лицевого счета. Но чиновницы сразу насторожились: «Вы его опекун? Или риелтор? К нам из полиции приходили, предупреждали: никаких сделок с квартирой без их ведома не проводить».
Настя стала выяснять, что с фирмой, некогда принадлежавшей Томскому и Акимову. Михаил утверждал: они с Севой – акционеры и совладельцы, Акимов единолично продать ее не может.
Впрочем, как выяснилось, тот ничего и не продавал – просто бросил компанию с пустыми счетами.
А всего хуже обстояли дела с любимой игрушкой Томского – тем самым домом в Болгарии. Он оказался оформлен – как положено по закону – на болгарское юридическое лицо. И восемь месяцев назад был продан.
Михаил, когда об этом узнал, в ярость пришел неописуемую. Брызгал в Настю слюной:
– Срочно лети в Болгарию! Разбирайся, как это могло случиться!!!
Ей и страшно было, и жаль его.
Молча протянула Томскому факс:
– Вот доверенность. Мне из Бургаса прислали. Сказали, ты сам ее выписал, на Акимова.
– Я? Доверенность?! Да разуй, к черту, глаза! Это не моя подпись!
– Значит, иди в полицию и доказывай, – вздохнула Настя. – В суд на Акимова подавай.
Она ожидала нового взрыва гнева, но Михаил вдруг умолк, съежился. Втянул голову в плечи. Вцепился яростно ногтями в лицо.
Настя ждала.
Наконец он опустил руки – на щеках остались царапины. Пробормотал:
– Нет, Настена. Спорить с Севкой в суде я не буду. У меня с ним другой разговор. И другие счеты.
Они шли по больничному парку.
Томский выхватил из травы очаровательного, нежно-зеленого кузнечика. С силою сжал – во все стороны брызнули ошметки.
– Что ты делаешь? – возмутилась Анастасия.
– Репетирую, – усмехнулся Михаил.
И Насте искренне захотелось, чтобы этот совсем не знакомый ей человек остался в психушке навсегда.
* * *За компьютерную игру, которую Михаил написал за одну ночь, предложили двести тысяч долларов.
Именно столько требовал алчный Константин Юрьевич.
Настя от своей доли гонорара благородно отказалась, все деньги передала доктору. И тот через пару дней объявил, что отпускает пациента Томского – в связи со стойкой ремиссией! – в краткосрочный отпуск.
Накануне выписки Константин Юрьевич пригласил Кондрашову к себе в кабинет и взял с нее слово: она обязательно будет следить, чтобы Миша принимал все лекарства.
– Не питайте иллюзий. – Глаза врача смотрели холодно. – Михаил не будет нормальным уже никогда. Пока Томский – просто психопат. Тяжелый. А если не держать его под контролем – станет чудовищем.
– Не очень медицинский термин вы употребили, – попыталась пошутить Настя.
– А как еще объяснить, чтобы вы поняли? – усмехнулся врач. – Берегите себя, милая девушка. Вы ввязываетесь в очень опасную игру.
Она и сама это понимала.
Десять лет назад Мишенька был всего лишь слегка чудным, как положено программисту.
Но сейчас о милых странностях речи уже не шло. Трагедия и предательство превратили Томского не просто в сумасшедшего, но в маньяка.