Генеральская звезда - Эл Морган

— Может быть.

— Я не шучу, Гарри.

— Ах, ты не шутишь! Я дам тебе знать, как только что-нибудь узнаю. А пока можно сказать, что мы бьем по внеплановым целям. Если учесть, как этому парню до сих пор везло, его самолет, вероятно, врежется прямо в двенадцать автобусов со школьниками. Пойду проверю, что делает наша примерная жена. Поддерживай дух у публики, и я лично тебе гарантирую, что наш герой вскоре прибудет.

Я протолкался через зал ожидания, обойдя бар для корреспондентов. Если эта армия в самом скором времени не дождется Бронсона, на моих руках останется тьма пьяных журналистов.

Маргарет сидела в кресле во внутренней комнате. Перед ней стоял полный бокал виски. Не обратив на него внимания, я уселся рядом с Маргарет.

— Я слышал, ты немножко всплакнула для ребят из кинохроники, — сказал я.

— Да. А сейчас я возмещаю то, что потеряла в интересах общественной информации и театров кинохроники.

Она высоко подняла бокал. В ее голосе слышался вызов.

Я и на это не обратил внимания.

— Гарри, у меня есть блестящая идея, — сказала она. — Почему бы нам не вернуться в «Уолдорф» и не дождаться Чарли там? Мы выполнили свой долг. Кинохроника сняла меня в аэропорту. Тебе не кажется, что генералу лучше встретиться с женой и лучшим другом в уединении своих апартаментов в «Уолдорфе»?

Я ничего не ответил и налил себе бокал.

— Не кажется? — повторила она. — Нет? Ну что ж, это была только идея.

— Маргарет, какие у Чарли политические взгляды?

— Политические взгляды?

— Ну да. Кто он: республиканец, демократ, кто?

— Погоди, надо подумать. Он ненавидел Трумэна. Считал, что тот связал руки армии во время корейской войны. Эйзенхауэр тоже не производил на него особого впечатления. Он считал его дилетантом в военном деле, допустившим множество ляпсусов. Макартур тоже был ему не очень по душе. По правде говоря, он, кажется, даже никогда не голосовал. А что?

— Ничего особенного. Просто интересно.

— Ты думаешь выдвинуть его кандидатуру в президенты? Вот было бы здорово! Это был бы триумф Чарли Бронсона. Он мог бы свершить нечто большее и лучшее. Ему не надо было бы довольствоваться убийством отдельных людей, или взводов, или рот. Он мог бы уничтожить всю страну. Уверяю тебя — стоит Чарли Бронсону попасть в Белый дом, как через два года он начнет войну. Какая возможность для Чарли потянуть всех за собой!

— Надо же ему чем-то заняться. Он мог бы выдвинуть свою кандидатуру в сенат. Любая партия будет рада иметь в своем списке национального героя. Это тоже только идея.

— Мне было бы страшно жить в мире, где принимает решения Чарли Бронсон.

— По-моему, Маргарет, мы все время живем в мире, где принимают решения чарли бронсоны. Иногда они на стороне противника, иногда на нашей стороне.

— Что-то ты рассуждаешь слишком мудро для человека, который отказывается поехать с дамой в гостиницу.

— Ты даже не прикоснулась к бокалу, Маргарет.

— Знаю. Не хочется, Гарри, правда.

— Так же, как тебе не хочется возвращаться в «Уолдорф» — со мной или с кем другим?

— Ты видишь все насквозь.

— Маргарет, все это сплошное притворство, своего рода защитный рефлекс.

— Разве?

— А разве нет?

— Чего же я все-таки хочу?

— Это так просто, что мы оба расхохочемся... или заплачем. Ты хочешь, чтобы скорее приземлился самолет с Чарли. Ты хочешь, чтобы Чарли, простой и милый, заключил тебя в объятия и сказал: «Я люблю тебя, Маргарет. Не Элен и не память о ней, а тебя». Тебе хочется всех банальных концов из всех банальных фильмов, какие ты видела. Ты совсем не такая уж сложная натура, Маргарет.

— Заткнись! — крикнула она.

— Вы с Чарли вечно предлагаете мне заткнуться. Вам чертовски жаль себя, не правда ли, Маргарет? Вы провели всю свою совместную жизнь, жалея каждый сам себя. Вы живете на высококалорийной диете самосострадания.

— Наверно, из жалости к себе он напился пьяным, чтобы избежать процедуры первой брачной ночи? Наверно, из жалости к себе он, обнимая меня в постели, назвал меня ее именем? Наверно, из жалости к себе он не мог себя заставить ко мне прикоснуться?

— И тебе начала нравиться власяница, Маргарет? Она кусается, но греет. Вот в чем беда. К ней привыкаешь. О, конечно, сначала ты старалась что-то сделать, не правда ли? Полгода. Или год?

— Неужели ты не можешь замолчать, Гарри? А еще лучше, уходи-ка отсюда и оставь нас обоих в покое. Кому нужна твоя дружба?

— Вы оба молите о ней. Пока что я не вижу никого другого, кто принимал бы вашу дружбу. Боюсь, что я один такой.

— Ты мог бы изъясняться попроще, Гарри.

— О, мы опять стали прежней гордой Маргарет? Прежней девушкой, которая всем говорит: «Кому ты нужен?» Ведь правда же ты такая гордая и неприступная? Послушай, хочешь знать, что я думаю?

Она не ответила.

— В таком случае я тебе скажу. Конечно, ты заслуживала всяческого сочувствия. Но ты потеряла его, милочка, когда перехитрила себя и Чарли. Он не хотел тебя и все время думал об Элен, когда бывал с тобой. Ты не могла этого переносить и стала каждый вечер напиваться, чтобы он забыл, что ты женщина, и не пытался еще раз проверить, может ли выполнять свои супружеские обязанности. Ты предоставила ему такую возможность в первую брачную ночь и, когда он упустил ее, постаралась, чтобы он больше не повторял попыток. Это питало твою жалость к себе, не так ли? Что ж, если он не захотел, рассудила ты, может быть, захочет кто-нибудь другой — и вот ты начала спать с кем попало. Ты не испытывала от этого ни малейшего удовольствия, ведь правда, Маргарет? Больше того, тебе даже было противно. Но ведь при всем твоем отвращении важно было другое. Ты тыкала его носом: «Раз ты меня не хочешь, то найдется кто-нибудь другой. Если тебе это не нравится, прими какие-то меры. Будь мужем». Тебе хотелось этого больше всего на свете, но ты вытворяла такие вещи, что ему никак нельзя было стать мужем. Если ты и не совершила преступления, Маргарет, то уж наверняка стала его косвенным соучастником.

— Ладно, Гарри. Хватит.

— Хватит так хватит.

— Да, Прошу тебя.

— Хорошо.

Мы замолчали. Я отхлебнул из своего бокала. Маргарет сидела, уставившись на бокал, который все еще держала в руке. Потом протянула руку и поставила его на стол. Бокал по-прежнему был полон.

— Так-то лучше.

— Напрасный труд... — проговорила она.

— Что именно?

— Рассчитывать, что на этот раз все пойдет по-другому. Была у меня раз надежда, когда он возвращался домой.

— И что же?

— Тоже ничего не получилось. В тот раз было немного иначе, чем сейчас. Не было ни оркестров, ни школьников с флагами, ни операторов кинохроники, ни телевизионных камер, ни официальных комиссий по встрече. Тогда я действительно старалась, Гарри. Он вернулся домой побитый, поджав хвост, готовый принять утешения понимающей жены. И я была готова его утешить.

— У него было трудное время, Маргарет.

— Мне надоело слушать об этом трудном времени. Почему у него было трудное время? Почему? Потому, что он убил человека? На этот раз он даже не мог свалить вину на немцев. Он сам забил его до смерти кулаками.

— После того, как этот человек пытался его застрелить. Ты кое-что забываешь. А я там был и все видел. Капитан был пьян. Он направил на Чарли пистолет, выстрелил в него, пытался убить. Я давал показания в пользу Чарли в следственной комиссии.

— Хорошо, Гарри. Капитан в него выстрелил. Прекрасно. Чарли отобрал у него пистолет и ударил его. Сколько раз нужно ударить человека, чтобы его обезвредить? Зачем же он разворотил ему лицо, забрызгав кровью всю стену? Зачем забил кулаками до смерти?

— Иногда приходится.

— Если это Чарли Бронсон, ты хочешь сказать?

— Я ничего не хочу сказать. Повторяю, я был там. Хоть под кушеткой, но там. Я страшно испугался. Чарли направился прямо к нему и отобрал оружие.

— И забил его до смерти. Если ты так гордился его поступком, почему тебя еле вытащили из Парижа, чтобы дать показания перед следственной комиссией?

— Мне надо было оставаться в Париже. У меня была срочная работа.

— Врешь, Гарри. Ты увидел того Чарли Бронсона, с которым я прожила всю жизнь. Ты видел его только несколько минут, но так перепугался, что сразу же убежал из пересылки в Париж. Эта сцена не соответствовала сложившемуся в твоем представлении образу старого храброго Чарли, шахматиста Бронсона, не так ли?

— Откуда ты знаешь такие подробности? Ведь тебя там не было, а я был.

— Он сам рассказал мне все подробности. Рассказал, как изводил капитана. Рассказал, что невозможно промахнуться из пистолета на таком расстоянии. Рассказал, как он рассвирепел, когда капитан промахнулся. Рассказал, как держал его и бил, бил, бил.

— Неужели он все тебе рассказал?

— Он не знает, что рассказывал мне. Он говорил сам с собой.