Сонные глазки и пижама в лягушечку - Том Роббинс

– В том, что отца нашей нации низвели до столь позорного статуса, виновато христианство.

– Как это?

– Христианство – лютый враг зубов, мозгов и клитора.

– Враг зубов? – переспрашиваете вы, надеясь, что он не станет развивать клиторную тему.

– Лечение зубов процветало еще в Древнем Египте. Практически у всех мумий запломбированы зубы, залечены каналы, даже коронки стоят!

Даймонд с энтузиазмом жует брокколи, а вы думаете: «Повезло клонированным фараонам. Из саркофагов отправятся прямо в ресторан, кушать бифштексы».

– Евреи считали стоматологическую практику членовредительством, – продолжает он, – а наши европейско-христианские предки верили, что исправлять работу Всевышнего – это страшное кощунство, ибо мы сотворены по образу и подобию, с неправильным прикусом и всеми делами. Если у них болели зубы, это считалось наказанием за грехи или происками нечистого. К тому времени, когда Библия в редакции короля Иакова попала на полки книжных магазинов – примерно в середине восемнадцатого века, – стоматология в Европе стала дурной шуткой. Именно поэтому через четыре тысячи лет после того, как фараону Имхотепу запломбировали каналы, президент Соединенных Штатов Америки был вынужден заменить свои зубы на тупые предметы, выструганные из бревна. Христиане распяли стоматологию вслед за астрономией (вы помните, что случилось с Коперником и Галилеем); они фактически остановили интеллектуально-художественный прогресс. Да, именно так! Великую Александрийскую библиотеку сжег не кто иной, как епископ Римской Церкви, потому что его раздражало столь грандиозное упоминание об успешных предприятиях человечества, предшествовавших появлению Иисуса. Ты представить не можешь, сколько бесценных материалов сгорело в том огне! Научные труды, исторические документы, учебники, древняя мудрость… Наше знание о прошлом, спасительные уроки, которые мы могли бы извлечь, – все пропало по милости самоуверенных христианских поджигателей. Вторая по значению всемирная библиотека находилась, кстати, в Тимбукту – и была сожжена исламскими ревизионистами из точно таких же соображений. История должна начаться с Магомета!.. Если все эти религиозные подонки действительно верят в величие своих богов, почему они так боятся истории, фактов и идей? – Даймонд протыкает вилкой гороховый стручок. – Вопрос риторический. Кушай свой обед.

Если бы куры играли в баскетбол, их ножки выглядели бы точь-в-точь как эти жареные конечности: длинные, грациозные, мускулистые. Хорошо, что отсутствуют ступни (наверное, были обуты в маленькие «Найки»). Даймонд, конечно, видит, что вы к ним и не притронулись.

– Люди всегда в чем-то сомневаются: либо в финансовом положении, либо в состоянии собственных душ, – заводите вы. – Но тебе эти сомнения чужды, не вызывают сочувствия. Неужели ты всегда во всем уверен?

– Я? Уверен? – мямлит Даймонд сквозь кашу пережеванного гороха. – Да никогда! Я сомневаюсь каждую секунду, даже когда сплю. В нашей жизни, малышка, нет такой вещи, как определенность. Чем скорее ты это поймешь, тем лучше. Уверенные не войдут в Царство Божие. То, что люди принимают за душевный покой, – это чистилище. А знаешь, что такое чистилище? Это зал ожидания. Фойе. Мало того что у них неправильное либретто; они еще сидят в фойе, откуда не видно сцены.

– Ну, это иногда к лучшему. Например, если шоу – туфта.

– Иисус Христос, нищий бродяга-реформатор, чьи неудачные попытки очистить иудаизм от коррупции и стяжательства были превращены в грандиознейший доходный бизнес (а неплохо было бы купить долю в христианстве, когда его продавали по шекелю за акцию!), так вот бедняга Иисус говорил, что Царство Божие простерто над землей, но людям не дано его видеть. Надо полагать, Царство Божие – это довольно крутое шоу, хотя рецензии, признаться, не внушают доверия. Но если оно и туфта – все равно в зрительном зале лучше, чем в фойе. По крайней мере можно сделать собственные выводы. Хотя сначала нужно найти свое место и посмотреть, что творится на сцене.

– Каждый чего-то выжидает.

– Да пора уж прекратить. Ожидание сводит с ума, превращает тебя в ничтожество. Даже догоны и бозо не исключение – они ждут Номмо, подобно тем чудакам, что ждут прихода мессии и с каждым десятилетием ожидания становятся все более приземленными. – Даймонд прокалывает морковку. – Что лучше: разом вскрыть нарыв – или часами сидеть в больничной приемной, заполняя анкеты и листая прошлогодние журналы в окружении заразного кашля, детского плача и рассказов о тяжелой судьбе, которые ходят по кругу, как игральные карты? Лучше уж лечь на операционный стол и узнать, что нарыв – это злокачественная опухоль, чем всю жизнь просидеть в приемной на пластиковом стульчике в обществе таких же бедняг. Чистилище не только ниже рая, оно хуже ада!

Даймонд загоняет морковь в узкую улыбку, словно патрон в патронник старинного ружья.

Вы говорите:

– Мы оба знаем, чего жду я.

– Помимо всего прочего, ты ждешь, когда я перестану проповедовать.

– А еще?

– Ну, в данный момент – моей реакции на твое решение… Итак, кареглазая: что ты выбрала? Мудрость или работу?

Вы выпрямляетесь и отодвигаете тарелку с лягушачьими лапками.

– Ларри, боюсь, ты будешь разочарован. Но я…

И тут в районе бара начинается шум. Слышны возгласы «А, черт!» и «Ты видел?!». Даже те, кто не смотрел кино, сейчас прикованы к телевизору, где цвет и звук изменились: мексиканская музыка и скрип гробовых крышек уступили место сдержанно-возбужденной репортерской скороговорке, а кроваво-зеленая гамма сменилась на серо-бежевую. Близорукие глаза не могут распознать размытые образы, но по медленному ритму колебаний можно понять, что речь идет не об уличных беспорядках. Вы машинально встаете и подтягиваетесь к бару.

21:30

К вашей чести, первое, что приходит в голову, – это мысль о Кью-Джо. Вдруг на помойке нашли ее обезглавленный труп? Хотя нет, воскресное кино не станут прерывать из-за мелкой кровавой драмы, которой никого в Америке не удивишь. Да и реакция брокеров заставляет предположить, что новости имеют финансовый характер. Вы взволнованно проталкиваетесь ближе к телевизору.

Экстренный выпуск, как выясняется, посвящен доктору Мотофузо Ямагучи. Вернувшись в отель после раннего обеда, добрый доктор обнаружил, что его номер ограблен. Злоумышленники похитили некое «устройство» или «инструмент» (подробнее не уточняется), играющий ключевую роль в процедуре излечения рака. Без этого «инструмента» выступление Ямагучи на конференции в понедельник будет лишено смысла, а главное дело его жизни рискует если не провалиться, то серьезно пострадать.

– Ну все, «Никкей» накрылся, – комментирует один из брокеров.

– И «Никкей», и «Хэнг Сенг», и «Дакс», и «Кредит Свисс», и «САС», и «ФТСЕ-100»… – уныло вторит другой.

Камера снова и снова обводит место преступления: легкий беспорядок в роскошном номере, толпа людей, доктор Ямагучи в уголке – разговаривает со следователями, пожимает плечами, постукивает зажигалкой по зубам.

– А доктор не очень-то переживает из-за пропажи, – замечает Энн Луиз.

– Ну, япошек не поймешь.

– Это наверняка утка. Вся история с самого начала. Лично я никогда не верил, что он способен лечить рак.

– Да ладно тебе, Джоул. Зачем ему нас дурить?

– Ау-ууу! – воет Джоул.

Прерванное кино возвращается на экран, однако зрители уже не проявляют интереса к кастаньетам и клыкам. Вокруг стойки бара гудит оживленный спор – все брокеры (за исключением вас) говорят одновременно.

– Хотелось бы узнать, что думает Ларри Даймонд, – громко, так что слышит весь ресторан, говорит Энн Луиз. – Но, похоже, мисс Мати ему все мозги вытрахала.

Все брокеры (включая вас) оглядываются в направлении ее указующего перста. Даймонд сидит, откинувшись на спинку стула, с закрытыми глазами и бледным бесчувственным лицом.

– Вы видели его походку? – не унимается Энн Луиз. – Бедняга еле ноги передвигает!

Толпа взрывается грязным смехом. Однако к тому времени, когда вы, гордо встряхивая волосами (включая седые), покрываете половину отделяющей вас от Даймонда дистанции, разговор вновь переходит на Ямагучи.

– Подозревать можно кого угодно, – заявляет кто-то из брокеров. – Фармакологические концерны, Государственный онкологический центр, террористов всех мастей, включая Американскую медицинскую ассоциацию…

– Ларри, ты в порядке?

Капли пота у него на лбу – как стеклянные жуки. Некоторые из них убегают, когда он открывает глаза.

– В полном, – отвечает он вяло. И добавляет уже тверже: – Пойдем отсюда!

Он извлекает из кармана потертых джинсов чудовищный рулон долларов, которого хватило бы для учреждения Техасской биржи, и роняет три банкноты в хлебницу. Затем накидывает кожаную куртку, словно рыцарский плащ. И направляется к выходу, стараясь идти нормально.