Воспламенение - Сьюзен Коллинз

— Я согласна на Сидер, но не на Чэфа, — произношу я. — Во всяком случае, пока нет.

— Сядь и поешь рядом с ним. Я обещаю, что не позволю ему снова тебя целовать, — обещает Пит.

Чэф не кажется таким уж ужасным за обедом. Он трезв и, хотя он говорит слишком громко и отпускает грязные шуточки, большинство из них направлено на него самого. Я могу понять, почему он так нравится Хеймитчу, чьи мысли были такими мрачными. Но я все еще не уверена, что готова объединиться с ним.

Я изо всех сил стараюсь быть более общительной, не только с Чэфом, но и со всей остальной группой. После обеда я иду в секцию определения съедобных насекомых с трибутами из Дистрикта-8: Сесилией, у которой дома осталось трое детей, и Вуфом — по-настоящему старым человеком, который плохо слышит и, кажется, плохо понимает, что происходит, потому что продолжает запихивать себе в рот ядовитых жуков. Мне хотелось бы упомянуть, о том, что я встретила Твил и Бонни в лесах, но я не знаю, как это сделать. Кашмир и Глосс, брат и сестра из Первого, приглашают меня к себе, и мы некоторое время сооружаем гамаки. Они вежливы, но довольно холодны, а я провожу все свое время, думая о том, как убила трибутов из их дистрикта — Диадему и Марвела — в прошлом году и что они, наверное, знали их и, возможно, даже были их менторами. И мой гамак, и моя попытка поладить с ними в лучшем случае посредственны. Я присоединяюсь к Энобарии на тренировке с мечами и обмениваюсь несколькими комментариями, но очевидно, что ни одна из нас не хочет объединяться. Финник снова объявляется, когда я получаю рыбацкие советы, но главным образом для того, чтобы представить меня Мэг — пожилой женщине, которая тоже из Четвертого. Из-за ее дистриктского акцента и искаженной речи (возможно, у нее был приступ), я могу разобрать не больше одного слова из четырех. Но, клянусь, она может сделать вполне приличный рыболовный крючок из чего угодно: шипа, дужки, сережки. Через некоторое время я отключаюсь от тренера и просто стараюсь копировать все, что делает Мэг. Когда я создаю довольно хороший крючок из изогнутого гвоздя и привязываю его к пряди своих волос, она посылает мне беззубую улыбку и дает неразборчивый комментарий, который, думаю, является похвалой. Внезапно я вспоминаю, как она добровольно предложила заменить молодую истеричную женщину из своего дистрикта. Не потому, что считала, что у нее есть хоть один шанс на победу. Она сделала это, чтобы спасти девушку, точно так же, как я вызвалась в том году заменить Прим. И я решаю, что хочу ее в свою команду.

Отлично, теперь я должна вернуться и сообщить Хеймитчу, что хочу сделать восьмидесятилетнюю женщину и Гайку с Вольтом своими союзниками. Ему это понравится.

Так что, я бросаю попытки завести друзей и перехожу к стрельбе из лука, чтобы вернуть себе немного здравого смысла. Это замечательно — иметь возможность попробовать использовать различные луки и стрелы. Тренер, Такс, замечая, что неподвижные цели не являются для меня сложной задачей, начинает запускать этих дурацких поддельных птиц высоко в воздух, чтобы я стреляла в них. Сначала это кажется глупым, но потом даже забавным. Больше похоже на охоту за движущимся существом. Так как я попадаю во все, что он подбрасывает, он начинает увеличивать число птиц, посылаемых в воздух. Я забываю об остальном зале, о победителях, о том, какая я несчастная, и полностью погружаюсь в стрельбу. Когда мне удается подстрелить пят птиц за один раунд, я понимаю, что вокруг настолько тихо, что я могу расслышать каждый их удар об пол. Я поворачиваюсь и вижу, что большинство победителей остановилось, чтобы наблюдать за мной. На их лицах все возможные эмоции: от зависти до ненависти и восхищения.

После тренировки мы с Питом ждем, пока Хеймитч и Эффи выйдут на обед. Когда нас зовут есть, Хеймитч тут же набрасывается на меня.

— Итак, по крайней мере половина победителей поручила своим менторам завербовать тебя в союзники. Я знаю, дело не в твоей солнечной индивидуальности.

— Они видели ее стрельбу, — говорит Пит с улыбкой. — Вообще-то, я видел, как она стреляет по-настоящему впервые. И теперь сам собираюсь официально просить ее взять меня в союзники.

— Ты так хороша? — спрашивает Хеймитч. — Настолько хороша, что тебя хочет сам Брут?

Я пожимаю плечами.

— А я не хочу Брута. Я хочу Мэг и Дистрикт-3.

— Ну, конечно, ты хочешь, — вздыхает Хеймитч и заказывает бутылку вина. — Я скажу всем, что ты все еще решаешь.

После моей демонстрации стрельбы некоторые продолжают поддразнивать меня, но я больше не чувствую, что меня высмеивают. На самом деле я чувствую, что, так или иначе, стала частью круга победителей. В течение следующих двух дней я провожу время почти со всеми, кто собирается на арену. Даже с наркоманами, которые при помощи Пита маскируют меня под поле желтых цветов. Даже с Финником, который дает мне час уроков с трезубцем в обмен на час обучения стрельбе из лука. И чем больше я узнаю этих людей, тем хуже. Потому что, в общем, я не ненавижу их. А некоторые мне вообще нравятся. И некоторые из них настолько поврежденные, что мой врожденный инстинкт — защищать их. Но всем им придется умереть, если я хочу спасти Пита.

Последний день обучения заканчивается нашими индивидуальными показами. Каждому будет дано по пятнадцать минут для того, чтобы предстать перед распорядителями Игр и поразить их своими навыками, но я не знаю, что любой из нас может показать им. Насчет этого звучит множество шуток во время обеда. Что мы можем сделать? Спеть, станцевать, устроить стриптиз, рассказать шутки. Мэг, которую я понимаю теперь намного лучше, решает, что она просто подремлет. Я не знаю, что собираюсь сделать. Немного постреляю, вероятно. Хеймитч велел нам удивить их, если сможем, но я свободна от каких-либо новых идей.

Как девушка из Дистрикта-12, в списке я значусь последней. Столовая становится все тише и тише, пока трибуты выходят один за другим, отправляясь на свои показы. Легче поддерживать непочтительный, непобедимый образ действий, который мы все приняли, когда нас здесь больше. Когда люди исчезают за дверьми, все, о чем я могу думать, сколько дней у них осталось, чтобы жить.

Наконец мы с Питом остаемся вдвоем. Он тянется через стол, чтобы взять мои руки.

¬— Уже решила, что покажешь распорядителям Игр?

Я качаю головой.

— В этом году выстрелить в них я не смогу. Из-за силового поля и всего этого. Может, сделаю несколько рыболовных крючков. Что насчет тебя?

— Без понятия. Жаль, что я не могу испечь пирог или что-то еще, — говорит он.

— Замаскируйся, — предлагаю я.

— Если наркоманы оставят мне хоть что-то, с чем можно будет поработать, — отвечает он, усмехаясь. — Они были будто приклеены к той секции с самого начала обучения

Некоторое время мы сидим в тишине, а затем я выпаливаю то, что прочно засело у нас в головах:

— Как мы собираемся убить этих людей, Пит?

— Я не знаю. — Он прислоняется лбом к нашим переплетенным рукам.

— Я не хочу их в союзники. Зачем Хеймитч хотел, чтобы мы узнали их? — говорю я. — Это будет еще тяжелее, чем в прошлый раз. За исключением Руты, наверно. Но я думаю, что, так или иначе, никогда не смогла бы убить ее. Она была слишком похожа на Прим.

Пит поднимает на меня взгляд, на его лбу появляется складка.

— Ее смерть была самой ужасной, да?

— Ни одна из них не была особо приятной, — говорю я, думая о конце Диадемы и Катона.

Они вызывают Пита, и я сижу одна. Проходит пятнадцать минут. Потом полчаса. Почти сорок минут, когда меня вызывают.

Когда я вхожу, я ощущаю резкий запах моющего средства и замечаю, что один из матов вытащен на середину комнаты. Настроение очень отличается от прошлогоднего, когда распорядители Игр были наполовину пьяны и рассеянно брали кусочки еды с банкетного стола. Они перешептываются, выглядя несколько раздраженными. Что сделал Пит? Что-то, что им не понравилось?

Я чувствую укол беспокойства. Это не хорошо. Я не хочу, чтобы Пит выбирал себя целью для гнева распорядителей Игр. Это часть моей работы. Отводить огонь от Пита. Но как он расстроил их? Потому что я хочу сделать то же самое, даже больше. Нарушить самодовольство этих людей, которые шевелят своими мозгами, чтобы найти забавные способы убить нас. Заставить их понять, что, как и мы уязвимы перед жестокостью Капитолия, они тоже не исключение.

Имеете ли вы хоть малейшее понятие о том, как я вас ненавижу? Думаю я. Вы, кто отдал свои таланты Играм?

Я пытаюсь поймать взгляд Хевенсби, но он, кажется, намеренно игнорирует меня, что он и делал за все время тренировок. Я помню, как он приглашал меня на танец, как радовался, когда показал мне сойку-пересмешницу на часах. Его дружелюбию не место здесь. Как это возможно, когда я простой трибут, а он Глава распорядителей Игр? Такой властный, такой далекий, такой невредимый…