Игра с огнем - Елена Гайворонская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кровавый поток иссяк, медленно превращаясь в чернеющую лужу. Александра осторожно обошла тело. На мгновенье ей почудилось, что скрюченные пальцы на полу вот-вот схватят ее за ногу. Но она тотчас себе сказала: «Не будь дурой. Мертвые не возвращаются».
Сумка валялась поодаль. Когда Александра подняла ее, с уголка закапала кровь. Александра вытерла ее о подвернувшуюся не то рубашку, не то футболку. Сложила оставшиеся деньги и запихнула сумку обратно в зеленый полиэтиленовый пакет, подумав, что теперь, наверно, долго не сможет пить кофе «Якобс»…
Она подняла глаза и неожиданно отпрянула. Из рамочки со столика улыбался ей живой еще и здоровый шантажист, смазливый молодой парень. Он сидел возле полной темноволосой женщины и тщедушного мужичка с пышными усами. Лица у всех были счастливые, безмятежные. Александра ощутила невидимый укол, догадавшись, что это родители человека, захлебнувшегося только что собственной кровью. И скоро их безмятежное спокойствие исчезнет навсегда, уступив место жестокой, раздирающей боли, и так же станут выть и биться головой о холодную стену, оплакивая свое дитя, как некогда Евдокия Звонарева рыдала над телом мертвой Марианны…
– Он сам виноват, – оправдываясь, сказала Александра, переворачивая рамку лицами вниз. – И вы тоже виноваты. Вы воспитали плохого сына…
«Ограбление», – услужливо подсказала сестра.
– Помню, отстань, – отрезала Александра. – Сама бы попробовала…
Страх куда-то улетучился. Осталось сознание, что она совершила что-то важное, не менее важное, чем Романов бизнес. «Если бы он узнал…» – Вместо трепета Александра вдруг ощутила неожиданную гордость. Он всегда считал ее вздорной истеричкой, годной лишь на то, чтобы оттенять его важную персону. А смог бы он так расправится со своим врагом?
Она смерчем прошла по квартире, вырывая ящики, переворачивая вещи. Нашла какие-то деньги, золотую булавку для галстука и выбросила в унитаз. На запястье трупа стыли часы «Сейко». Поморщившись, кое-как подобравшись к телу, стараясь не запачкаться, она стащила часы, расцарапав мертвую руку, и отправила их тоже в санузел. Только тогда она заметила темные пятна на шелковых перчатках. Пробормотав проклятие, вымыла руки с мылом. С перчаток стекала розовая вода. В мокрых было противно. Она еще раз проверила «магнум» в потайном кармане жакета. Поглядела в глазок входной двери, послушала стук собственного сердца и, глубоко вздохнув, отперла замки, которые поддались ей сейчас с удивительной легкостью.
Внизу, на черной лестнице продолжалась гульба. Неряшливая женщина, по виду, домохозяйка, доставала из почтового ящика газету. Заслышав алексадрины шаги, не оборачиваясь, пробормотала под нос: «Опять петарды взрывают, паршивцы». Панельная высотка продолжала привычную размеренную жизнь, в которой всем друг на друга наплевать.
День клонился к закату. Войдя домой, Александра отказалась от ужина, коротко бросив: «Устала». Пройдя к себе, закрылась в своей ванной, вытащила из пакета сумку, на которой все же отпечаталось несколько черных пятен. Александру вдруг замутило. Она едва успела добежать до унитаза, и ее стошнило зеленой вонючей желчью, похожей на липкие водоросли. А когда взглянула в огромное потолочное зеркало, то увидела, что и сама она омерзительно-болотного цвета. Она включила воду, и та потекла в белоснежную ванну, ударяясь о гладкие стены.
«Это еще не все», – сказала старшая сестра, отразившись в потолке.
– Я не хочу… – Умоляюще простонала Александра. – Не могу больше… Пожалуйста, Марианна, не будь хоть ты ко мне жестока…
«Ты позволишь ему трахать свою дочь? Ты даже не сумеешь спрятать его за решетку. Твоя чокнутая девка побежит следом.»
– Я поговорю с ней, – отчаянно заломила мокрые руки Александра.
«И что ты ей скажешь? Маленькая дурочка Шурочка, где ты видела, чтобы дочери бросали своих любовников ради матерей? Особенно ради таких, как ты…»
– Я люблю ее, захлебываясь слезами, шептала Александра. Она самое дорогое, что у меня есть. Посмотри на моих руках теперь кровь…
Красные капли падали с ее пальцев, разбиваясь о теплый мрамор на полу. Александра опустилась на корточки и принялась вытирать его белым полотенцем, на котором отчего-то не появлялось никаких следов.
«Что если завтра она забеременеет? Ты уже готова стать бабушкой, сестренка? Снова будешь сидеть и смотреть, как другие получают то, что не дано иметь тебе?»
– Заткнись! – закричала Александра. – Замолчи!
«Ну, беги, расскажи ей, расскажи ей все!»
– Заткнись! Убирайся! Убирайся!
В мраморный сосуд мутным потоком хлестала из золотой артерии крана теплая розовая вода…
Серо-голубой «Мерседес» плелся по загородному шоссе. Желая заглушить стук собственного сердца, Александра включила магнитолу, но оттуда вырвался горячий полынный суховей…
«Из далека долго течет река Волга…»
– Нет, нет, нет, – прошептала Александра. Она не хотела слушать эту песню, но отчего-то не переключала, а перед глазами раскинулся вдруг безбрежный океан бегущего ковыля, розового от тонущего в его волнах заката…
Забор был тот же. Некогда темно-зеленый, покосившийся, изъеденный дождями и снегами. Та же дорожка, узкая, в зарослях сорняков. То же крыльцо с шатучими ступенями…
«Шурка, что ты там торчишь, входи!»
Она вздрогнула, собравшись бежать без оглядки назад, в спасительный комфортный мир, но, помявшись на затекших ногах, толкнула новую незнакомую дверь. Та оказалась незапертой и отворилась с вопросительным скрипом. Александра шагнула в древесный полумрак. Звук. Повторяющийся, до боли узнаваемый, точно воскресший из прошлого….
Бред. Прошлое не возвращается. Как не оживает молодость…
«– Шура? Здравствуй, проходи.
– Привет. А где Манька?
– На работе. А я вот окна мою…
– На работе? Странно. Сегодня не ее смена. Давай я тебе помогу. От нее не дождешься… Марианна ведь у нас принцесса…
– Что ты хочешь сказать?
– Только то, что сказала. Давай, я помогу тебе вымыть окна.
– Нет не это. Насчет Марианны…
– Что ты ее разбаловал. Но это не мое дело.
– Она сказала мне, что сегодня работает.
– Значит, так оно и есть. Я могла перепутать. Ты ведь любишь ее, да?
– Да, люблю. Очень.
– И веришь ей во всем?
– Да, верю. Что ты хочешь сказать, Шура?
– Ничего. Дай мне тряпку и газету. Я полезу на окно в гостиной…»
– Анюта, это ты?
Александра не сразу поняла. Чье имя замерло на губах мужчины, появившегося из недр старого дома и застывшего перед ней с немым изумлением в ярко-синих, как степное небо, глазах.
– Шура?
– Не двигайся, Марк, – прохрипела она, поднимая руку с прыгавшем в ладони пистолетом, прицеливая черное дуло. – Я пришла тебя убить.
Она отчаянно желала увидеть на его лице, ненавистном, все еще красивом, то, подсмотренное накануне, выражение безотчетного страза, которое лишает жертву человеческого облика. Тогда, она чувствовала, ей было бы проще нажать на курок, потому что ощущать себя охотником куда легче, чем просто убийцей.
Но он не испугался. Возможно, растерялся чуть-чуть. И немного удивился. Но лишь на мгновение. Брови приподнялись и тут же опустились на прежнее место. Точно знал он, что ЭТО может произойти в любую минуту, ожидал и был готов.
– Что ж, – проговорил он, проведя рукой по темно-русым мягким волосам, тотчас разлетевшимся плавными завитками. – Может, так всем будет лучше. Если ты уверена, что потом сумеешь жить спокойно. Поверь, это куда сложнее, чем убить.
– Заткнись! – выпалила Александра. Пистолет плясал так, словно кто-то тряс ее за плечи, и ей пришлось вцепиться в рукоятку обеими руками. – Как-нибудь справлюсь.
– Наверно… – губы Марка тронула непонятная усмешка. – Твоя сестра недооценивала тебя, Шура. Ты всегда была сильной женщиной. Очень сильной.
– А ты всегда был слабоумным идиотом.
– Когда-то ты так не считала.
Пляшущий палец надавил на курок. Пистолет оглушительно рявкнул, выплюнул пулю, и та, просвистев возле уха мужчины, бессмысленно ткнулась в бревенчатую стену.
– Мимо, – проговорил он хрипло, облизнув губы. На шее вздулись вены. – Попробуешь еще, или поговорим как нормальные люди?
– Не разговаривая со мной в таком тоне! – выкрикнула Александра, и ее голос зазвенел под низким потолком. Совсем как у дочери.
– Убери пистолет в сумку, – жестко выговорил Марк.
И Александра, сама себе удивившись, подчинилась приказу мужчины. А потом вдруг разрыдалась, как девчонка, закрыв лицо ладонями, ненавидя себя за идиотскую слабость, с которой ничего не могла поделать.
Он молча подхватил ее, провел в комнату, усадил на скрипучий диван, сам отошел к наполовину вымытому окну и, глядя сквозь него на глухой зеленый забор, переведя дыхание, тихо вымолвил:
