Вундервафля. Сборник - Олег Дивов

Но ведь и эти парни недаром едят свой хлеб по пятой военной норме; они отчаянно дерутся на самолетиках из фанеры и тряпочек. И юный маленький лейтенант с нелепым прозвищем — опытный пилот-«ночник». Вернулся из опасного дневного полета, а попроси ты его немедленно отправиться к черту на рога — крикнет: «От винта!» с веселой готовностью. Да, имеет наглость требовать от маршала, чтобы тот надел поясной ремень. И прицепит к ремню дурацкую веревку, будто маршал ему вроде мешка картошки. Ну вот такой он непосредственный, Тяпа. И он тебя не боится.

Этот если маршала угробит, а сам уцелеет, то немедленно застрелится не с перепугу, а со стыда. Хороший мальчишка…

— Пассажир должен быть пристегнут страховочным фалом!

— Это я — пассажир?! — возмутился Жуков.

Маршал поддернул рукав плаща и бросил взгляд на запястье: несмотря на досадную задержку, он пока что всюду успевал с запасом, неплохой выдался день. Можно было тут пообедать или хотя бы чаю напиться, а он занимается черт-те чем, препираясь с мальчишками, и ему вдруг хорошо. И мальчишки будут гордиться, что возражали ему. Пускай учатся отстаивать свое мнение, пускай… И он совсем не сердится на них. Похоже, он немного отдохнул душой в этом полку. Пора двигаться дальше.

— А вдруг Тяглов перевернется, товарищ маршал?!

— Зачем?! — натурально опешил Жуков.

Ему как-то раньше не приходило в голову, что «У-2» может на всем ходу взять да перевернуться в воздухе.

— Я не нарочно, — пообещал Тяпа.

— Но вдруг надо будет! — подсказал замполит.

Тут очень вовремя прибежал еще один маленький лейтенант и вытянулся в струнку. В левой руке у него был летный шлем, в правой — широкий кожаный ремень.

— А вот и Клёпа! — обрадовался маршал.

У Клёпы сделалось такое выражение лица, будто его уже расстреляли. Вчера или даже позавчера.

Осенний вечер был пасмурный и серый, ждали дождя, а он все не шел, просто воздух намок почти до капелек. Зато вот-вот — и либо польет, либо облачность совсем низко опустится, либо наконец стемнеет, главное, уже никто никуда не полетит, кроме ночных бомбардировщиков. Замечательно. Нам только этого и надо.

…Тяпа зевнул и про себя выругался.

Тяпа мог «отвезти» маршала не только без карты, а хоть с завязанными глазами. Переученный штурман — лучший пилот для «У-2», а у Тяпы было еще прозвище «дважды пилот Советского Союза». Сначала он получил аэроклубовские «корочки», потом его загнали на штурманские курсы, и полтора года он честно отлетал в задней кабине. За это время Тяпа развил в себе редкую въедливость при изучении местности: зубрил и долбил, вбирал карту в память так глубоко, что к моменту выхода на новый участок она была ему фактически не нужна. А потом в кромешной тьме выводил самолет на цель, исходя всего лишь из трех известных: скорость, время, поправка на ветер. Так умели все штурманы-«ночники», только и разница, что одни получше, другие похуже. Это была их работа, это была их жизнь.

Дальше с родным полком стряслась беда: некому разбить стратегически важную переправу, бомбить надо среди бела дня, потому что к переправе немец прет со страшной силой, а в наличии только «ночники»: вперед, ребята, пан или пропал, иначе всем хана будет! За тот день полк уполовинился, а переправа так и стояла. Тогда командир сказал: «Выносите знамя на старт, и мы с замполитом летим первые…» Всех, кто выжил, наградили щедро, только командир с замполитом как-то малость разлюбили это дело — летать. Но подумать о них плохо никому и в голову не пришло бы.

Тяпу с Клёпой та беда не тронула. Они были уже мастерами ориентировки, хитрецами и ловкачами, способными закинуть бомбу в дымовую трубу, но над той распроклятой переправой это мало стоило — больше значила простая удача. Любой боевой вылет на «У-2» в дневное время — поединок не только с врагом, но и с судьбой еще. Вон как Тяпа сегодня без хвоста остался, а отвались тот хвост на минуту раньше?.. Всем хорош «рус фанер», если уметь им пользоваться, только слишком много желающих засадить в него пулю, а то и снаряд. И убились бы парни над переправой запросто. Только не было их в полку, они вернулись на сутки позже — сбежали из госпиталя, один с заживающим пулевым, другой с осколочным. И Тяпа стал пилотом, что называется, явочным порядком, два дня и три ночи потренировавшись, а Клёпа сел к нему штурманом. Получился отличный экипаж, и нащелкал он с той поры боевых вылетов без счета. Много. Тяпа, правда, не считал, не имел такой привычки, а Клёпе было просто все равно — он не умел играть на баяне, вот что его волновало по-настоящему. Играть Клёпу учил старлей Матвиенко, которому нынче вынесло голову из кабины, совсем не повредив самолет. На этом самолете теперь едет по небу Тяпа — без верного Клёпы и даже без баяна, зато с целым маршалом, пристегнутым за пояс страховочным фалом.

Кстати, в прошлый раз маршал на Тяпу гавкнул и поехал без страховки. Тяпа дал себе зарок: если снова подвернется важная птица, фиг она у него непристегнутая взлетит. У комэска-два секретный пакет выпал из задней кабины, пока самолет удирал от собственных зениток, становясь то и дело вверх копытами. И пакет не нашли, и только чудом комполка защитил комэска-два от капитана Ворона: операция началась, устарели документы. А если у тебя генерал вывалится? У генералов срока годности нет.

…Тяпа снова зевнул и опять выругался про себя.

Вылет не боевой, в служебной книжке лейтенанта Тяглова он будет отмечен как спецзадание, но ты все равно крути башкой, следи за воздухом. И поменьше думай, какой у тебя важный пассажир. Ты сам важный пассажир.

Вообще, лейтенанту Тяглову после отвала хвоста надо было не пассажиров по небу катать, а сказать, что с него хватит подвигов на сегодня, принять сто граммов или все двести и ложиться баиньки. Клёпа настоятельно советовал именно это и сделать. Им нынче крупно повезло, а удача — штука с ограниченным запасом прочности. Старый механик дядя Боря Шмаровоз, когда увидал искалеченный самолет, одно только и сказал: «Чтоб я так жил, сынок, как ты долетел!»

И замполит, пожалуй, сглупил, когда спросил: «Руки-ноги не дрожат? А то в штаб фронта смотаешься?», а Тяпа вдвойне сглупил, когда утер расцарапанную физиономию и ответил: «Да хоть сейчас!» Но ведь и замполита надо понять, он дядька мировой и просил тебя по-человечески не ради прихоти. Ему требовался надежный пилот, который сто пудов не заблудит без штурмана, а вдобавок уже возил Жукова и не забоялся — это, знаете, тоже имеет значение. Некоторые как увидят Жукова, сразу до ближайшей воронки бегут. А Тяпа чувствовал себя распрекрасно, и смотаться до штаба фронта ему было за отдых по сравнению с дневной разведкой. А если кому придет в голову еще разок отправить Тяпу к черту в зубы — извините, нету лейтенанта Тяглова, убыл на спецзадание. Себя Тяпа не очень жалел, больше за Клёпу волновался: это ведь прямо у штурмана за спиной отвалился хвост, довольно с него сильных впечатлений. Пускай остается в полку, берет баян и разучивает «Амурские волны». А Тяпа слетает недалеко, потом скажет комэску, что выдохся: Жукова возить — это вам не хухры-мухры. Комэск — мужик отличный, все поймет, тогда они Матвиенку помянут, и больше их никуда не пошлют.

То есть со своей точки зрения Тяпа удачу больше не испытывал, а напротив, давал ей роздых на ближайший отрезок времени.

Тяпа всегда действовал очень расчетливо и глядел далеко вперед, принимая во внимание помимо метеоусловий, аэродинамики и баллистики еще психологию, физиологию и даже иногда зоологию — это когда надо было подбросить дохлую ворону капитану Ворону. Не родись Тяпа одаренным тактиком, он бы давно угробился: немцы-то спят и видят, как бы его ухлопать. Но Тяпа — голова. Во всяком случае, он так о себе думал, и все остальные так думали, иногда даже замполит и комполка. Иного мнения придерживался один только капитан Ворон; благодаря чтению доносов он знал о Тяпе куда больше других и подозревал, что маленький лейтенант просто дьявольски отважный и везучий сукин сын, образцовый комсомолец из книжек про гражданскую войну, но рано или поздно допрыгается. У Ворона свой парень погиб в сорок первом под Москвой, на истребителе, ну в точности такой же парень, и когда суровый капитан видел Тяпу поблизости, ему хотелось то обнять его, то пристрелить — одним словом не выразишь. Скорее все-таки обнять. А еще скорее — нещадно выпороть до поросячьего визга. Чтобы прекратил искушать судьбу.

Тяпа был и правда умница, но совсем еще мальчишка и простоват, временами чересчур, он ради пользы дела мог такое отчебучить, что все за головы хватались, — потому и Тяпа. И ведь молчали, как партизаны, чтобы Тяпу не наказали. Бомбить на «У-2» «соткой» с пикирования, рискуя поймать бомбу на шасси; атаковать с включенными фарами, «потому что было плохо видно, а немцы не сразу расчухают»; ходить в лобовую на бронепоезд и долбить «эрэсами» в морду — список тайных подвигов, а попросту воздушных хулиганских выходок маленького лейтенанта набирался велик и ужасен.