Эпиграммы - Марк Марциал

Ибо любить он вдвойне может сегодняшний день.

В день, когда, за венком стремясь тарпейским,

Диодор из Фаро́са в Рим поехал,

Филенида, чтоб муж скорей вернулся,

Обещала лобзать ему, как дева,

5 То, что любят и чистые сабинки.

И хотя был корабль разрушен бурей,

Диодор из валов морской пучины

По молитве супруги все же выплыл.

О бесчувственный муж и нерадивый!

10 Дай мне дева моя обет такой же,

Я бы с берега прямо к ней вернулся.

Понтик, ты никаких не трогаешь баб, а Венере

Ежели хочешь служить, левою служишь рукой.

Это, по-твоему, вздор? Нет, грех преступнейший, верь мне, —

Так он велик, что тебе и не постигнуть его.

5 Разом троих сыновей заимел Гораций от бабы,

Разом двух близнецов сделал от Илии Марс, —

Все бы пропало у них, если б оба они в рукоблудстве

Вместо соитий себе гнусных искали утех.

Помни: природа вещей сама говорит тебе, Понтик:

«Что между пальцев своих губишь ты, — то человек!»

Процветай, Аполлон, в полях Миринских,

Лебедей наслаждайся старых пеньем,

Пусть тебе услужают вечно Музы,

Пусть не лжет никому твоя дельфийка,

5 Пусть тебя Палатин и чтит и любит:

Испроси поскорей двенадцать фасций

У благого ты Цезаря для Стеллы.

Буду я должником твоим счастливым

И тельца с золочеными рогами

10 Принесу на алтарь тебе я сельский.

Жертва, Феб, родилась уже! Что ж медлишь?

216

Льва, чтобы мягче сидеть, расстеливший на жестком утесе,

В маленькой бронзе отлит, это — великий наш бог.

Вот, запрокинув чело, на созвездья глядит, что держал он;

В левой руке у него — палица, в правой — вино.

5 Это не нашей страны, не резца современного гордость, —

Славный Лисиппа талант видишь ты в этом труде.

Бог этот стол украшал владыки из Пеллы, который,

Скоро землей овладев, в ней, победитель, лежит.

У алтарей Ганнибал ему мальчиком в Ливии клялся,

10 Грозному Сулле велел он самовластье сложить.

Но оскорбляла его дворцов надменных жестокость,

И предпочел он тогда жить среди ларов простых;

Он сотрапезником был Молорху любезному древле,

Богом ученому быть Виндику хочет теперь.

217

Про Алкида у Виндика спросил я,

Чьей рукою он сделан так удачно?

Как всегда улыбнувшись, подмигнул он:

«Ты по-гречески, что ль, поэт, не знаешь?

5 На подножии здесь стоит ведь имя».

Я «Лисипп» прочитал, а думал — Фидий.

Только что ты воевал под Медведицей гиперборейской,

Медленный ход вынося гетского неба светил,

Ныне же сказочный кряж и средь гор утес Прометеев

Прямо пред взором твоим скоро предстанут тебе.

5 Ты, увидавши скалу, оглашенную воплем могучим

Старца, воскликнешь тогда: «Тверже он был, чем она!»

Да и прибавишь еще: «Пересиливший муки такие

Истинно в силах создать был человеческий род».

Строится Геллий всегда: то двери он новые ставит,

То подгоняет ключи и покупает замки,

То поправляет он окна свои или их заменяет:

Только бы строить! На все он, что угодно, готов,

5 Чтоб, если кто из друзей попросит дать ему денег,

Мог бы ответить ему Геллий: «Да строюсь я, друг».

И Демокрит, и Зенон, и Платон загадочный, — словом,

Все, у кого заросло грязной лицо бородой, —

На языке у тебя, будто ты Пифагора наследник;

Правда, твоя борода так же длинна, как у них.

5 Но (что вонючим, косматым козлам уже поздно и гнусно)

Дряблое тело свое похоти ты отдаешь.

Ты, что философов всех основанья и доводы знаешь,

Панних, скажи, кто тебя мерзости этой учил?

Четверть имущества мне, головою клянясь и богами,

По завещанию ты, Гаррик, сулил отказать.

Я и поверил, скажи, кто же счастье свое отвергает?

И посылал я дары, эту лелея мечту.

5 Я, между прочим, послал тебе лаврентского вепря

Редкого веса: ты счесть мог калидонским его.

Ты же немедля позвал и народ и сенат отобедать;

Вепрем моим до сих пор Рим продолжает рыгать.

Сам я (поверить нельзя!) не был позван и самым последним,

10 Ребрышка не дали мне, не был мне послан и хвост.

Что же надеяться тут на четвертую часть твою, Гаррик?

Даже двенадцатой мне доли мой вепрь не принес.

Вот она, тога, в моих частенько воспетая книжках;

К ней мой читатель привык, и полюбил он ее.

Встарь от Парфения я получил эту тогу (поэта

Памятен дар мне) и в ней всадником видным ходил

5 В дни, когда новой была и лоснилась шерстью блестящей,

В прежние дни, когда шло имя дарителя к ней.

Нынче старуха она: погнушается ею озябший

В стужу бедняк, и назвать можно ее «ледяной».

Долгие дни и года, вы губите все без разбора!

10 Уж не Парфения, нет: сделалась тога моей.

218

Как утверждаешь ты, Гавр, мое дарованье ничтожно,

Ну а любим я всего только за краткость стихов.

Не возражаю. Но ты, что в двенадцати книгах Приама

Выспренне битвы поешь, ты-то, спрошу я, велик?

5 Брутова мальчика я создаю и живого Лангона,

Твой же, великий наш Гавр, слеплен из глины гигант.

Как ты всегда умолял, против воли брата, всевышних,

Так и свершилось, Лукан: умер ты раньше него.

Это завидно ему, ибо Туллу к теням стигийским,

Хоть он и младше тебя, первым хотелось уйти.

5 Ты в Елисейских полях и, живя в пленительной роще,

Жаждешь впервые теперь брата не видеть с собой.

И, если Кастор идет на смену Поллукса с неба

Звездного, просишь его не возвращаться назад.

Квинт Овидий, поверь, что день рожденья

Твой — Календы апреля (заслужил ты), —

Как свои я люблю Календы марта,

Оба утра мне радостны, и надо

5 Лучшим камушком эти дни отметить!

Этот жизнь подарил мне, этот — друга.

Больше дали мне, Квинт, твои Календы!

В день рождения, Квинт, я хотел тебе скромный подарок

Сделать, но ты запретил: властный ведь ты человек.

Надо послушаться: пусть, что обоим нам хочется, будет,

Что нам приятно двоим: ты одари меня, Квинт.

Если бы дрозд у меня серел на пиценской оливе

Или в сабинском лесу сети стояли мои,

Если б тянулся камыш у меня за летучей добычей

И прилипали б к моим птицы тростинкам в клею,

5 Я б одарил тебя, Кар, как родного, праздничным даром,

Деда и брата — и тех не предпочел бы тебе.

Но только тощих скворцов или зябликов жалобных слышит

Поле мое по весне да болтовню воробьев;

Здесь отвечает на крик сороки, здороваясь, пахарь,

Рядом тут коршун парит хищный, летя к небесам.

Вот и дарю я тебе подарочки с птичника-крошки.

Коль принимаешь ты их, будешь ты мне как родной.

219

В Родственный праздник, когда посылают во множестве птицу,

Флакк мой, готовя дроздов Стелле, а с ним и тебе,

Я осажден был толпой огромной, несносной, где каждый

Первым себя и моим искренним другом считал.

5 Двух я хотел ублажить, но многим нанесть оскорбленье

Небезопасно, а всем мне не по силам дарить.

Выход был только один: чтобы мне никого не обидеть,

Флакк, я и Стелле дроздов, да и тебе, не пошлю.

Оруженосец идет Спендофор с господином к ливийцам:

Будь же готов, Купидон, мальчику стрелы отдать,

Коими юношей ты поражаешь и девушек слабых;

Гладкое пусть и копье держит он нежной рукой,

5 Щит же, и панцирь, и шлем я тебе самому оставляю:

Для безопасности он должен сражаться нагим.

Не был ни дротом задет, ни мечом, ни стрелою из лука

Партенопей, пока он не был накрыт шишаком.

Всякий умрет от любви, кого поразит этот мальчик.

10 Счастлив же тот, кого ждет эта благая судьба!

Мальчиком к нам возвратись, игривый людей соблазнитель:

В Риме пусть станешь у нас мужем, не в Ливии ты!

Стёртей нет ничего плащей Гедила:

Ни ушка у коринфской вазы старой,

Ни побитой спины у мула в ранах,

Ни бугров на Фламиньевой дороге,

5 Ни камней, что блестят на побережье,

Ни мотыг в виноградниках этрусских,

Ни засаленной тоги мертвых нищих