Эпиграммы - Марк Марциал

Чтобы подвыпивший гость разгорался ко кравчему страстью

И променять не хотел на Ганимеда его?

Чтобы забрызганный мул плащи мне тирские пачкал,

И управлялся бы мой тростью массильскою конь?

15 Все это вовсе не то: клянусь я богами и небом!

«Что же?» Я строить, Пасто́р, буду и всех одарять.

Ты, кому выпала честь осененным быть золотом Девы,

Где ж от Паллады теперь, Кар, украшенье твое?

«В мраморе сделанный лик владыки, ты видишь, сияет?

Без принужденья венок мой на него перешел».

5 Может завидовать дуб благочестный оливе из Альбы:

Непобедимую он первый главу увенчал.

213

Кто, подражая чертам палатинского мощного лика,

Мрамором Лация мог Фидия кость превзойти?

Тут всего мира лицо, тут светлый Юпитера облик:

Так посылает сей бог гром, в чистом небе гремя.

5 Кар, не один лишь венок тебе уделила Паллада,

Но и подобье вождя, что почитаем тобой.

Стоит на Гилла взглянуть, когда он вино подает нам,

Искоса смотришь на нас ты с подозрением, Афр.

Что за провинность, скажи, на нежного кравчего глянуть?

Мы и на солнце глядим, звезды и храмы богов.

5 Что ж, отвернуть мне лицо, как будто бы кубок Горгона

Мне подает и в глаза метит она и в уста?

Как ни суров был Алкид, а на Гилла глядеть было можно,

И с Ганимедом самим может Меркурий играть.

Если не хочешь, чтоб гость глядел на прислужников нежных,

10 Ты уж Финеев к себе, Афр, и Эдипов зови.

214

Стихотворенья свои посылать речистому Нерве

То же, что Косму дарить было б рожковую мазь,

В Пестум фиалок послать и цветов бирючины белой

Или же с Гиблы пчеле мед корсиканский давать.

5 Очарование есть между тем и у маленькой Музы,

И при морских окунях в скромной оливке есть вкус.

Не удивляйся же ты, что, ничтожество зная поэта,

Талия наша дрожит перед сужденьем твоим:

Сам ведь Нерон, говорят, твоих ушей опасался

10 В юности, если читал скользкие шутки тебе.

Хоть вовсе безволосы, Хрест, твои чресла,

И весь перед твой — как стервятника шея,

И череп глаже у тебя, чем зад девки,

И нет ни волосочка на твоих икрах,

5 И с губ ты бледных беспощадно их щиплешь, —

Камилл и Курий, Квинтий, Нума, Анк Марций

И весь косматый люд философов строгих

Сойти не могут с громких уст твоих грозных:

В борьбе ты вечной против зрелищ и шуток.

10 Но если подвернется вдруг тебе мальчик,

Не состоящий под надзором у дядьки

И у кого от похоти конец вздуло, —

Его подманишь ты, и мне сказать стыдно,

На что тогда Катонов твой язык годен.

Баловень сцены, краса и слава игр театральных,

Я — тот Латин, кому ты с радостью рукоплескал.

Я и Катона умел превратить в посетителя зрелищ,

Строгих Фабрициев я, Куриев мог рассмешить.

5 Но от театра у нас ничего я не перенял в жизни,

Только искусством своим славу актера стяжав.

Будь я безнравственным, мне не стать бы любимцем владыки:

В самые глуби души зорко глядит этот бог.

Пусть параситом для вас лавроносного Феба я буду,

10 Лишь бы знал Рим, что его был я Юпитера раб.

С Нестора старостью ты, Филенида, сравнялась годами

И поспешила уйти к Дита подземным водам.

Не дожила ты еще до лет Евбейской Сибиллы:

На три ведь месяца та позже скончалась, чем ты.

5 Что за язык замолчал! Ни невольничьих тысяча глоток

Не заглушала его, ни у Сераписа вой,

Ни мальчуганов толпа кудрявых у школы поутру,

Или стада журавлей, что у Стримона кричат.

Кто ж теперь спустит луну колдовством фессалийским на землю,

10 Сводничать кто же теперь сможет так ловко, как ты?

Легкой земля тебе будь, пусть покроет песок тебя тонкий,

Так чтобы кости твои вырыть легко было псам.

В Каппадокийском краю жестоком скончался Антистий

Рустик. О, горе земле, в этом повинной грехе!

Кости с собой увезла дорогого супруга Нигрина

И горевала, что путь не был длиннее домой.

5 А зарывая в холме ненавистном священную урну,

Будто вторично она горестной стала вдовой.

Велий, когда он в поход арктический с Цезарем вышел,

Птицу вот эту обрек Марсу за здравье вождя.

Полностью восемь кругов луна описать не успела,

Как уж потребовал бог в жертву обещанный дар.

5 Радостно гусь побежал к своему алтарю добровольно

И на священный очаг малою жертвою пал.

Видишь ли, — восемь монет висят из открытого клюва

Птицы? Сокрыты они были в нутре у нее.

Коль серебро за тебя, а не кровь проливается, Цезарь,

10 Жертва внушает, что нет больше в железе нужды.

Той я хочу, что легка, что гуляет повсюду в накидке,

Той, что уже отдалась раньше рабу моему,

Той я хочу, что себя целиком продает за денарий,

Той я хочу, что троим сразу себя отдает.

5 Та же, что деньги берет и важною речью встречает,

Пусть толстосума себе из Бурдигалы возьмет.

Рукоплесканья в бане услыхав, Флакций,

Пойми: туда Марон вошел с своим хреном.

Ложной могиле своей посмеялся Юпитер на Иде,

В Августа небе узрев царственный Флавиев храм,

И за столом у себя, когда нектара выпил он вволю,

Весело Марсу подав кубок своею рукой,

5 Да и на Феба взглянув и на Фебу, с ним бывшую рядом,

Возле которых Алкид с верным аркадцем сидел,

«Вы, — обратился он к ним, — что воздвигли мне памятник Гносский,

Видите: бо́льшая честь Цезаря быть мне отцом».

Ловко всегда, Филомуз, приглашенья добьешься к обеду

Тем, что за истину ты всякий свой вздор выдаешь.

Знаешь ты все, что Пакор замышляет в дворце Арсакидов,

Сколько на Рейне стоит, сколько в Сарматии войск,

5 Ты распечатаешь нам приказ предводителя даков,

Предугадаешь, кого лавры победные ждут,

В темной Сиене дожди перечислишь с фаросского неба,

Знаешь и сколько судов вышло с ливийских брегов,

Знаешь для чьей головы зеленеют оливы Иула

10 И увенчает кого дубом небесный отец.

Брось ты уловки свои: у меня ты обедаешь нынче,

Но при условье, чтоб ты мне не болтал новостей.

215

Лишь увидал, что остриг себе кудри Авзонии кравчий,

Мальчик-фригиец, что так богу Юпитеру мил,

«То, что твой Цезарь, смотри, своему разрешает любимцу,

Ты своему разреши, — молвил он, — о властелин:

5 Первый таится пушок у меня уж при локонах длинных

И, улыбаясь, меня мужем Юнона зовет». —

«Мальчик мой милый, — ему ответил небесный родитель, —

Я не по воле своей должен тебе отказать:

Тысяча схожих с тобой у нашего Цезаря кравчих,

10 Даже огромный дворец тесен для всех этих звезд.

Если ж, остригшися, ты получишь обличие мужа,

Где ж мне другого найти, чтобы он нектар мешал?»

Хоть ты и дома сидишь, но тебя обряжают в Субуре,

Косы пропавшие там, Галла, готовят тебе,

Зубы на ночь свои ты вместе с шелками снимаешь

И отправляешься спать в сотне коробочек ты:

5 Вместе с тобой и лицо твое не ложится, и только

Поданной утром тебе бровью и можешь мигать.

Нет уваженья в тебе и к твоим непристойным сединам,

Что среди предков своих ты бы могла почитать.

Всё же утехи сулишь ты несчетные. Тщетно: оглохли

10 Чресла мои, и хотя слепы, но видят тебя.

Хоть ты идешь, Агатин, на самые смелые штуки,

Но нипочем своего ты не уронишь щита:

Хочешь не хочешь, к тебе он по воздуху вновь подлетает

И на ноге, на спине, ногте, макушке сидит.

5 Пусть даже скользок помост, обрызган корикским шафраном,

Тента пускай натянуть Нот быстролетный не даст, —

Дела нет мальчику: щит катается вольно по телу,

И не боится ловкач влаги и ветра ничуть.

Даже окончивши все, промахнуться тебе невозможно:

10 Без мастерства ни за что ты не уронишь щита.

Первым был нынешний день Палатинского днем громовержца:

Рея Юпитера в день тот же хотела б родить.

В этот же день родилась и Кесония — Руфа супруга:

Матерью дан был такой ей исключительный дар.

5 Мужу супружество с ней двойного исполнено счастья,