Ее зовут Тьма - Келли Китон

Я перестала прятаться, ведь я, как и Виолетта, тоже была непохожей. И здесь, в Новом-2, мне не нужно было притворяться перед Себастьяном.

— Не понимаю, — выслушав меня, сказал Себастьян, — зачем Афине обрекать женщин в вашем роду на такие глаза, как у тебя, и волосы оттенка… лунного сияния?

Он потрогал тугой узел у меня на затылке и слегка потянул. Я перехватила его руку.

— Не надо, прошу тебя…

Но Себастьян продолжал понемногу ослаблять плотно скрученный узел. У меня перехватило дыхание и пересохло во рту, а сердце билось все быстрее и чаще.

— Зачем, — тихим, проникновенным голосом продолжил он, — наделять твоих прародительниц красотой, чтобы потом обречь их на смерть накануне двадцати одного года?

— Не знаю…

Я разглядывала свои руки, безвольно лежавшие на коленях, и дрожала от ночной прохлады. При его словах мне почему-то вспомнилась гарпия.

— И я даже не уверена, так ли уж мне это интересно.

Полностью распустив мне волосы, Себастьян принялся согревать мои ладони в своих.

— Пока мы не разгадали тайну твоего прошлого, нам лучше не попадаться им на глаза.

Ужасно жаль, что нельзя просто взять и спросить об этом у Новема. Им, я так понимаю, все досконально известно. Я замолчала, прислушиваясь к шуму бала. Из дворика доносились взрывы смеха, звяканье серебряных приборов, музыка. Большинству гостей эти звуки, вероятно, услаждали слух, но только не мне. Что касается меня, то их обманчивая беззаботность только усиливала таившуюся здесь угрозу.

— Где же остальные, как ты думаешь? — спросила я Себастьяна, — Домой они не возвращались. Там была одна Виолетта.

— Не знаю. Бабушкин посыльный застал нас у реки, где мы искали тебя, и Генри сказал мне, что они пойдут обратно в ГД. А я отправился сюда, переоделся и стал ждать тебя.

— А где может быть твой отец?

— Если он вернулся, то должен был тоже явиться на бал. Но вначале надо проверить, не подослала ли Жозефина кого-нибудь к ребятам и не перехватили ли их в мое отсутствие. Она рехнулась, если решила, что вправе насильно удерживать тебя здесь или брать в заложники моих друзей, — Себастьян взглянул на часы и поднялся с дивана, — У нас еще есть время.

Я встала вслед за ним и поддернула юбку, пряча в складках ткани клинок терад.

— Для чего?

Себастьян неожиданно отвел глаза и слегка угловато двинул плечом.

— К полуночи бал переходит в легкое буйство.

У меня внутри екнуло.

— Как это — в буйство? — на всякий случай поинтересовалась я, хотя уже предугадывала ответ.

— Сейчас такая пора, — пояснил Себастьян, — можно позволить себе немного… расслабиться. А пройдет Марди-Гра, начнется Великий пост. Мы тоже его соблюдаем — таков обычай. Поэтому в период празднеств…

Они упиваются кровью и, наверное, вволю предаются сексуальным и прочим наслаждениям. Ему не обязательно было произносить это вслух. Я поняла Себастьяна без слов и вдруг ощутила себя жалкой и маленькой рядом с ним.

— И что, неужели тебя никогда не тянуло попробовать? Хотя бы разочек?

— Я и не говорил, что меня не тянуло. Просто я не хочу, чтобы кровь правила моей жизнью, как у некоторых. Стоит только ощутить ее на вкус — и подсядешь, как на наркотик. — Себастьян взглянул через окно на развлекавшихся гостей, — Такая теплая, густая, и ее всегда мало…

— Типа шоколада, — поигрывая маской, кивнула я.

На моем лице застыла неловкая ухмылка. Кейзи утверждает, что у меня странноватый юмор и проявляется он в совершенно неподходящих ситуациях. Себастьян растерянно моргнул, а потом разразился хохотом. Ни у кого до Себастьяна я не встречала такого добросердечного смеха и такой изумительной улыбки. От нее его серые глаза чудесно озарялись, а на щеках появлялись симпатичные ямочки.

— Ну да, типа шоколада, наверное…

У нас обоих чуть-чуть отлегло от сердца. Себастьян взял меня за руку, отворил дверь, и я снова надвинула на лицо маску.

— Ни за что не отставай, тогда будешь цела и невредима. Сейчас отыщем Виолетту, проверим, нет ли здесь всех остальных, а потом выберемся к черту из этого дома.

15

Себастьян начал проталкиваться впереди меня сквозь толпу, но вместо того, чтобы глядеть ему в спину, я то и дело отвлекалась по сторонам: слишком притягательно и волшебно переливались вокруг атласные наряды, блестки и яркие карнавальные маски. Казалось, весь дом был пронизан трепетом тихих шепотков, музыкой, цветом и светом, отражавшимся во всем и вся.

Себастьян быстро продвигался по залу, и я улавливала только обрывки происходящего в нем, стараясь не слишком всматриваться, но все же подмечая чересчур многое. Я легко уступала соблазну проникнуть взглядом в самые темные и потаенные закутки, где парочки уже не ограничивались беседой или танцем в обнимку. У меня все замирало внутри, стоило сверкнуть на свету миниатюрным белым клыкам или зардеться у кого-нибудь в уголке рта капельке крови, точь-в-точь похожей на драгоценный рубин, прежде чем проворный язычок не слизнет ее…

Но Себастьян упрямо влек меня за собой, и мне поневоле приходилось поспевать за ним. Он задержался у балкона на третьем этаже, и я с наслажден нем вдохнула свежий, остывший за вечер воздух. Надо же, черт возьми, как-то проветрить мозги!

Снаружи донесся все нараставший звон литавр и оглушительный барабанный бой, вскоре полностью заглушивший музыку оркестра. Гости кинулись смотреть на приближавшееся карнавальное шествие, и Себастьян, чертыхнувшись, крепко сжал мою руку. Толпа вынесла нас на балкон и притиснула к перилам.

Едва из-за угла показались первые участники парада Марди-Гра, все собравшиеся вокруг нас приветствовали их улюлюканьем, чокались друг с другом так, что вино переливалось через край бокалов. Глаза сверкали, а щеки пылали от возбуждения, подогретого алкоголем и чувственными наслаждениями праздничной ночи.

Под балконом неторопливо, один за другим, катились помосты; каждый из них представлял ту или иную сторону жизни моря.

— Парад Посейдона, — пояснил Себастьян.

В ладье, будто бы выплывшей из самой глуби веков, стояли люди, изображавшие древних воинов. Их лица были обращены к нашему балкону, хотя выражение глаз в прорезях гладких золоченых масок с крючковатыми носами оставалось неразличимым. Их наряд составляли длинные узорчатые плащи, белые чулки и треуголки а-ля Наполеон. С балкона «мореходам» посылали призывные выклики, но ни один из них и бровью не повел, продолжая молча таращиться на нас. Мне отчего-то сделалось не по себе.

На следующем помосте резвились русалки. Они метали бусины в многочисленную толпу по обеим сторонам улицы и подбрасывали их до самого балкона. Я чувствовала, что сзади на нас напирают все сильнее, прижимая к железному ограждению, и тогда Себастьян обнял меня за талию — в бессознательном порыве оберечь, как я поняла, а вовсе не из желания потискать. Он нагнулся к самому моему уху, почти касаясь его губами, и шепнул: