Сокровище Голубых гор - Эмилио Сальгари

— Уж не собираются ли они напасть на нуку?

— Это может тебе сказать только человек, которого мы привели к тебе, великий вождь

— А если он откажется говорить?

— Тогда его можно заставить, — с многозначительною усмешкой ответил дикарь.

— Ты намекаешь на пытку, Математе? Но мне очень не хотелось бы прибегать к ней, притом у нас и мало времени на это. Пока мы будем заниматься превращением немого в говорящего, мои люди могут быть уже съедены.

— На мелаленко не потребуется много времени, великий вождь.

— Что это за «мелаленко»? — полюбопытствовал Ульоа.

— А вот пойдем со мной и этим немым человеком, и ты увидишь, что это такое средство, которое сразу заставит самого немого человека развязать язык, — скаля свои белые зубы, проговорил канак.

— А далеко идти?

— Нет, тут поблизости.

— Хорошо, пойдем, — согласился Ульоа, которому было очень важно заставить пленника заговорить.

Математе распорядился срезать с ниаули несколько продолговатых полос коры, из которых делались факелы, и заявил Ульоа, что он готов к его услугам.

Наказав своему помощнику не покидать стоянки и зорко следить за врагами, дон Хосе стал во главе маленького отряда вместе с Математе, показывавшим путь Четверо воинов, вооруженных каменными топорами и деревянными копьями, шли по обеим сторонам пленника, держа его за концы лиан, которыми он был скручен.

Пленник казался совершенно спокойным и не выказывал ни малейшего признака страха. Хотя он, вероятно, и думал, что его ведут убивать, чтобы потом съесть, но, очевидно, покорился своей участи.

Пройдя несколько сот шагов, отряд очутился на обширной поляне, посередине которой возвышалось с десяток деревьев какой-то еще не виданной доном Хосе породы. Они походили на оливковые деревья с белыми блестящими стволами и немногими прихотливо расположенными ветвями; ветви были покрыты продолговатыми листьями мрачного темно-зеленого цвета, придававшими деревьям печальный вид, вроде того, каким отличаются кипарисы на кладбищах.

В тени этих деревьев не было никакой растительности, точно они выделяли из себя испарения, губительные для всего живого. Даже та растительность, которая находилась на некотором расстоянии от них, была редкая и хилая.

Сначала Ульоа подумал, что это упасы, ядовитые деревья, преимущественно произрастающие на Малайских островах, но Математе вывел его из этого заблуждения.

— Вот мелаленко, вождь, — проговорил он, указывая на группу этих деревьев.

— Значит, они ядовитые и, кроме вреда, ничего не приносят? — спросил Ульоа, с любопытством рассматривая это интересное произведение природы.

— Да, очень ядовитые, — отвечал канак. — Но они приносят пользу: мы добываем из них смолу для факелов, а их корой, сквозь которую не может пройти самый сильный дождь, покрываем свои хижины.

— Все это так, — проговорил Ульоа. — Но какое же отношение имеют эти деревья к нашему пленнику?

— А вот сейчас увидишь, вождь, — улыбнулся дикарь. — Мы привяжем этого человека к одному из деревьев. Не успеет он и опомниться, как почувствует страшную боль в голове и во всем теле, потом у него начнется сильная рвота, будет выворачивать все внутренности… Но этим, пожалуй, его не проймешь: люди нашего острова долго могут выносить все это, и нам придется прибегнуть еще к одному средству, чтобы заставить пленника развязать язык. Против этого средства уж никто не устоит… Видишь, вождь, вот эти кучки? — указал он на находившиеся под деревьями конусообразные холмики белесоватой глины.

— Вижу, — отозвался Ульоа, продолжая недоумевать. — Это муравейники, и я все-таки не понимаю.

— Мы привяжем пленника так, чтобы его ноги касались одной из этих куч, и ты посмотришь, как он заговорит, когда муравьи примутся высасывать из него кровь. Этого, повторяю, не выносит.

— Но я не желал бы подвергать его такой ужасной пытке! — с ужасом воскликнул Ульоа.

— Ну, тогда ничего и не узнаешь! — невозмутимо проговорил канак, пожимая плечами. — Другого способа развязать этому человеку язык я не знаю, а время, ты сам говоришь, дорого. Твои люди могут быть съедены, пока мы будем придумывать, как заставить заговорить притворщика. Если ты сам не желаешь видеть, как нам будут помогать муравьи, отойди от этого места, а мы займемся делом. Пленник от этого не умрет. У него только убавится немного крови.

Все эти доводы подействовали на Ульоа. Он отошел в сторону, предоставив канаку полную свободу действий, но при этом все-таки предупредил его, чтобы он не слишком мучил несчастного.

Когда пленника подвели к муравьиной куче, лоб его нахмурился, но с его губ по-прежнему не сорвалось ни звука.

— Ну, теперь будешь отвечать нашему вождю? — спросил Математе у пленника, когда его привязали к дереву, причем ноги его оказались в муравейнике.

Пленник покачал головой, как бы желая показать, что он не понимает вопроса.

—Ага! Не желаешь? — продолжал со злорадной усмешкой канак. — Хорошо, муравьи сейчас развяжут тебе язык!

С этими словами канак сделал несколько царапин на ногах пленника. Из царапин тотчас же стала струиться кровь. Привыкший к гораздо более болезненной операции татуировки всего тела, пленник даже и глазом не моргнул из-за такого пустяка.

После этого Математе зажег два факела и воткнул их в землю по обе стороны жертвы, потом разворотил копьем муравейник и поспешил отойти на такое расстояние от деревьев, чтобы его не достигали их ядовитые испарения. Усевшись с поджатыми под себя ногами, он уставил выжидающий взор в лицо пленника. Но тот продолжал оставаться точно каменным, хотя отлично знал, какие страшные муки предстоят ему.

Не прошло и двух минут, как из отверстий, проделанных канаком в муравейнике, стали показываться первые ряды муравьев-мясоедов, спешивших на лакомый запах свежей крови.

Подобно Америке, где водятся кровожадные симбос, и Африке, изобилующей не менее свирепыми термитами, все острова Полинезии также имеют плотоядных муравьев. Достигая трех сантиметров в длину, эти страшные насекомые крайне свирепы и кровожадны; горе человеку или животному, если их кожа окажется во власти этих маленьких кровопийц. Они набрасываются на свою жертву огромными массами и своими острыми и крепкими клещиками в короткое время уничтожают все ткани тела жертвы, не исключая даже самых плотных, мускульных, так что от нее потом остается голый, точно искусно препарированный костяк.

Когда живая черная масса стала наползать на пленника, начинавшего уже страдать от ядовитых испарений мелаленко, у несчастного невольно вырвался крик ужаса.