Шелест трав равнин бугристых - Сергей Калашников

В общем, всех трудоустроил, а сам принялся мастерить собственно пресс. Какой? Самый простой — рычажный. Основу его — рычаг, притащили всей толпой ещё во время постройки бунгало. Это просто здоровенное бревно. Поршень изготовил из дерева твёрдой породы, а вот цилиндр собрал из брусков того же материала — вот уж где наподтачивался, пока сложил короткий бочонок из толстых прямых клёпок. Снаружи скрепил несколькими слоями плотно намотанных верёвок. Мокрых верёвок, разбухших, которые, высохнув, стянули цилиндр со страшной силой. Поршень, вставленный внутрь для обеспечения формы зажало так, что пришлось опять размачивать верёвки, выбивать изнутри цилиндр и поспешно вставлять в нижний конец стакана пробку. Её тоже зажало, а поршень пришлось снова подтачивать — иначе не было никакой возможности его туда затолкать.

В общем, сопряжение деталей — трудоёмкое занятие.

После этого пришло время помыслить о точке, на которую следует опереть конец рычага. Расчётное усилие было столь велико, что могло вывернуть из земли что угодно. Пришлось разыскивать дерево по-мощнее и выбирать в нём дупло. Низенько так, у самого комля. Или в комле — кто там проводил чёткую границу? Тут же пришлось и навес пристраивать, потому что сезон нынче всё ещё дождливый, а если верёвки, стягивающие цилиндр, размокнут, то его разопрёт. На этом хлопоты не закончились — нужно было тащить сюда же каменную глыбу для установки на неё собственно пресса, вкапывать её, выравнивая верхнюю площадку и устанавливая чётко по высоте. Потом, когда даванул на этот «столик» рычагом через чурбак, снова пришлось подсыпать и подтрамбовывать и так три раза — ну никак не удавалось сразу добиться устойчивости в нужном положении… или он как-то неправильно это делал?

Ну и, наконец, собственно испытания. Засыпал бобы в стакан до половины высоты, вставил поршень, сверху над этим приладили рычаг. Вчетвером надавили — сопротивление почувствовали быстро. Поршень будто упёрся во что-то. А потом стал вдавливаться дальше, но очень медленно. Масло пошло через оставленный для него ход через несколько минут — мужчинам к этому времени надоело висеть на конце бревна и они начали понемногу забираться на него сверху и усаживаться, устраиваясь поудобней.

В таком положении подождали с полчаса. Потом сняли нагрузку, убрали рычаг и начались труды по извлечению поршня — он подавался назад крайне неохотно. Финальным аккордом была «таблетка» жмыха, выскочившая после переворачивания цилиндра и удара им о лежащий рядом рычаг.

Получившееся масло по своим свойствам было очень похоже на растительное, не горчило, но выразительно и не слишком аппетитно пахло. Смущал его зеленовато-коричневый оттенок. Вкус? Можно, конечно есть, но без привычки не очень хочется. Впрочем, Петя и в двадцать первом веке не пробовал на язык никакого масла в чистом виде. Отбивная на нём пожарилась нормально и проскочила легко. Оставалось подождать реакции организма — подобного рода эксперименты шеф-багыр племени всегда проводил на себе и исключительно в одиночку.

Жмых заметно горчил. Распорядился вымочить его в воде в течение суток, отжать и принести ему на пробу.

Не, ну если что, так можно на этом прессе и орешки попробовать подавить, и разные другие зёрнышки или семена. А пока — успех. И прорва трудов по усовершенствованию оборудования и доводке техпроцесса. Только тех «косяков», которые Петя приметил в процессе одного-единственного «подхода» к «снаряду» ему хватит на пару недель исправительных работ.

Ужин. Самую мелюзгу уже накормили и положили спать. За столом сейчас все остальные — кормящие, охотники, работники… самому младшему из работников… Петя бы его в детский сад отправил. В старшую группу, а не в подготовительную. Такова реальность этой эпохи — эпохи низкопроизводительного ручного труда. Как говорится — танцуют все.

Шеф-багыр, как и все, вкушает пожаренную на растительном масле рыбу, выбирая из своей реденькой бородёшки противные мелкие косточки. Ломтики, в которых их нет, Чача подложила меньшим и двум старикам, остальные обсасывают костлявую рыбу — ту, что в двадцать первом веке считали сорной. Уловы пока не радуют.

Петя напряженно ждёт, не начнётся ли по этому поводу скандал — не все пока освоились с установленными им правилами. Правда, набивать рты и глотать непрожёванную пищу перестали.

— Пэта! — отложив двузубую вилку и отодвинув опустевшую тарелку, заговорил Гыр. — Сегодня Снак вернулся с охоты, на которую ходил один. Он принёс оленя. Добыча, достойная настоящего охотника. Пора назвать его взрослым именем.

Интересные пироги! Оказывается этот обычай, не раз поминавшийся в книжках про древних людей, действительно существует. И что? Он должен только согласиться? Или придумать имя тоже должен вождь? Ладно, прощупаем почву.

— Ты прав, внимательный Гыр. Этот мужчина ходит в дальние походы. С оружием в руках защищает соплеменников. Он приносит добычу к очагам, на которых заботливые женщины готовят пищу. Действительно, ему нужно взрослое имя.

Петя держит паузу и соображает, что слово «снак» означает «чмокающий» — видимо в младенчестве у паренька был отличный аппетит. Вопреки его надеждам никто не предлагает варианта другого имени для молодого человека, напряжённо замершего в ожидании. Значит — все ждут слова вождя. Конечно, даже малые перестали жевать и уставились на него с интересом.

— Мне кажется, что имя «Зыр» (зоркий) как нельзя лучше отразит свойства этого охотника, — наконец решился юноша.

Первыми кивнули охотники, а вслед за ними и все остальные. Получается, что с задачей Петя справился. Но нужно ещё что-то добавить. А… конечно! К парню нужно обратиться по-новому.

— Зыр. Спи завтра до второго завтрака малышей. Чача покормит нас с тобой в это время, а потом мы уйдем к Бессточному озеру следить за перемещениями стад диких коров.

Лица присутствующих просветлели — видимо всё произошло так, как надо.

— Лепёшки, пастила, бастурма на двоих, — насторожилась Чача. — На сколько дней?

— На четыре. И Тузика берём.

Вообще-то, этот поход имеет целью прикинуть на местности, как бы отловить диких коров и как их потом одомашнить. Расчёт делается, естественно, на то обстоятельство, что организмам многих жвачных животных требуются минералы, отчего те и лижут соль столь охотно, что делают длинные переходы к местам её выхода на поверхность. Не сыграть ли на этом? А имей они в загоне небольшое стадо — так при случае всегда можно зарезать кого покрупней, поупитанней. Одной туши всему племени хватит на пару дней в свежем виде и чуть дольше можно растянуть за счёт копчения, тушения и других вариантов термообработки. А если присолить, так и вообще можно жить припеваючи — всё дело в расчётливом расходовании довольно большого количества богатой белками и калориями еды. И это у них начинает получаться. Скажем, недавно были успешно завершены эксперименты с варкой холодца. Правда, съедать его нужно за один приём, зато в процессе приготовления он не портится — верных полсуток своеобразного консервирования — пока блюдо «уваривается» на огне, бактерии в нём гибнут. То есть всё упирается в правильный расчёт по времени. Кажется, задачи подобного рода Чача уже решает. Наверняка сейчас печёт лепёшки, чтобы к завтрему успели затвердеть. Питекантропы, всё-таки, вполне обучаемые создания.

Надо сказать — информации у Пети к этому моменту накопилось очень много. Скажем, географической. Нет, он не знает, насколько далеко на восток простираются Бугристые равнины. Хватит понимания того обстоятельства, что далеко. Так же далеко они идут и на юг и на север по левому берегу их реки. В пределах доступной территории такие расстояния можно полагать бесконечными. Важно, что этот район не выпускает никуда из себя ни одного литра воды. Немногочисленные дождевые ручейки, если им удаётся вырваться за пределы тех ложбин, где они собрались, перехватывает Бессточное озеро.

Все притоки, впадающие в главную водную артерию этих мест — реку, образуются в пределах нескольких десятков километров от неё в лесочках левобережья, раскинувшихся на пологом склоне речной долины. И совсем немного скудных родников питает речку, впадая в неё с правого, холмистого берега. Про верховья пока ничего уверенно сказать нельзя — сам не бывал и людей, пришедших оттуда не встречал. Также, ничего не знает он и о низовьях.

Зато правобережье, описанное людьми, пришедшими к нему с запада, более-менее удалось себе представить. Местность в том направлении долго идёт на подъём и покрыта лесами. Потом же, без ярко выраженного водораздела, без горных хребтов или скалистых зубцов, опять начинает постепенно понижаться, всё также густо покрытая лесом. Возможно, это край плато, на котором расположена Далёкая Западная Пещера, где живёт большое племя, проявившее интерес к соли.