Васил Левский - Александр Стекольников

В третью годовщину гибели четы Христо Ботев писал в своей газете «Слово болгарских эмигрантов»:

«Они погибли, но смерть их была громовым ударом для Турции, громовым ударом и для нашего отечества: для первой она явилась предвестием падения, для второго — предвестием возрождения. Сонный тиран зашатался на троне, услышав слова: «Болгаристан калкты» (Болгария восстала)... Пробужденный народ страшно содрогнулся, огляделся и, не имея возможности кинуться к оружию, со слезами благословил великий подвиг своих сынов. Он увидел и почувствовал силу свою».

НА СТАРОЙ МЕЛЬНИЦЕ

Гибелью четы Хаджи Димитра и Стефана Караджи завершился четнический период национально-освободительного движения. Весть о кровавой трагедии в горах Стара Планины всколыхнула эмиграцию, заставила задуматься о дальнейших путях.

Становилось ясным, что засылкой вооруженных чет, даже самых отважных, самых многочисленных, нельзя освободить Болгарию, что такая тактика обрекает на гибель, без надежды на успех, не только участников чет, но и массы мирного населения. Кто не знал, с какой жестокостью мстили турки жителям болгарских деревень и городов, мимо которых проходили четы.

Народный воевода Георгий Раковский ведет чету в бой. Рисунок итальянского художника Сакко.

Левский — знаменосец четы Панайота Хитова.

Группа добровольцев второй легии (второй справа сидит В. Левский).

В кругах революционной эмиграции вызревала идея новой тактики борьбы. Выразителем и создателем этой новой тактики суждено было стать Василу Левскому.

В этот приезд в Бухарест Левский нашел болгарскую эмиграцию организационно разделенной на два лагеря. «Старые», то есть представители крупной буржуазии, рассчитывавшие на помощь русского самодержавия, по-прежнему находились в Добродетельной дружине. «Молодые», то есть революционно настроенная часть эмиграции, последователи Раковского, группировались вокруг созданного в 1868 году Болгарского общества. Болгарский центральный тайный комитет (БЦТК) уже не существовал. Его непоследовательная и противоречивая политика, его метание от организации восстания к покорной просьбе к турецкому султану стать «царем болгар» не удовлетворяли ни эмиграцию, ни порабощенный народ. Всеми покинутый, БЦТК распался. Большая часть его приверженцев перешла к революционной молодежи, примкнула к Болгарскому обществу.

Разделение на два лагеря — «старых» и «молодых», как отмечает болгарский историк профессор А. Бурмов, наметилось еще при Раковском. Но это не мешало им не раз объединяться для общих действий. Так было и во время создания второго болгарского легиона в Белграде. Но неудача этого дела, начатого по почину «старых», разорвала слабые связи двух чуждых и по социальному составу и по идеологии групп. Окончательный раскол произошел осенью 1868 года, когда деятели Добродетельной дружины обратились к заседавшей к Париже конференции по критскому вопросу с просьбой внушить правительству Турции дать автономию Болгарии под эгидой султана. После этого акта отчуждение между «старыми» и «молодыми» перешло в ожесточенную борьбу. «Старые», отрицавшие революционный путь освобождения Болгарии собственными силами, стали терять политическое влияние в эмиграции, и первенство в руководстве народными делами постепенно перешло в руки «молодых».

С группой «молодых» и связался Левский по прибытии в Бухарест. Среди «молодых» и по возрасту и по восприятию нового он впервые стал делиться своими планами, рожденными в Белграде. Он говорил, что роспуск второй легии окончательно убеждает в безнадежности расчетов на помощь извне, доказывал, что восстание надо готовить изнутри, что главной силой должны стать не вооруженные четы, а революционные комитеты. Только они могут организовать народ, поднять его на борьбу и довести до победы.

Он призывал работать в Болгарии, где известен каждый уголок земли, среди людей, которых хорошо знаешь и которые хорошо знают тебя. Там, повторял он, надо создавать тайные общества. Они глубже подкопают основы Турецкой империи, нежели отряды героев-одиночек.

Идеи Левского привлекали к себе все больше сторонников. Среди них оказался высокий и стройный, очень красивый и очень бедно одетый молодой болгарин, назвавшийся Христо Ботевым. Был он на одиннадцать лет моложе Левского, но это не помешало им быстро сблизиться. Оба бездомные, они в поисках жилья набрели на старую, заброшенную мельницу. Здесь и обосновались. День проводили среди таких же горемык в корчмах и кофейнях, в жарких спорах о судьбах родины, ночи — на промерзлой мельнице, в тревожном сне, терзаемые голодом и холодом.

Левского заинтересовал юный друг. Отца его, Ботю Петкова, он знал еще по Карлову, где тот четыре года учил карловских ребят. Да и кто из передовых людей Болгарии того времени не знал этого замечательного человека и педагога, мужественного защитника интересов народных!

Получив образование в Одессе, он «пламенно желал», чтобы и сын его «воспитывался в России единоверной и единокровной». Осенью 1863 года Христо Ботев, тогда пятнадцатилетний юнец, приехал в Одессу, где был принят во вторую гимназию вольнослушателем (для поступления в число постоянных учеников он, как и многие другие болгарские юноши, не имел достаточной подготовки).

Но учиться ему здесь долго не пришлось.

На третьем году в поведении Ботева болгарские купцы, руководившие Одесским болгарским школьным настоятельством, заметили «опасное» направление и попросили директора учебного округа лишить юношу стипендии, отчислить из училища и выдать ему деньги для возвращения на родину.

Но Ботев не уехал из Одессы. Добывая средства к жизни уроками, он воспользовался свободой не только для совершенствования в науках, но и для установления связей в революционных кругах. Он увлекался произведениями Добролюбова и Писарева, а «Что делать?» Чернышевского и «Накануне» Тургенева знал чуть ли не наизусть.

В ту пору в Одессе жил и поляки, сосланные сюда под надзор полиции после подавления польского восстания 1863 года. В одной такой польской семье Ботев и Поселился. Общение с революционной средой, рассказы поляков о борьбе против русского царизма пробудили в Ботеве новые настроения. Он стал говорить, что «болгарин не должен оставаться в России и ради личной выгоды бросить свой народ на произвол судьбы», что и сам он больше «не может отдаваться ученью, когда его народ изнывает под ужасным игом».

Тринадцать месяцев прожил Ботев в Одессе после исключения из гимназии. В долгие зимние вечера на мельнице под Бухарестом любил он в кругу друзей поговорить о тех годах своей жизни. Ему вспоминалось, как он, увлеченный идеями русских народников, стремился сблизиться с обездоленными, заглянуть «на дно», куда выброшены беднота и люди, сбившиеся с пути. Тайно от товарищей он по ночам выбирался через окно и целые ночи проводил в ночлежках, на пустырях, в заброшенных строениях.