Васил Левский - Александр Стекольников

Обычно четы появлялись в Болгарии тайно, народ ничего не знал о задачах их, действовали они сами по себе без организованной поддержки населения. В походе с четой Панайота Хитова Левский мог убедиться, как самоизоляция четы ограничивала сферу ее деятельности и увеличивала трудности. И вот он теперь намерен заранее выехать в Болгарию, чтобы там на месте подготовить население к встрече чет.

Это было новым в четнической практике. Левский пытался расширить круг влияния чет, сделать эффективнее их усилия, согласовав их действия с общей подготовкой народа, организовав около них широкие массы населения.

Другое письмо Левского адресовано Панайоту Хитову. Будучи больным, Левский просит Хитова зайти к нему, чтобы поговорить о народных делах. У него, видимо, уже созрел план действия, от осуществления которого он ждет очень многого. «Если я чего добьюсь, то добьюсь для всего народа, если потеряю, то потеряю только себя»,—пишет он Хитову и просит его разрешения приступить к исполнению задуманного.

Но и это письмо еще не раскрывает полностью мыслей его автора. Оно, в сочетании с первым, дает лишь право говорить, что Левский в ту пору находился в начале большого перелома.

Он уже видел коренные недостатки четнической тактики национально-освободительной борьбы, понимал обреченность действия героев-одиночек. В его сознании возрастала роль народа. Он уже дошел до мысли, что без предварительной подготовки народа, без вовлечения в борьбу самих народных масс — победы не достичь. В ту пору он еще не представлял точно путей и средств работы в народе. Но сама историческая необходимость готовить народ к борьбе была уже ему ясна. И он решает посвятить себя, этому великому делу. «Он понимает, что задача, которую он перед собой ставит, — тяжелая и ответственная. Но если он выиграет, то выиграет для всего народа, если будет неудача — то потеряет только он. А к этой жертве он всегда готов»[39], — говорит его биограф.

В начале 1868 года Левский тяжело заболел» Друзья с помощью Панайота Хитова вызволили его из военного госпиталя, поселили на частной квартире и принялись лечить. В тяжелые для Левского дни, когда он был очень плох, верный друг его Христо Иванов и прибывший из России молодой болгарин Стоян Чакыров ходили к Дунаю, разрывали замерзшие болота и ловили жаб. Знахари советовали обкладывать жабами живот больного. Но это, конечно, не помогало. Тогда друзья пригласили двух врачей, «которым сказали, что если они уморят его, то и сами умрут вместе с ним».

Усилия врачей и заботы товарищей сделали свое: Левский выздоравливал. В свободные часы у его постели собирались товарищи и горячо обсуждали происходящее в легионе.

Повторялся 1862 год. Как и тогда, отношение сербских властей к болгарскому легиону определялось их политикой в делах с Турцией. Улучшались их отношения с Турцией — ухудшалось отношение к болгарскому легиону.

В 1867 году Сербия готовилась к войне с Турцией, и потому она дала согласие на открытие болгарского военного училища, на формирование в Белграде болгарского легиона. Начало войны предсказывали на весну 1868 года. Но Турция, не желая создавать новых затруднений на своих западных границах в условиях восстания на Крите, под давлением России решила удовлетворить требование Сербии и вывести свои гарнизоны из сербских крепостей. Это изменило и сербскую политику.

Осенью 1867 года сербское правительство возглавил Иован Ристич, много лет проведший в Константинополе на посту дипломатического представителя Сербии. Он повел политику примирения с Турцией. В духе этой политики болгарский легион стал так же неудобен для сербского правительства, как был неудобен и в 1862 году. Но разогнать его так просто, как это было сделано тогда, сербы ныне не решались: они не забывали, что легион создан с одобрения и на средства России. Тогда они решили изменить отношение к легионерам, придирками и издевательством спровоцировать их на выход из легиона. Легионеры сопротивлялись нажиму, пытались через Добродетельную дружину добиться у сербских властей восстановления прежнего порядка и нормальных условий для учения[40].

Вмешательство Добродетельной дружины ни к чему не привело. Положение с каждым днем ухудшалось. «К февралю 1868 года, — говорит один из легионеров, — обстановка стала такой, что мы были готовы его оставить. Влияния воевод уже было недостаточно, чтобы смирять недовольных. Легионеры не могли перенести грубого поведения сербских офицеров. Чашу терпения переполнило наказание палками сорока болгар, находившихся в сербских батальонах. Когда весть об этом дошла до легиона, он превратился в бурное море».

В марте военный министр Блазнавац приказал выслать из Белграда группу наиболее активных легионеров. Приказ Блазнаваца завершил провокацию. Легионеры, доведенные до отчаяния, подали рапорт о коллективной отставке.

В апреле 1868 года второй болгарский легион прекратил существование. Так сербское правительство, чтобы выгородить себя перед русской дипломатией, свалило вину за роспуск легионеров на самих болгарских легионеров.

Итальянский консул, узнав о роспуске легиона, явился к сербскому военному министру и известил его, что австрийский и турецкий консулы очень обрадованы этим столь приятным для них событием. Но разве это могло смутить военного министра Блазнаваца, австрийского агента в сербском правительстве? Оторвать Сербию от России и остального славянского мира, сделать ее послушным спутником Австро-Венгрии — это как раз и входило в его задачу.

Вероломный поступок сербских властей потряс не только болгар, но и те сербские круги, для которых было дорого братское единство двух народов. В газету «Народност», издаваемую в Бухаресте Болгарским центральным тайным комитетом, было передано письмо с подписями многих видных сербов. В этом письме, опубликованном под заголовком «Искренняя речь сербов к братьям болгарам», говорилось:

«Братья болгары!

Противобратские и нечеловеческие дела Белградского тиранского правительства, а особенно недавний его поступок с воинами болгарского легиона в Белграде разрывают сердца и воспламеняют пламенный праведный гнев не только в братьях болгарах и сербах, но и в каждом человеке, который имеет хоть сколько-нибудь христианского и человеческого чувства.

...Мы, нижеподписавшиеся, от имени всего сербского народа снимаем с себя и Сербии весь срам и беззаконие, творимые нынешним сербским деспотическим и тираническим правлением, а к вам, братья болгары, простираем братские руки и просим вас быть уверенными, что придет час, когда исчезнут лукавые предатели и злодеи и наши и ваши, и что воскреснет и заблестит, как солнце, свет свободы над братским согласием болгарского и сербского народов».