Белая башня - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карраго замолчал, чтобы добавить:
— Или хотя бы не мешать.
Глава 24
Глава 24
Верховный
Акти дрожал, пусть и старательно давил в себе эту вот дрожь, но страх его ощущался, вязкий, тягучий. И Верховный вздохнул.
Отпустить?
Но хватит ли у него сил подняться самому? Позвать кого-нибудь другого? Другим он не доверял.
— Ты мне живым нужен, — сказал он, отчасти понимая, что в этом услужливом мальчике так раздражало Владыку копий.
Этот вот страх.
— Сам я не поднимусь.
Он мог бы не объяснять, хватило бы повеления, но… Верховный оперся на плечо.
Уже три дня Яотл сам приносит жертвы. Так доложили Верховному. И эта новость, в общем-то обыкновенная, ожидаемая даже, вызвала в душе протест. Будто бы кто-то покусился на нечто, принадлежавшее лишь Верховному.
И странно.
Когда поднимался Мекатл, он не испытывал ничего подобного. И позже, когда его поставили перед выбором, назвав три имени, тоже.
А теперь вот… ревность. Глухая глупая ревность человека, чей срок жизни давно вышел, к тем, кто займет его место.
— Я… готов, господин, — Акти склонил голову.
Надо ли…
Маска ведь там. Где еще укрыть мятежного бога, кроме как среди иных богов? И ей бы оставаться на вершине, лежать, ибо однажды освобожденная, она уже захватила разум. Так стоит ли снова…
Лестница.
Высокие ступени. Узкие настолько, что ставить ногу неудобно, того и гляди соскользнет. И ноги ноют в коленях. А левая и вовсе будто не гнется.
Но надо.
Наверх.
И там уже, где пахнет ветром и старой кровью, Верховный точно поймет, что делать. Под рукой — плечо Акти, который ступает боком. И взгляд его устремлен в бездну. Наверняка страшно. Верховный слышит, как учащенно бьется сердце.
Да, высоко.
И перил нет.
И когда-то, в первый раз поднимаясь по лестнице, он испытывал точно такой же страх — не удержаться. Есть, конечно, иной путь, сокрытый в глубине пирамиды, там, где в душных комнатах обретаются рабы, поставленные служить. И те, кто избран предстать перед богами. И разумнее было бы пройти именно тем путем, но… он для рабов.
И для слабых.
Верховный же упрямо отказывался признавать себя настолько слабым.
Акти сумел. Дошел до самой вершины и уже там, на площадке, остановился, не смея сделать шаг. Чего он боится? Гнева богов? Или же того, что Верховный передумает?
— Снова не убирались, — проворчал Верховный, подойдя ближе к статуям. Позолота окончательно сползла с грозного лика, обнажив камень. А подножие изваяния захватили мхи. Кое-где Мекатл успел их счистить.
Жаль, что он умер.
Надо будет сказать Яотлу. Пусть не сам, но поручит кому… Верховный коснулся божественного лика и прислушался к ощущениям. Ничего. Пустота.
Богов везли на тех же кораблях, на которых плыли люди. Правда, не совсем ясно, те ли это статуи, которые Верховный созерцает ныне, или же иные.
Свитков в хранилищах храма оказалось много.
Но большею частью они повторяют друг друга, будто кто-то взял и поведал интересную историю, которую прочие решили записать. Каждый на свой лад.
И все же…
Что-то мешало поверить.
— Здесь… пахнет иначе, — Акти все же решился переступить черту. И огляделся. Обнял себя.
Невысок. Худощав. Обыкновенен в общем-то. Не сказать, чтобы красив. Кожа его не отличается белизной, но и не смугла, скорее уж имеет такой средний цвет, который кажется грязным. Шея длинна. Лицо узко, но при том подбородок мягкий, закругленный, что было бы красиво, будь Акти женщиной. А для мужчины мягкость черт нужна ли?
Странно.
Снова Верховный не о том. Стоять на вершине пирамиды, где еще не высохла кровь, а сердца утренних жертв лежали на подносах, собирая всех окрестных мух, и думать о внешности раба?
— Это кровь, — Верховный провел пальцами по алтарному камню. И левую руку дернуло. Боль была скоротечной, но отрезвляющей.
— Я… п-понимаю.
— Страшно?
Он просто оттягивает время. Снова сомневается в разумности поступка своего. Снова откладывает выбор, который по сути уже сделан, но все одно Верховный чего-то ждет.
Чего?
— Д-да… простите, господин, — раб согнулся еще ниже.
— Это нормально, бояться.
А воздух здесь все же особый. Ветер… ветер доносит дымы города, а еще сырость, стало быть, скоро наступит время дождей. Пусть небо пока чистое, но кости подсказывают, что пару дней и солнце скроется за пологом туч.
— Страх дан свыше, чтобы предупредить. Удержать.
— Господин… прежний господин говорил, что сильный человек сумеет переступить через свой страх. Я слаб.
Это Акти произнес с уверенностью.
А потом сделал шаг.
К алтарю.
И еще шаг. Он попытался расправить плечи, но вышло не слишком. Тело его, привычно-сутулое, не желало меняться. Подбородок чуть поднялся, натягивая кожу на шее.
Акти все же дошел до ближайшей статуи.
— Это…
— Сердце, — ответил Верховный. Стоило бы одернуть раба, стоило бы указать ему на место, но… не хотелось. Напротив, наблюдать за Акти было неожиданно интересно. — И там. Семь сердец.
Седьмой день месяца Нао.
Все так, как должно. И это тоже раздражает.
— Зачем? — Акти благоразумно не стал касаться ни сердец, ни подносов, ни тем паче богов. — Зачем им нужно… это?
— Статуям? Им не нужно.
— Богам.
Верховный не сразу ответил. Он поднял голову, пусть шея и заныла. Но солнце светило ярко, спеша поделиться с миром теплом и спокойствием.
Подумалось, что прошлые ночи были тихи.
И люди успокаивались. Что начинали верить, будто молитвы их достигли небес. А может, что произошедшее тогда было лишь случайностью, эхом великой битвы…
— Не знаю, — Верховный хотел было сказать, что жизнь людская кормит светило, что жертвы, которые приносят здесь, дают миру и солнцу силы, ибо кровь подобна воде, которая питает землю. У него было множество ответов, но ни один не подходил ныне. — Иди. Спустись. И жди меня внизу.
— Но…
Акти никогда прежде не возражал.
— Лестница крута.
— Иди, — жестче повторил Верховный. — Если не хочешь подарить им свое сердце, иди.
И перечить Акти не посмел. Он согнулся, съежился даже и отступил от статуи, а после спустился. Тоже торопливо.
И Верховный остался один.
Он обошел статуи, придирчиво осматривая каждую, отмечая новые трещины. Ничто не вечно, статуи тоже. А боги? Боги…
Он вернулся к алтарю и провел ладонями по каменной его поверхности, поморщился, когда руку вновь пронзила боль. А потом наклонился, придерживая рукой спину.
Маска была на месте.
Маска ничуть не изменилась за прошедшее время. Верно, оттого, что и времени прошло немного. Она вновь была мертва, как в ту, самую первую их встречу. Золотой лик её чуть подернулся пылью, и Верховный стер её рукавом. В этом определенно не хватало почтительности, но…
— Я пришел, — он поставил маску на пол, оперев на край алтаря. — Ты звал меня. И я пришел.
Сам Верховный тоже опустился, ибо стоять, сгорбившись, было весьма неудобно.
Маска молчала.
И верно тогда, прежде, Верховный бы усовестился, он был бы измучен чувством вины, но ныне…
— Что ж, мне казалось, ты желаешь говорить. Но может, я ошибся. Старость мнительна. А осталось мне не так и много… — он поглядел на небеса.
Все еще солнце.
И синева догорающего лета. Или уже осени? Месяц такой, который на грани.
— В конце концов, я умру, и что произойдет дальше, оно произойдет уже не со мной. Сюда уже поднимается тот, кого называют будущим Верховным. Да и он себя таковым полагает. А потому — это вопрос времени, когда они решат, что два Верховных — чересчур много.
Маска кажется мертвой.
Может, и на самом деле мертва?
Может, Верховный в глупости своей взял и… и убил бога? Тогда что это за бог, которого так легко одолеть? И стоит ли ждать от него чуда?
— Не знаю, яд это будет или просто подушка на лицо… кинжал вряд ли. Все
