Последний из миннезингеров (сборник) - Александр Киров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Последний вопрос. Когда и по какому случаю он начал к вам ходить на… сеансы.
– Три года назад был совместный вечер литературного кружка…
– У меня записано, что он руководил студией.
– Это он так считал. А по сути – это был кружок. Так вот. Был совместный вечер литературного кружка и психологического общества. Очень удачный. На тему «Психология творчества». Потом он пригласил меня в кафе – отметить. Вечер-то я и организовала и провела, он был больше для украшения. Впрочем, отметить – громко сказано. Он был непьющий… с некоторых пор. Моя сверхдоза – сто пятьдесят граммов сухого вина. Но за столиком он разговорился, разошелся, стал говорить о своих проблемах… Потом извинился, спохватился, проводил меня домой. А я пригласила его еще раз поговорить в кабинете у себя.
Здесь. Потом он редко и нерегулярно заходил. Все. Мне пора…
НЕКТО
– Давай начистоту. Хочешь на мое место?
– Ну что вы…
– Не дурак, не дурак. Знаю-знаю, что не дурак. Внимание: угадываю мысли: «Шеф страдает известным недугом, и от него попахивает. Связываться с ним в такие моменты опасно. И слушать его тоже. Разойдется – потом жалеть будет о сказанном и тебя сожрет. Постепенно. Умеет это сделать, матерщинник, частушечник и балалаечник. И я это понимаю, его соратник, заместитель и товарищ. И понимаю также, что вопрос рокировки или просто отстранения – это вопрос времени. Честно говоря, я думал, через годик или через два. Не готовы мы еще. Сожрать нас может определенный социум, в котором сам кум то как рыба в воде, то как рыба в ухе. Но не скажешь ведь ему это все прямо. Тогда точно сожрет. Сил еще хватит». Итак, дубль второй: хочешь на мое место?
– Ну что вы…
– Да ладно, блин. Не тушуйся, умник. Что естественно, то не постыдно.
– А что случилось-то?
– А вот это уже совсем другой разговор. Скажу просто: случилось. Случилось, что мне три пути-дороги на картах выпали. Первая – на пенсию. Она для тебя самая интересная. Но тут тебе надо суетиться. Вторая – на твое место. Чего напрягся? А третья…
– Думаю, до этого дело не дойдет. Выкрутимся сообща.
– Вот я всегда знал, что ты толковый парень…
ЖЕНА
– Он проснулся от звонка будильника. Было 6 часов утра. Я тоже проснулась. Встал, пошел на кухню, включил чайник, плюхнулся за стол и потянулся к пачке с сигаретами. Через пять минут пил кофе. Съел печенье, пробормотав: «Не надо бы сыпучего…» После завтрака гладил брюки, примерил по очереди три рубашки и остановился на второй, не новой, но достаточно уютной и привычной для тела. Оделся. Некоторое время стоял у зеркала в прихожей, без любования и любви смотрел на свою высокую сутуловатую фигуру, бритое лицо, коротко стриженные волосы. Потом начал негромко читать стихи. Читал несколько минут. Пару раз сбился, болезненно морщась при этом. Еще раз повторил текст…
Через час мы уже шли под руку к центральной площади. Там было полно народу, уже играла музыка. У памятника я пожелала ему удачи и отправилась к знакомым, увидев их в толпе. Он зашагал к белому зданию…
– Ничего в его поведении не показалось вам непривычным, особенным?
– Когда у него в пачке оставалась последняя сигарета, а это часто бывало утром, перед работой, он вынимал ее, выбрасывал пачку, а сигарету вкладывал в старый портсигар, который ему когда-то давно подарил родственник – фронтовик, что ли? – в общем, какая-то мужская романтическая история с этой дешевой плоской железной коробкой была связана. При этом говорил: «Вернусь – добью».
– А в это утро?
– Когда мы выходили из дому, он прикурил и выбросил пачку с крыльца. И не оставил ничего в той черной штуке на комоде…
ВЕДУЩИЙ
– Стоим мы все – глава, замы, ведущие и я сам. Тут он появился. Не то чтобы в последнюю минуту, но ведь главный сказал – за пятнадцать минут приходить, а он пришел за пять. Но шеф заводиться не стал. Так – зыркнул просто для порядка, а ему что? Я подскочил, тыры-пыры, вы десятый, наберитесь терпения. Он кивнул и в сторонку отошел. Потом пробормотал пару слов…
– А вы не могли бы припомнить, что именно он произнес. Или хотя бы как он это говорил, с какой интонацией?
– Помню что, а вот как… Нейтрально так сказал: «И здесь я чувствую себя посторонним».
– Кто-нибудь еще это слышал, кроме вас?
– Может и слышал кто, а может и нет. Виду никто не подал.
– Дальше…
– Главный пиджак поправил. А все равно брюшко-то видать. Всех обвел глазами и… это… пошли мы на трибуну.
ИЗ МЕСТНОЙ ПРЕССЫ
«Что запомнилось вам из торжественной части митинга?» – «То, что в речи ведущих и каждого выступающего по нескольку раз звучало словосочетание „день независимости“. Всего – пятьдесят один раз. Правда, я так и не понял, какой и от кого…»
ВЕДУЩИЙ
– Расскажите, пожалуйста, про его выступление на митинге.
– Мы предоставили ему слово десятым. Он – тра-ра-ра – поздравил, но как-то… не очень четко. Неопределенно – вот! Потом читал стихи.
– Как общественность реагировала?
– Эти… с телевидения засуетились, защелкали. Ну понимаете, молодое лицо… Мужик с камерой перед трибуной появился. Бородатый такой…
– Ага. Мне при мужика уже все сказали.
– Вот… и всё.
– А остальные, народ то есть…
– А чего народ… Слушайте, давайте запись посмотрим, мне телевизионщики кассету оставили, копию то есть. Там, правда, последнее стихотворение записано. Клип! – хе-хе! А до этого читал как читал. Да никто его и не слушал, честно сказать. У нас так всегда. И техника не на высоте… А потом втопил это, последнее. Даже комментарии чьи-то слышно. Ладно, давайте смотреть.
– Давайте.
ВИДЕОЗАПИСЬ
– …и последнее стихотворение.
«Он все-таки всколыхнул это болото!»
Перед началом действияГамлет сказал Офелии:«Мы с тобой первое следствие!»Но быстро увяли камелии.
«Как геморрой?» – «Да вроде обошлось!» – «Слышь, дай глонуть!» – «А-ах! Хаар-р-р-ашо!»
Грустные русские женщины,Мужчины русские – пьяные,Мужчины русские – мертвые,Счастье у нас – в изгнании!
«Во-о! Молоток, братуха-а!»
Счастье у нас в изгнании,Счастье у нас – одиночество,Счастье у нас – это мания.Маньяки мы, ваше высочество!
«Ниче так, да?» – «Ишь ты!»
Маньяки мы, ваше высочество.Маньяки с глазами горящими,Маньяки с губами голодными,Маньяки, о счастье молящие!
«У-у-у-у!» – «Кхе-кхе, опус!»
Маньяки, о счастье молящиеЖрецов с глазами холодными.Маньяки, пули свистящиеМы ловим сердцами бездонными.
«Каки-таки пули?» – «Непонятненько!»
Мы ловим сердцами бездоннымиНадежды на счастье туманные.Мы шепчем губами голоднымиМолитвы какие-то странные.
«Во-во!» – «Шепчем-шепчем – не нашепчем, а тока шептуна пустим!»
Молитвы какие-то странныеНе объясню вам, леди, я.Ведь в каждом маленьком городеЗдесь своя большая трагедия…
«У-у-у-у!»
«А-а-а-а!»
«А-А-А-А-А-А-А-А-А!»
– Так-то все и началось.
ЖЕНА
– Банальный вопрос: в каких отношениях вы были с вашим мужем?
– Банальный ответ: в хороших.
– Он был старше вас?
– Да. На пять лет.
– И каков секрет семейного успеха?
– А мы в принципе жили порознь.
– То есть…
– То есть у него была своя жизнь, у меня своя. Иногда они пересекались.
– Вы откровенны.
– Стараюсь. Я даже могу сказать, где, как правило, пересекались наши жизни.
– Да нет. Не нужно.
– Не нужно так не нужно.
– И давно такой либерализм?
– Вы неточно выразились – это демократия. Года три или четыре. Мы поженились при обстоятельствах… не совсем благоприятных для него. И вот в его бредовом сознании возникла мысль, что я спасла ему жизнь и он теперь должен посвятить ее мне…
– Стоп-стоп, простите. Давайте по порядку. От чего вы его спасли?
– От самоубийства. Нервная система у него всегда была расшатанной, да пил он еще вдобавок… И тут мы познакомились, в период «духовного кризиса» то есть. Как я сейчас понимаю, для мужчины в такой момент спасительно любое чувство к женщине, даже простое увлечение. Просто этим увлечением оказалась я.
– И что потом?
– Потом, как говорится, суп с котом. Чуть не в прямом смысле. Я готовить не умею. Интересы у нас оказались разными…
– Это он вам говорил?
– Нет, что вы.
– Он вам не изменял?
– Нет. Это было частью его пунктика, «нравственным долгом», что ли.
– Вас это как будто даже злит.
– Нет, сейчас просто разозлилась, а вообще мне это раньше льстило.
– А как вы к его творчеству относились?
– К стихам-рассказам? Никак. Читала что-то… Не помню. Да я вообще… не знаток. Не Маргарита я, да и он не Мастер.
– То есть вы его считаете слабым автором?
– А я не знаю. Только вот одно скажу. Его многие терпеть не могли. Поэтому мне кажется, что он все-таки был талантливым.
