Мулатка в белом шоколаде - Дарья Калинина

Кира отвернулась. Ну как объяснить подруге, что мужчина всего лишь проявил к ней обычное человеческое сочувствие? Нет, нельзя такое говорить. Тогда Леся точно решит, что Кирины дела плохи. И, убедив себя, что она не будет ничего говорить Лесе, Кира тут же выболтала все, о чем она думает. Но Леся была настроена неожиданно сентиментально.

— Мелочь, конечно, но, с другой стороны, не такие уж это и пустяки, — сказала она. — Мне вот тоже звонил Магомет Али.

— Просто так звонил?

— Сначала сказал, что просто так. А потом спрашивал, как у меня дела. Мелочь, казалось бы? А все равно приятно.

И подруги, вконец растроганные тем, что есть еще на свете привлекательные мужчины, которым небезразлично, живы ли они и благополучны ли, упали в объятия друг друга и дружно зарыдали, выплескивая накопившуюся в них усталость и напряжение.

— И чего мы ревем? — спросила у подруги Кира, всласть наплакавшись и почувствовав себя буквально другим человеком — обновленным и освеженным слезами. — Нас же Евдокия Николаевна к себе ждет!

Евдокия Николаевна и в самом деле звонила подругам час назад. И сказала, что она готова познакомить их с историей их рода, а также и с фотографиями тех своих предков, кому повезло оказаться запечатленными на фото в их фамильных драгоценностях.

— Едем! — вскочила на ноги Леся. — А то некрасиво получится! Пожилая женщина нас ждет, а мы с тобой тут рассиропились!

Глава 14

Евдокия Николаевна свое слово сдержала. Подготовилась она к приходу подруг основательно. Можно сказать, проделала серьезную работу.

— Переворошила весь свой архив.

Но это было еще мягко сказано. Евдокия Николаевна пошла так далеко, что даже сделала ксерокопии с наиболее удачных ракурсов семейных драгоценностей.

— Вот эта вещь в виде браслета, — сказала она, предъявляя подругам фотографию чьей-то обнаженной руки, на которой тускло сверкал браслет в виде виноградной лозы. — А вот она же, но в виде броши.

Брошь, признаться, показалась подругам довольно тяжеловесной. И заметно оттягивала лиф платья, на котором крепилась.

— Да, верно, — подтвердила Евдокия Николаевна. — Поэтому никто почти никогда и не надевал ее как брошь. Только Ольга одна так делала!

И она ткнула пальцем в фотографию молоденькой девушки, которая, словно елка, была обвешана драгоценностями. Личико девушки было смазливое. Но при этом черты его слишком уж мелкие, а рот хищный.

— Да ведь у нее никогда ни ума, ни чувства меры, ни скромности не было. Одно нахальство и ветреность.

— Ольга — это кто?

— Моя третья сестра, — вздохнула Евдокия Николаевна. — А вот какая чудная диадема! Мой дедушка подарил бабушке на свадьбу. Бриллианты и рубины для нее были привезены из самой Индии.

Диадема подругам не приглянулась. Ничего в ней чудесного, за исключением, должно быть, цены, не было. Подруг заинтересовала другая история.

— Но нам казалось, что вашу сестру зовут Марией, — сказала Кира. — И она мама Жанны Альбертовны.

— Да, все так, — подтвердила Евдокия Николаевна. — Но у нашего отца было три дочери. И третью, самую младшую и балованную, звали Ольгой! Бог весть, где эта заблудшая душа теперь. Даже не знаю, жива ли она.

Это подруг заинтриговало. Что же произошло в клане Ольшанских, что младшую сестру отлучили от семьи?

— Да уж натворила она дел, — вздохнула Евдокия Николаевна. — Всего теперь и не упомню. Да это и неважно. Вы же за фотографиями драгоценностей пришли? Зачем вам знать про Ольгу?

Но девушки уже почувствовали, что за этим нежеланием говорить кроется какая-то семейная драма. А что может быть более захватывающего, чем подобные драмы?

— Если вам так хочется услышать эту историю, то извольте, — наконец сдалась Евдокия Николаевна. — Тем более что повредить она никому уже не может. Ведь столько лет прошло!

Ольга родилась в семье Ольшанских последней. И с большим отрывом от своих старших сестер. С Евдокией у нее был разрыв в пятнадцать лет, а с Марией в десять. Росла Ольга в окружении любящих родителей и сестер, которые хоть и сердились иногда на малышку за ее несносный характер и эгоизм, который Ольга проявила чуть ли не с пеленок, но все равно любили ее.

Таким образом, Ольга к своему шестнадцатому дню рождения пришла к выводу, что все ее выкрутасы и фокусы рано или поздно простятся. И поэтому можно вести себя так, как ей заблагорассудится.

— Конечно, когда всю жизнь получаешь все, что ни попросишь, впервые испытать отказ бывает очень болезненно. И не всякому дано с ним смириться.

Во всяком случае, Ольга не смирилась. И все бы ничего, но пожелала она в этот раз не безделушку или новые туфли, а мужчину. Да еще не просто мужчину, а жениха ее старшей сестры.

— И чей это был жених? Ваш или вашей сестры?

— Мой, — отвернувшись в сторону, чуть дрогнувшим голосом произнесла Евдокия Николаевна. — Сережа был моим женихом.

И по-прежнему отвернувшись в другую сторону и избегая смотреть на подруг, она задумчиво произнесла:

— Впрочем, должно быть, оно и к лучшему. Как знать, возможно, у нас бы с ним все равно ничего не получилось.

Подруги переглянулись. Как же! Слышали они такие слова. Сами себя не один раз утешали подобным образом, когда хотелось вцепиться зубами в подушку и просто в голос выть от досады и боли. А что должна была испытать Евдокия Николаевна, подруги даже затруднялись сказать. Ведь, как выяснилось из дальнейшего рассказа, своего жениха она знала с трех лет. Они вместе учились, он часто бывал у них в доме. И никогда не скрывал своих чувств и намерений жениться на Евдокии Николаевне.

И вот, когда той стукнуло ровно тридцать лет, Сергей наконец сделал ей официальное предложение. К свадьбе готовились почти целый год. И за это время младшая сестрица, которой едва исполнилось шестнадцать, успела забеременеть от Сергея и поставить того перед свершившимся фактом. О том, как Сергей объяснялся со своей невестой, Евдокия Николаевна распространяться не стала. А подруги и не настаивали. И так было ясно, что объяснение было не из приятных.

Одним словом, после этой выходки Ольгу вычеркнули из семейных святцев.

— Но с ее уходом на нас беды посыпались словно из рога изобилия, — сказала Евдокия Николаевна. — Началось все с того, что нас ограбили, унесли из тайника все семейные драгоценности. Бедная мама, которая и так сильно сдала из-за выходки Ольги, окончательно слегла.

Так и не оправившись от удара, она вскоре скончалась. А следом за ней — и отец девочек. Впрочем, те были уже совсем взрослыми и самостоятельными. Мария вышла замуж за Альберта Петеросяна и уехала с ним в Ереван. А Евдокия, которая так и не сумела оправиться после измены Сергея, осталась старой девой, посвятив себя целиком работе и семье своей второй и теперь уже единственной сестры.

Киру во всем этом рассказе больше всего заинтересовало совпадение того, как друг за другом из семьи сначала ушла Ольга, а следом за ней уплыли и драгоценности.

— И с Ольгой вы с тех пор никогда не общались?

— Никогда! И даже не знаю, кто у них с Сергеем родился!

— Да?

— Иной раз и подумаю, хоть бы знать, мальчик или девочка у Оли родилась. Но как узнаешь?

Кира же, напротив, особой проблемы в этом как раз не видела. Не в тундре живем. Если брак был официально оформлен, значит, и судьбу родившегося ребенка не составит труда проследить. Только выходило, что этот ребенок должен быть старше самой Жанны. Ведь младшая сестра обскакала Евдокию с Марией и родила первой.

— А вы никогда не думали о том, что ваша сестра могла и быть виновницей кражи драгоценностей? — спросила она у Евдокии Николаевны.

Ее вопрос поверг бедную старушку буквально в шок. Она была готова признать за своей младшей сестрой все грехи мира. Но воровство!

— Как? — вскричала Евдокия Николаевна. — Как же это возможно? Среди Ольшанских не может быть воров!

— Все когда-то случается впервые.

— Только не это!

— Почему?

— Этого не может быть!

Ситуация складывалась абсурдная. Пожилая дворянка была убеждена, что ее сестра могла оказаться кем угодно, но только не воровкой. Этого не может быть просто потому, что не может быть. И все тут! Однако, несмотря на то что никакой критики ее аргументы не выдерживали или именно поэтому, но Евдокия Николаевна сильно рассердилась. И как ни странно, на подруг. Хотя они-то тут при чем?

— Вы заставили меня поверить в вашу порядочность! — с горечью произнесла пожилая женщина. — Заставили меня открыть перед вами душу. А потом надругались над ней!

— Никто над вами не ругался!

— Надругались! Над всем тем, что мне было дорого когда-то!

— Евдокия Николаевна, — пыталась воззвать к ее здравому смыслу Кира. — Сами подумайте, не странно ли такое совпадение? Вы ведь говорили, что ваша сестра была очень избалована?