Русский ад. На пути к преисподней - Андрей Караулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И надо же, повезло: помер Федор Давыдович Кулаков, 60-летний здоровяк, секретарь ЦК по сельскому хозяйству. Леонид Ильич лично позвонил, сам пригласил Михаила Сергеевича в Москву, в секретари ЦК, в Кремль, – руководить сельским хозяйством страны.
Самое главное – молчать. Не лезть в политику. Агрокомплекс – и все тут…
Свежесть обязательно клеймится начальством.
Она постаралась: Горбачев стал самым незаметным человеком в Кремле. Потом – самым незаметным членом Политбюро ЦК КПСС.
Как все-таки она умна!
Курить, курить, ужасно хотелось курить… Если Раиса Максимовна нервничала, ей всегда хотелось курить, но как, как тут закуришь, если она почти не бывает одна, – как?
Никто, кроме Михаила Сергеевича (даже Ира, дочь) никто не знал, что она курит.
На людях она всегда держалась по-царски. Ей казалось – как Клеопатра. У нее были представления о Клеопатре!
Провинция, конечно, давала себя знать, но она боролась со «ставропольским следом» в себе – как умела. Ей хотелось, чтобы она была человеком с тайной. Там, где тайна, там недоступность. На приемах и встречах (ее день был заполнен встречами) она старалась, как могла, никогда не покидать общество, даже на минуту, ибо ее отсутствие сразу ощущалось, но если нужда побеждала, она выходила в туалетную комнату и быстренько делала одну-две затяжки, обязательно.
В ее сумочке кроме «Жэ-о-зэ» всегда была «Шанель № 5», отгонявшая любой, даже самый отвратительный запах.
Госсекретарь Америки Шульц, обаятельный еврей с немецкой фамилией, намекнул в интервью, что Михаил Сергеевич сделал Соединенным Штатам такие уступки по ракетам, о которых в Вашингтоне и мечтать не могли.
Какая подлая брехня! Получается, что министра Громыко, его вечное «Нет!» американцы уважали больше, чем грандиозное стремление Михаила Сергеевича вернуть страну, Советский Союз, в мир!
Почему все-таки и Пентагон, и Белый дом такие предатели? Прав Михаил Сергеевич: это они финансировали ельцинскую кампанию, иначе откуда у демократов столько денег?
Михаил Сергеевич хотел мира, он хотел, чтобы у Советского Союза, у их страны, было бы было честное и открытое лицо. А Шульц, свинья, пишет, что Михаил Сергеевич просто хотел им понравиться… – вот он, уровень секретаря их Госдепа!
Нервы, нервы… – разгулялись, разлетелись во все стороны, выворачивают душу…
Она могла связаться с ним в любую минуту, прямо сейчас. Могла, но не желала. Пусть он сам позвонит, сам!
Надо будет, приедет. Пусть поступает как хочет!
Бывают в истории такие ситуации, когда Президент, если он действительно Президент, должен уметь убивать людей, причем – безжалостно.
Вон Буш, уважаемый человек, и Барбара, его жена, такая приятная, а что он устроил Саддаму! Тысячу багдадских детей заживо спалил в бомбоубежище – и что? Кто-нибудь в этом мире вздрогнул?
Михаил Сергеевич всегда был исключением – был и есть. Он вообще исключение в политике. Шестидесятник! А Россия, оказывается, без войны – не может, не умеет, в России слишком много народов (даже для огромной-огромной территории много!) и почти все народы как-то обижены, давно обижены, с еще досталинских времен. Иными словами, они, эти люди, жертвы свободы, которая на них обрушилась, – так получается? А Михаил Сергеевич – жертва их и своей свободы? Был бы он убийцей, как Крючков, не был бы жертвой, конечно, но не умеет Михаил Сергеевич стрелять, точнее, умеет, пробовал, но у него это плохо получается!
Один раз – получилось. Они, Михаил Сергеевич, Бакатин, Язов и Бобков, раздавили Баку, чтобы спасти в Азербайджане Советскую власть. Дурака Везирова вывезли на вертолете с крыши Дома Правительства! Пришел Аяз Муталибов, все утихло.
А в этом году – ерунда… Михаил Сергеевич не выдержал, послал «Альфу» в Прибалтику, чтобы «Саюдис» – исчез.
Но кто-то (кто?) тут же сбил его с толку; «Альфа» взяла телецентр, а Михаил Сергеевич вдруг испугался, отозвал «Альфу» в Москву и даже, она сама слышала, заказал самолет, чтобы лететь в Прибалтику извиняться перед населением… – да Крючков, слава богу, отговорил…
Раиса Максимовна давно поняла: Советский Союз – это такая страна, в которой нельзя, просто глупо быть первым. Есть такие страны (их много, на самом деле), где нельзя быть первым, нельзя вырываться вперед.
Настоящие первые люди в СССР – всегда вторые… Они не выходят из тени, ибо выходить из тени – самоубийство. В России слишком много от Азии, гораздо больше, чем от Европы. Хорошим Президентом в такой стране может быть только тот человек, кто по своим личным качествам выше и сильнее, именно сильнее, чем весь СССР, весь целиком! Таким человеком был Сталин. Таким человеком, судя по всему, был Ленин. Но в конце жизни и они рассыпались в маразме. Ленин умер очень рано, в пятьдесят четыре года, и уже в пятьдесят выглядел глубоким стариком: слишком тяжело, невыносимо тяжело одному человеку быть сильнее, чем вся страна!
Так что, Сталин нужен, так получается? Подождите, будет вам и Сталин, дайте срок…
Раиса Максимовна хорошо помнила тот самый вечер: она лежала здесь же, в ЦКБ, в этой палате, и все, по сути, было уже решено, хотя Михаил Сергеевич виду не показывал; он мчался к ней, в ЦКБ, после встречи с Ельциным, – в этот вечер, 26 сентября 1991 года, Раиса Максимовна раз и навсегда поняла то, о чем она догадалась месяц назад, в Форосе: игра проиграна, власть ушла.
Все.
Это был страшный вечер. Она увидела пропасть. Идо пропасти – ровно один шаг.
Полшага…
– …Раиса Максимовна… – майор Копылова, начальник ее охраны, была женщиной (бойцом) неопределенного возраста. В «девятке» давно, еще с андроповских времен, служили женщины, но в охране первых лиц они появились только год назад. Такой стиль опять-таки подсказали американцы: женщине с женщиной легче найти общий язык. – …Раиса Максимовна, просили передать: Михаил Сергеевич будет через пятнадцать минут.
– Хорошо, Анюта…
Едет! Раиса Максимовна как сейчас видела эту сцену: она быстро встала, отложила в сторону томик Боратынского, самого любимого своего поэта.
Едет! А он ужинал?
– Анюта, ужин Михаилу Сергеевичу. Любые овощи, салаты, рюмку «Юбилейного»; горячее он закажет сам!
Соскучился… Любовь, если это любовь, всегда видна по сто раз на дню!..
«Как я сегодня? Быстро, быстро, где черное платье?»
– Анюта, переодеться!
На самом деле Раиса Максимовна всегда, не только здесь, в Москве, но и в прежние годы ощущала в себе некое государственное начало. Она не сомневалась, что ей дано понять каждого человека и что каждый человек готов доверить ей свои тайны; ей казалось, она легко объединяет людей.
По сути, Раиса Максимовна всегда тяготела к клубной работе; таким клубом стала для нее вся страна.
– Застегни…
На Раисе Максимовне было красивое черное платье.
«Надо что-то беленькое сюда, на грудь…»
Когда Михаил Сергеевич ездил за границу, его всегда сопровождала интеллигенция. Когда была поездка в Японию, в список делегации включили девчонку, которая голой снималась в «Маленькой Вере». «Или я, или она, – возмутилась Раиса Максимовна. – Только стриптиза в самолете не хватало!» Так Ревенко, помощник Михаила Сергеевича, даже обиделся! «Девочка эта, – говорит, Наталья Негода, не актриса, она больше, чем актриса, она – сексуальный символ перестройки!»
Снять трусы при всех… это что, символ, что ли?
Люди, люди, что с вами происходит…
Каждый, впрочем, может прийти в себя, если немножко подождать.
Порывисто, не раздеваясь, вошел Горбачев.
– Ну, здравствуй!
«Выглядит замечательно», – отметила она.
– Здравствуй, Михаил Сергеевич, – она протянула руки, – здравствуй! У нас все в порядке?
– Как всегда! – ответил Горбачев.
Майор Копылова вышла из комнаты.
– Ну, как ты?
– Потом, все потом… – она быстро стянула с него пальто, – мой руки и говори!
Горбачев ловко выдернул руки из рукавов, кинул пальто на пол и вдруг поцеловал ее в губы.
– Слушай, а что здесь сидеть-то? Поедем куда-нибудь, а? Поужинаем как люди?
Она улыбнулась:
– Ты, Миша, приглашаешь меня в ресторан?
– Ну… – Горбачев засмеялся. – Давай, мчимся на дачу, утром тебя привезут – без проблем!
– Мой руки. – Она нагнулась и подняла пальто. – И за стол!
– Между прочим, уважаемая Раиса Максимовна, мы не виделись шесть дней.
– Да, я ждала…
– Мне было не до любви.
– Не злись…
– Нет-нет, я не злюсь…
За тридцать восемь лет, проведенных вместе, Горбачев так и не нашел для Раисы Максимовны ни одного интимного имени или словечка; ласкаться друг к другу в их семье было не принято.
Иногда, очень редко, он звал ее Захарка – давным-давно, еще студентами, они были в Третьяковской галерее, где она долго стояла перед картиной Венецианова; ему казалось, что именно в этот день их любовь стала настоящей страстью.
Стол был накрыт в соседней комнате. Здесь же по стойке смирно застыл официант – в бабочке и с салфеткой на согнутой руке.
