Беседы шалопаев или золотые семидесятые - Игорь Отчик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А «Пусть говорят» смотрел? Там тоже красивейшие пейзажи.
– А разве это было в Бразилии?
– Не знаю. Да это и неважно. Помнишь влюбленную пару над голубизной горного озера, на фоне заснеженных Анд? А полноводные реки среди буйства зелени, под сенью белоснежных облаков в бездонной глубине неба? И торжествующий голос Рафаэля. Помнишь эти исполинские, дымящиеся водопады?
– Это водопады Игуасу, на границе Бразилии с Аргентиной.
– А не хотел бы побывать там? Услышать рев низвергающихся масс воды, увидеть вечные радуги над пенящимися безднами?
– Я бы предпочел Ниагару.
– Нет, давай сначала разберемся с Южной Америкой. Почему бы нам не ступить под таинственные своды тропического леса в долине Амазонки?
– Спасибо, не надо. Там слишком жарко и душно. А еще много диких обезьян, змей и москитов. Хватит нам и Борнео.
– А вы разборчивы, сударь!
– Хочу в пампасы!
– А мы уже здесь! В аргентинских прериях.
– Их воздух должен быть терпким, сухим и горчащим − как удар ковбойского кнута, как шорох метко брошенного лассо, как стук копыт диких мустангов, бешено несущихся над выгоревшей травой прерий. Как щелчок взводимого курка револьвера…
– Там тоже есть ковбои?
– Где их только нет! Аргентина − удивительная страна. Страна, лежащая в южном полушарии, в таких же, как и мы, широтах. Но совсем другая! Близкая по климату − там даже выпадает снег − и совершенно иная. У южного полюса планеты вообще мало земель и стран − Аргентина, Чили да еще Новая Зеландия. Периферия цивилизации, уникальный мир…
– В тех местах должно чувствоваться ледяное дыхание близкой Антарктиды. И если уж мы так далеко забрались, почему бы не посетить ту самую, знаменитую Огненную Землю?
– Не стоит. Ничего хорошего там нет: камни, снег, лед. Экзотика Колымы и Магадана.
– И только одинокий пингвин стоит на уступе айсберга и задумчиво вглядывается в вечно холодные, мрачные воды океана…
– Пытаясь разглядеть в них свежую, экологически чистую рыбу.
– А помнишь удивительные названия рек, островов и гор из романов Майн Рида и Жюль Верна? А ветер дальних странствий, веявший со страниц этих книг? С далекого мыса Горн, через безлюдные просторы Патагонии, вдоль суровых отрогов таинственных Кордильер. Над их грозными вершинами парят гигантские кондоры. И поет свирель одинокого пастуха, и вторят ей незабвенные Simon&Garfunkel. Какая мелодия, какие голоса!
– Эль кондор паса, друг мой, эль кондор паса…
– А кондор все летит и летит в ледяной чистоте горного воздуха. Как летел и сто, и двести лет назад, когда отважные путешественники искали здесь пропавшего капитана Гранта. Помнишь музыку Дунаевского к этому фильму?
– Еще бы! А мне вспоминается полузабытое, волшебное: «Видишь: птицы летят осторожно на далекие вспышки огня. И распахнут весь мир, и дорога так и просит: шагни на меня! Там, где небо шторма занавесили, там, где вязнут в тумане слова, обязательно есть неизвестные, неоткрытые острова».
– Да, когда-то мы верили в эти сказочные острова. В то, что где-то, в флибустьерском дальнем синем море, бригантина поднимает паруса.
– Где вы, дети капитана Гранта? Где ты, «романтика тревоги поиска риска»?
– Там же, где и тревога риска романтики поиска. Все еще с нами. Вглядись − сквозь пелену тумана проступают очертания Буэнос-Айреса − города, пропитанного грубой чувственностью. Здесь родилось знаменитое аргентинское танго…
– И еще одна вечная мелодия: «Бэсса мэ, бэсса мэ, мучо». Какая романтическая история! Девочка пришла со свидания, села за пианино и простыми словами выразила то, о чем пело ее влюбленное сердце: «Целуй меня, мой мальчик». И все! Больше ничего не нужно. Вошла в души всех людей мира. Вошла в историю, навеки…
– Консуэла Веласкес. Но, по-моему, она мексиканка.
– Правда? А я всегда думал, что аргентинка. И ведь многим рассказывал, никто не поправил. Вот стыдно-то!
– Думаю, что твоим доверчивым подругам это не так уж и важно. Главное − красота самой легенды: первая любовь, пылкие чувства, волнующая музыка. Какая разница советской девушке, где это было − в Аргентине или в соседней Мексике?
– Еще скажи: в Гваделупе. Ну, так что, едем на родину Веласкес, в знойную Мексику?
– Не стоит. Пыльная и скучная страна. Сомбреро, кактусы, текила, кокаин, наркобароны, да еще Сикейрос − больше там ничего интересного нет. И жара, жара. Не зря же они сами толпами бегут оттуда на север…
– В прохладный Техас. Кстати, а почему бы и нам с тобой не посетить проклятую Америку, оплот империализма? Чтобы своими глазами увидеть, как она стонет под игом капитала, как бьется в судорогах перманентного кризиса…
– Перепроизводства. Как задыхается от избытка джинсов, блейзеров, дубленок, часов «Сейко», телевизоров и магнитофонов «Сони», «Филипс», «Панасоник». Чтобы ослепнуть от лживого блеска витрин супермаркетов, забитых всевозможной жратвой. Десятками видов колбас и сыров, экзотических фруктов, их мерзкой жвачки, отвратительной кока-колы…
– Не трави душу! Человека, измученного жареной треской.
– А ты бы не хотел увидеть в свободной продаже новейшие диски самых крутых рок-групп? Альбомы Beatles, Rolling Stones, Deep Purple, Led Zeppelin, Credence, Uriah Heep, Pink Floyd лежат пачками, и никто их не берет. Можешь себе это представить?
– Нет, не могу. Такое возможно только при полном коммунизме.
– Оказывается, для этого нужно всего лишь приземлиться в аэропорту имени Кеннеди. Я предлагаю лететь туда прямо из Буэнос-Айреса, бизнес-классом…
– Авиакомпании «Pan American»! На меньшее я не согласен.
– Все в наших руках! Мы развалимся в роскошных креслах, а длинноногая стюардесса в строгом фирменном мини будет предлагать нам охлаждённые напитки: шампанское, виски, коньяк, бренди, ром, джин, текилу, французские вина. Ты что выберешь?
– Я не буду привередничать. Никакого снобизма. Я перепробую все.
– А я проверю их на вшивость: потребую кальвадос и абсент. Посмотрим, как они будут выкручиваться. Ты абсент пил? А кальвадос? Ну вот, заодно попробуем.
– А потом неспешно допьем наши аперитивы, поправим галстуки безупречных костюмов и вальяжно выйдем из салона роскошного «Боинга». И окажемся, как в фильме о будущем, в сверкающем здании аэропорта − целом городе, поражающем разноцветием лиц и одежд, пестрой сумятицей огромного людского муравейника…
– И поразимся, как точно описал все это Артур Хэйли.
– А потом окунемся в бешеный ритм Нью-Йорка, города «желтого дьявола»…
– В котором человек человеку волк, а не друг, товарищ и брат…
– И где нас со всех сторон окружат улыбающиеся, открытые лица незнакомых, но приветливых и благожелательных людей…
– Но мы не поверим фальшивым улыбкам этих конформистов, погрязших в уютном болоте общества потребления.
– О чем речь! Нас не проймешь обманчивой рекламой, сверкающей в каменных джунглях Манхэттена. Но по городу мы, конечно, пройдемся. Прошвырнемся по тому самому Бродвею, Пятой авеню, прогуляемся по Центральному парку. Поднимемся на пресловутый Empire State Building…
– Чтобы плюнуть с высоты птичьего полета на цитадель проклятого империализма.
– А потом, проголодавшись, зайдем в первый попавшийся бар и с отвращением съедим их традиционный сэндвич с кока-колой.
– А еще нужно посетить Брайтон-Бич. Выйдем на набережную, глянем на гребенку поднимающихся из воды небоскребов, поприветствуем позеленевшую от свободы и морских ветров статую с рожком окаменевшего мороженого в руке…
– Но скоро нам надоест суета этого гигантского муравейника, в котором все мысли людей заняты презренным металлом, и мы без сожаления простимся с его душной суетой. И отправимся по следам Ильфа и Петрова на просторы одноэтажной Америки. Возьмем напрокат огромный, как авианосец, американский автомобиль − какой-нибудь «крайслер» или «бьюик»…
– Обязательно открытый!
– Само собой. Чтобы небрежно развалиться в его шикарных креслах и катить по их пресловутым хайвэям, полной грудью вдыхая воздух великой страны. А ветер будет трепать наши распахнутые рубашки, охлаждать разгоряченные лица, развевать буйные прически. И мы будем лететь по широченным автострадам, обгоняя фермерские пикапы, монстрообразные трейлеры и сверкающие кабриолеты, в которых будут сидеть роскошные блондинки, улыбающиеся нам ослепительными голливудскими улыбками…
– «Хэллоу, бэби! Ай лав ю!» − крикнем мы им и утопим педаль газа в пол, а могучий мотор отзовется утробным рычанием и вдавит нас в сиденья бешеным ускорением. И замелькают вдоль дороги маленькие города, с их неизбежными придорожными автозаправками и фастфудами. И мы, наконец, увидим те самые, с детства памятные по романам Майн Рида, бесконечные прерии…
– По которым все так же бродят стада непуганых либерзонов и могучих шатобрианов…
– А в прибрежных кустах вдруг мелькнет тень индейского разведчика, какого-нибудь Одинокого Волка из племени навахо, со свирепой раскраской медного лица, ожерельем из медвежьих клыков и пучком перьев, вплетенных в смоляной пук волос.