Быть может… - Вера Заведеева

– Саша! Саша! Погоди! Помоги, пожалуйста, – схватила она за рукав своего прежнего коллегу, с которым была на «ты» в их строго-чопорном учреждении. – Мне нужно передать проекты писем по поводу нашего комплекса… Закинь, пожалуйста, Тамаре в секретариат. Я ей потом позвоню и все объясню…

Он недовольно поморщился, но отказать постеснялся. Из недавнего смешливого выпускника, каким он был пять лет назад, Саша превратился в самодовольного чиновника (благодаря шишке-тестю) средней руки. Однако не все еще в нем закостенело. Кто его учил всему, когда он пришел к ним в управление? Вера, конечно. И он этого, видно, не забыл.

– Ладно, ладно, не волнуйся. Сам все передам, кому надо, и замолвлю словечко. Тебя здесь часто вспоминают, особенно твои подопечные из вузов. Ну, как твоя новая затея с издательско-полиграфическим комплексом? Скоро миллионершей станешь? Не забудь тогда нас, грешных. Управление-то наше грозятся разогнать, да и само министерство штормит, – вздохнул он. – Куда бежать? Ты молодец, вовремя отсюда удрала.

Вера нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, будто не чаяла добежать до туалета. Они попрощались, и она заспешила за пакетом с котенком. В туалете был легкий переполох: пакет катался по подоконнику и издавал странные звуки. К тому же от него исходил пренеприятный запах. Расфуфыренные министерские дамы боялись к нему притронуться, выдвигая разные версии – одну другой страшнее (по Москве уже вовсю ползли слухи про всякие взрывные устройства). Вера схватила пакет, обдав на прощанье женщин мерзкой вонью, и выскочила в коридор. «Так, на лифте нельзя, – соображала она. – Народ не вынесет». Она ринулась к лестнице и спустилась на следующий этаж, моля судьбу, чтобы в том туалете никого не было. Ведь ей до дома добираться на метро, да еще на автобусе. Кто ее пустит с такой ношей? Нужно срочно хоть как-то «поменять пеленки».

В туалете никого не оказалось. Вера молниеносно обтерла котенка и направилась к выходу. «Только бы не орал, паршивец», – думала она, выходя на грохочущее Садовое Кольцо.

Котенок молчал и не шевелился, обессилев от переживаний. «А вдруг подох? Я с ним уже часа три мотаюсь по жаре, – испугалась Вера, но не рискнула заглянуть в пакет. – Ладно, будь, что будет. Как-нибудь доедем».

Как ни странно, в дороге обошлось без сюрпризов. Дома никого еще не было. Первым делом Вера, быстренько переодевшись, потащила котенка в ванную и хорошенько его вымыла с мылом. Тот сопротивлялся из последних силенок. После экзекуции Вера обсушила его полотенцем и покосилась на фен, но решила, что это будет уж слишком. Котенок, мокрый, жалкий крысеныш, дрожал и икал. Вера завернула его в старенькое мягкое полотенце и сунула себе за пазуху. Малыш сразу успокоился и, расположившись удобнее на просторной Вериной груди, уснул сладким сном. Не смея нарушить его покой, Вера прикорнула с ним на диване и тоже задремала.

Когда она открыла глаза, перед ней стоял муж и с укором смотрел на свою «мать-героиню».

– Ну что? Опять потянуло на подвиги? – устало спросил он.

– Он сам меня выбрал… Не могла же я бросить его на улице, – оправдывалась Вера.

Котенку устроили уютную лежанку на кухне и оборудовали горшок в туалете. Из еды он предпочитал молоко и вареные яйца. И, конечно же, это опять оказалась девица. Сын предложил назвать ее Елизаветой II в честь королевы Великобритании, замечательной благотворительницы, давшей Вериному сыну, обычному московскому парню, стипендию на обучение в Шотландском университете (Россия в 90-е была «в моде» за рубежом). Конечно, огромной заслуги самого сына, сумевшего этого добиться и сдать прилично соответствующий экзамен вопреки отчаянному сопротивлению «членов приемной комиссии» с российской стороны – высших комсомольских деятелей, у которых на это были свои виды, никто не отрицает. Да и британцы помогли, предпочтя выбрать толкового парня «из народа», а не блатного отпрыска «элиты».

Белобрысая Лиза (как стали называть ее домашние) обычно сидела у Веры на плече и спускалась вниз только к обеду. Когда все в доме укладывались спать, она незаметно пробиралась к Вере под одеяло, а затем оборачивала собой ее шею. Той было жарко в таком меховом «воротнике», она отпихивала Лизу во сне, но кошка снова устраивалась спать у нее на шее. Откуда было тогда Вере знать, что этот заморыш «лечил» ей уже надвигающийся шейный остеохондроз, который так жестоко обойдется с ней спустя несколько лет. Муж не раз выдворял непрошеную гостью из спальни, но Лиза так горько плакала под дверью, что у Веры сдавали нервы, и она продолжала терпеть такое «соседство».

Из всей семьи Лиза выделяла только Веру, жестоко ревнуя к ней окружающих. Когда Вера уходила на работу, разыгрывались душераздирающие сцены расставания: кошка цеплялась за Веру, не давая ей закрыть дверь, и орала, будто ее резали. Сын, поучившись после окончания института на разных новомодных программах в Европе, работал в японском «Панасонике» и домой приходил поздно. Но даже в те редкие минуты, когда они с Верой живо обсуждали свои дела, Лиза не находила себе мес та. К сыну она ее ревновала больше, чем к другим. Вечерами Вера с мужем обычно выходили прогуляться в парк «Братцево». Теперь пришлось брать с собой и Лизу. Она путешествовала на плече у Веры, гордо поглядывая на удивленных прохожих.

Спустя годы Вера как-то признается себе: «Да, так, как Лизка и сын, пока не повзрослел, меня больше никто не любил…».

Однажды к Вере пришел Саша, друг сына, с которым она сотрудничала. Вера к той поре уже работала «сама на себя» – брала заказы на издание книг от редактирования рукописи до выпуска тиража. Ее «Агроконсалт» завершил свою программу. Выделенные Европейским Советом деньги – «гуманитарная помощь России» – по большей части в Европе и остались, а то, что перепало «Агроконсалту», успешно «освоили» те, кто оказался «у корыта». Типография с добытым в Германии оборудованием оказалась в руках ее директора. Вера, опять оставшись ни с чем, пустилась в самостоятельное плавание.

Она все делала сама, благо опыта было предостаточно: искала заказы, составляла калькуляции, вела всю свою бухгалтерию, таскалась с крупными суммами денег в старой сумке по Москве, рискуя быть ограбленной, если не хуже, готовила рукописи, делала эскизы для обложек, закупала бумагу и буквально не вылезала из типографии, пока там печатали ее тираж. Но вот верстать на компьютере так и не научилась. В этом-то ей и помогал Саша. Он учился в дневной аспирантуре и до защиты кандидатской вынужден был подрабатывать, где придется. Версткой он занялся с подачи Веры, которая на практике обучала его техническому редактированию. Вскоре у них стало что-то получаться.

Саша вошел в квартиру, снял обувь и направился в комнату, где стояли компьютер и принтер. Увидев возлежавшую на принтере Лизу, которая использовала его как оттоманку для дневного сна, он улыбнулся ей и попросил освободить рабочее место. Они с Верой устроились у компьютера и приступили к делу, не обращая на Лизу внимания. Через какое-то время из гостиной донеслось какое-то утробное мяуканье. Вера решила взглянуть, что там. Лиза стояла у двери и отчаянно мяукала. Глаза ее были полны слез. А на диване, на бархатистом покрывале…

– Лиза! Ты что, с ума сошла?! Теперь придется выбрасывать покрывало вместе с диваном?!

Такое в их доме случилось впервые. Прибежал Саша и помог Вере убрать этот кошмар. Хорошо, что хоть диван не испачкан. Вера застелила его стареньким пикейным покрывалом и вернулась к компьютеру. Минут через десять-пятнадцать все повторилось вновь.

Вера не знала, что и думать. Ну почему это случилось опять на том же месте? Тайну приоткрыл Саша:

– Вера Юрьевна, не ругайте кошку, она просто приревновала вас ко мне и так выразила свой протест. Она очень страдает, бедняжка. Я, пожалуй, пойду.

– Как же мы теперь доделаем работу? – расстроилась Вера.

– Ничего, я дома все поправлю и сам где-нибудь распечатаю, – обнадежил парень.

Вера убрала «новый сюрприз», накормила Лизку и, посадив ее на колени, стала ей внушать:

– Лиза, нельзя быть такой капризной. Ты же мечтаешь о «Вискасе»? А как я тебе его куплю, если не сдам работу в срок и не получу денег? Ты знаешь, что в моем деле самое трудное? Получить деньги у заказчика, причем желательно все.

Лизка уткнулась Вере в живот и тихо плакала, шевеля ушками.

– Лизонька, я тебя тоже очень люблю, – утешала Вера кошку и себя заодно.

Ей иногда становилось не по себе: за что Лизка любит ее до исступления? Она смотрит на нее, как на божество, ловит каждый ее взгляд, каждое движение, облизывает с ног до головы и… продолжает спать у нее на шее, что создает Вериному мужу дополнительные препятствия на пути к законному телу.

Из заморенного крысеныша Лиза вскоре превратилась в белоснежную красавицу с черным носиком и черным пятнышком на мордочке. И, конечно же, она чувствовала себя в своем доме и впрямь Елизаветой II, элегантной и гордой. Она уже не боялась выходить на кухонный балкон и даже ходить по перилам, а свой «горшок» перенесла под стоявший там старый стол, под которым скопилась земля из цветочных ящиков. Увидев, как Лиза изящно гарцует по перилам, Вера аккуратно сняла ее оттуда: