Быть может… - Вера Заведеева

Вера Заведеева

Быть может…

Вместо предисловия

В октябре 1971 года на экраны вышел легендарный и памятный для меня фильм «Офицеры», в котором рефреном звучала песня с такими пронзительными словами:

От героев былых времен

Не осталось порой имен…

Что же говорить о людях простых, коим выпала обычная трудовая и не самая легкая жизнь, но именно на них-то, на их общем багаже, все и держится до сих пор. Неужели в недалеком будущем от них не останется и следа, а пришедшие им на смену новые люди даже не заметят, что и до них кто-то точно так же ходил по этой Земле, с трепетом встречал весну и наслаждался умиротворением «бабьего лета», любил и страдал, мечтал о счастье и мучился сомнениями, добирался до своего «пика» и скатывался вниз, оглушенный злобной завистью, несправедливостью или жестокостью, растил детей, лелея в них свои несбывшиеся надежды, и терял самых дорогих на свете?

Как быстро тают тени прошлого и забывается вскоре, через каких-то тридцать-пятьдесят лет, даже сам образ жизни тех времен, включая бытовые мелочи, которые потом становятся достоянием историков и коллекционеров. И не вспомнят новые люди, что все в этой жизни повторяется. Подобно круговороту воды в природе. Как больно и обидно порой слышать сегодня насмешливо-снисходительные скороспелые суждения о людях родом из «совка», переживших столько за свой век, и о недавних «примитивных» временах от тех, кто им и в подметки-то не годится.

Человек жив, пока его помнят таким, каким он был на самом деле. Вот и герои моих рассказов останутся жить на страницах этой книги такими, какими я их помню и люблю.

О любви

Истории любви

С любимыми не расставайтесь!С любимыми не расставайтесь!Всей кровью прорастайте в них —И каждый раз навек прощайтесь,Когда уходите на миг!

Как известно, Бог любит Троицу.

Вот и историй о любви тоже оказалось три.

История первая. Предатель

Случилась эта история в середине прошлого века на Южном Урале. За окном, закрытым на ночь ставнями, еще темно, только яркие лучики из-под печной дверцы слабо освещают пол кухни. Четырехлетняя Верка, зябко поеживаясь, сползла с печной лежанки, где спала вместе с вредной прабабкой, хрюкающей и лягающейся во сне. Они с ней частенько дрались, и та, ябеда-корябеда, плаксиво жаловалась, шамкая беззубым ртом, своей невестке Дусе, Веркиной бабушке, или Маме-старой, как ее звала внучка. Мама-стара, не выясняя, кто прав, кто виноват, строго указывала малой на висевший у входной двери красный ремешок («Твой друг и учитель», – объяснял Верке его назначение дядя Миша). А старенькой свекрови, которой было уже за девяносто, с упреком бросала:

– Вы бы, мамаша, поменьше цеплялись к робенку, она все ж таки сиротка… при живых-то родителях.

– А че она дерется? – верещала старушонка.

Но Маме-старой не до них. На ней весь дом, хозяйство – огород, скотина, младшие дети-школьники, пятнадцатилетний сын Михаил и десятилетняя дочка Людмила, да еще эти две скандалистки навязались на ее голову. Старшие три девки Мамы-старой – Мария, Зинаида и Полина – давно уже разъехались кто куда: первую после института направили работать в область, в город Еманжелинск, вторая (Веркина мать) уехала учиться во Львов, там вскоре вышла замуж за возвращавшегося с войны юного лейтенанта и оказалась в Подмосковье, а третью муж-военный увез из Челябинска аж на Чукотку. Старший сын Илья служил сверхсрочную в Белоруссии.

Кормильцем был один дед, Василий Иванович, который в ту пору работал на бойне, в вечно промозглой, пропитанной кровью животных, вонючей бетонной постройке рядом с цинковым заводом с его ядовитыми оранжевыми дымами. Мама-стара, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, ходила с Веркой по домам их поселка Першино продавать молоко. Кудрявая хорошенькая девчонка умиляла покупательниц, и торговля у них шла успешно. Вот только самим-то молока доставалось мало… К приходу деда Маме-старой нужно было успеть управиться со скотиной, еще раз натопить печь, нагреть воды и наварить супу. Дед долго мылся в тазу за занавеской на кухне, потом ел и ложился поспать. Верке приходилось тихо себя вести целый час, не носиться по дому как угорелой и не хлопать дверьми. Его она побаивалась, хотя он ни разу ее даже не шлепнул, и звала папкой, как все в семье. Своего собственного папку Верка не знала и не печалилась из-за этого. Дед просыпался ровно через час, пил чай из блюдца с кусковым сахаром «вприкуску», приглашая за компанию Верку, и шел в сарай, где что-то стругал и пилил до самой ночи. Семья большая, и деду пришлось за свою жизнь построить не один дом.

Верка прошлепала босиком к маленькому стульчику с дыркой посередине. «Стульчик-дристунчик», как называл это приспособление дед, смастеривший его для Верки – своей первой внучки, стоял в углу кухни у лавки. Под лавкой что-то шебуршало. Мышь! Верка замерла от страха. Но любопытство пересилило. Под лавкой лежала Мурка, а рядом с ней копошились серые осклизлые комочки. Котята?! Вот Мурке попадет от Мамы-старой! Она не велела кошке больше приносить котят с огорода, где, как знала Верка, они вырастают вроде картошки. Муркины дети и так уже расселились по всему Першино, а ее подросшие сыновья часто навещали свою маму, после чего кошка опять притаскивала с огорода новеньких слепых детенышей. Этих Мама-стара точно утопит! Надо спасти хоть одного, пока та доит Беляну. Верка схватила ближайшего заморыша и метнулась обратно на печку. Когда Мама-стара позвала ее зав тракать, котят уже и след простыл, только Мурка металась из угла в угол, надеясь отыскать своих детей.

Верка долго прятала котенка на печке и поила его молоком из старой соски. Постепенно этот заморыш превратился в пушистый дымчато-черный клубочек с белой мордочкой и почувствовал себя баловнем судьбы. Верка преданно служила ему, охраняя от его же злобной царапучей мамаши, угрюмой овчарки Найды, сидевшей у ворот на цепи, и бесцеремонных кур, так и норовивших клюнуть любознательного котенка в глаз. А если бы он попал под ноги Беляне, равнодушной ко всему, кроме ведра с картофельным пойлом? Или к свиньям в стайку? Страшно подумать, что с ним могло тогда стать! Поэтому она все больше таскала его за пазухой.

Но беда, как известно, приходит тогда, когда меньше всего ее ждешь. Их соседке вдруг понадобилась кошка, чтобы приструнить не в меру расхрабрившихся мышей в подполе. И приглянулся ей дымчато-черный котенок с белой мордочкой, в котором она наметанным глазом разглядела будущего свирепого котяру. Соседка приметила его, когда Верка играла с ним в огороде. Почуяв надвигающуюся опасность, они с котенком спрятались на печке, укрывшись за занавеской и почти не дыша. Но не тут-то было.

– Верка, окаяшшая девка, ты куда котенка дела? – послышался грозный голос Мамы-старой.

Рядом с ней лицемерно вздыхала соседка, тетка Тина, будто она здесь ни при чем.

– Не отдам! – уперлась внучка, прижимая к груди котенка.

Расправа была короткой. Соседка с котенком в руках убралась восвояси. Верка не плакала. Она будто застыла в своем первом непереносимом горе. До самого вечера просидела она на печке и не спустилась даже тогда, когда дед позвал ее в сарай собирать блестящие стружки, из которых получались красивые бусы.

Дня три сторожила Верка котенка у забора напротив соседского крыльца. Наконец из-за приоткрытой двери высунулась белая мордочка.

– Кыс-кыс-кыс, – обрадовалась Верка, пытаясь просунуть руку через штакетину.

Котенок навострил ушки и засеменил к забору.

– Узнал! Узнал свою маму! Я же тебя спасла! – всхлипывала счастливая Верка.

Они спрятались за сараем и целый день играли там, скрытые высокими огуречными грядками. Котенок, разрезвившись, норовил сбить лапками гороховые стручки и бегал по грядкам. Верка – за ним. Их веселые догонялки заметила прабабка со своего наблюдательного поста на крыльце и тут же наябедничала Маме-старой:

– А твоя Верка носится как угорелая и топчет грядки! Вот, полюбуйся-ка, – хихикала зловредная бабка-Ежка.

– Верка! Опять котенка уташшила? Ну, я тебе сейчас! – рассердилась Мама-стара.

Одной рукой она схватила Верку за шкирку, другой – котенка и потащила верещащую команду к дому. А там… Там поджидал красный ремешок у двери.

Котенка вновь вернули соседке. Но Верка не сдалась. Целыми днями она высматривала его на соседском крыльце, но того, видно, из дома не выпускали. Она уже и не надеялась его больше увидеть. А вдруг соседка отвезла его своей белобрысой и вечно сопливой внучке, и та теперь играет с ее, Веркиным, котенком?! Но однажды за забором мелькнул знакомый дымчатый хвостик. Сердце у Верки будто задохнулось.

– Кыс-кыс-кыс! Миленький, хорошенький мой, подойди к забору! – молила Верка.