Беги-беги, я догоню - Анна Роддик

Признаюсь, через некоторое время я сменила гнев на милость. Риччи начал мне нравиться. Он начал казаться мне добрым и веселым. Пока мы сидели и играли, он все время смешил меня. Ни на что не отвлекался, уделял все время мне и моему обучению нардам. И как можно не проникнуться к человеку, который ведет себя по-отцовски? Особенно когда ты – шестнадцатилетняя девочка, фактически выросшая без отца.

После игры в нарды Риччи подтвердил свой статус «отца», который я ему придумала. Мы сидели и еще почти два часа разговаривали о жизни. Он прочитал мне лекцию о жизненных ценностях, о важности образования, о родственных связях и многом другом, чего я не желала в свое время выслушивать от родителей, будучи буйным подростком. Он не открыл для меня Америки. Он говорил вещи, от которых я раньше бесилась и раздражалась, пытаясь всеми способами избавиться от собеседника. Сейчас же я не только слушала все, что он мне говорил, но и верила в его слова. Он действительно был очень убедительным собеседником.

После того, как вся анимационная команда ушла в сторону своих комнат, мистер Риччи предложил мне прогуляться к пляжу. Я не стала отказываться, даже несмотря на то, что ходить по песку мне было ужасно тяжело – зафиксированная в эластичный бинт стопа, наступая на нетвердую поверхность, очень болела. Но быть на море и не подходить к пляжу было выше моего сознания, это было невозможно. К тому же день плавно переходил в вечер, небо озарило золотое зарево заката. Беспокойное море, должно быть, уже утихомирилось и почти уснуло. Полыхающие небеса в отражении водяной глади… разве можно устоять перед такой красотой?

Когда я видела такие картины, мне всегда хотелось рисовать. Когда-то в детстве я занималась рисованием, но очень недолго – как только у меня появились первые плохие отметки в дневнике, мама запретила мне ходить в художественную студию. А мне всегда казалось, что через краски проще всего выразить свои мысли и эмоции. Больше всего меня восхищала цветовая гамма. Такую гамму не придумаешь, а зарисовать ее в памяти так хорошо, чтобы точно повторить на бумаге, у меня ни разу не получалось. В шестнадцать лет мне казалось, я рисую глупо и не имею особого таланта к этому занятию.

Потом я поковыляла в номер, распрощавшись с Риччи и Надей. На ужин я не пошла. Отправилась прямиком в бар и с нетерпением стала ждать шоу. Конечно же, Риччи тоже был там. У меня был прекрасный повод заговорить с ним: сегодня днем он попросил меня объяснить ему значение слова argue – «спорить». Он был рад узнать новое слово и с удовольствием включился в разговор об иностранных языках.

Мы были оба в черном и наверняка симпатично смотрелись вместе. По крайней мере, бармен, все эти дни пытавшийся за мной ухаживать, смотрел на нас исподлобья – с явной ревностью и даже злостью. И чтобы еще больше его раззадорить, я постаралась как можно более живо поддержать разговор с Риччи. Неожиданно проснувшееся во мне желание общаться Риччи воспринял с благодарностью.

За несколько минут до начала представления Риччи вдруг сказал:

– Мне сейчас надо идти гримироваться, переодеваться и готовиться к выступлению… – я кивнула, а он продолжил: – Если хочешь, пошли со мной!

– Да нет, спасибо. Я тут посижу пока… – я засмущалась. С одной стороны, я была знакома со всей анимационной командой и вряд ли что-то кто-то будет против, но мне было неудобно, что Риччи меня везде с собой таскает.

– Ну нееет. Пойдем, давай! – он схватил меня за руку. Сделав пару шагов и потянув меня за собой, он обернулся. В глазах горел азарт. Я улыбнулась и покорно проследовала за шефом. Бармен проводил нас испепеляющим взглядом, посмотрел, как он уводит меня за сцену к анимационной команде, и нехотя вернулся к работе.

За сценой знакомые ребята из анимации встретили меня с большой радостью. Диджей неожиданно подскочил ко мне и давай трепать меня по волосам. «Брааат!» – шепеляво протянул он, заключив меня в крепкие объятия. Девчонки, с которыми я сдружилась за эти дни, тоже все были рады моему приходу. Поговорив с ними со всеми чуть-чуть, я гордо прошагала с Риччи в его гримерную.

Там было сказочно: подарки, плакаты, фотографии, очень много костюмов, большинство из которых я узнала… Там был огромный полосатый комбинезон с такой же огромной соской, в которых Риччи изображал карапуза в комедийном шоу. Этот номер был гвоздем местной программы, а шеф не упускал возможности повторять его реплики на бис снова и снова, даже когда просто общался с туристами. Номер и правда был очень хорош, Риччи, казалось, был прирожденным актером. Его актерское мастерство можно было сравнить лишь с его акульими способностями вербовать людей на работу.

Мне был срочно предоставлен стул. Для этого он поднял на ноги весь свой анимационный персонал, наигранно возмущаясь: «Почему у моего ассистента нет стула?» Почти пятнадцать минут Риччи не просто сокрушался, что мне негде сесть, но и поднял на уши всех своих ребят из анимации, чтобы нашли мне стул. Когда шеф окрикнул их, те не на шутку перепугались и прибежали каяться во всех смертных грехах. Но когда поняли, чем дело, заулыбались и всей толпой побежали искать мне трон. Такое внимание было необычайно приятным. Вокруг меня еще никто никогда так не суетился.

– Слушайте, а давайте ее тоже загримируем… – хихикнул тот, что был постарше.

– Не надо!.. – заскулила я на английском. Синан резко нахмурился и удивленно спросил:

– Ты говоришь по-турецки? – потом повернулся к Риччи и переспросил: – Она что, понимает турецкий? – в голосе читалось что-то вроде «как же так, ты забыл сказать?..» Шеф довольно, и даже, пожалуй, гордо кивнул, а потом взмахнул рукой и в шутливой интонации прикрикнул:

– Так, ну-ка вон все из моей гримерной! Парни, вы уже достали! Займитесь, наконец, чем-нибудь полезным! – прогнав ребят, Риччи вернулся к собственному гриму. – Саша, кофе!! – крикнул он, затем добавил: – Может быть, ты тоже хочешь кофе?

– Нет, спасибо… – я сидела в легком шоке и с улыбкой на лице, мне было не до кофе.

– Только скажи, если… – я кивнула. Загримировавшись, Риччи попросил меня подать ему пиджак. На вешалке справа от меня висело множество разных пиджаков, в которых он выходил на сцену. Синий, зеленый, черный, белый, фиолетовый и желтый. Я растерянно спросила:

– Какой пиджак?

– Ты знаешь, я не могу выбрать между синим и зеленым сегодня… – я внимательно осмотрела пиджаки и сняла с вешалки синий. Он кивнул, сказав, что тоже склонялся к синему и поблагодарил меня за помощь. Услышав вступительную музыку, я поспешила вернуться в бар.

Очень хорошо помню, что в тот вечер я смотрела шоу не так, как обычно. Мой взгляд, словно нечто совершенно неуправляемое, весь вечер следил за Риччи. Я ловила каждое слово, записывала в память этот по-детски заливистый смех. Проигнорировав очередной коктейль от бармена, который он, как всегда, невероятно красиво украсил, чтобы привлечь мое внимание, я продолжала следить за этим человеком, периодически отстраненно думая: «Господи, да что с тобой?»

Выпив две чашки капучино почти залпом, я впервые за все две недели задумалась о том, где вообще мама. На удивление её чрезмерная опека исчезла – собственно, вместе с ней самой. Вечером после дискотеки я и вовсе не могла достучаться в номер.

Впрочем, это, отнюдь не лирическое отступление завладело моим сознанием ровно на сотую долю секунды. Реальность, стремительно спешащая куда-то вместе с неумолимым и беспощадным временем, заставляла меня просыпаться каждый раз, как только я давала слабину, и возвращаться к «здесь и сейчас».

После представления прямо рядом со сценой была устроена некая пародия на дискотеку. В какой-то момент включили медленную музыку, и Риччи заставил всех своих аниматоров «разобрать» девушек. Так как я осталась самая последняя (не больно-то и хотелось…), мне достался сам Риччи. Я слова не успела сказать, как он повел меня танцевать. Он буквально за руку вытянул меня из моего уютного креслица, которое я не собиралась покидать. Впрочем, медленный танец пошел вяло. Я боялась вступить в беседу, а на вопросы кавалера отвечала, как обычно, односложно. Он поинтересовался, во сколько мне надо быть в номере, я ответила, что в час ночи. Уже после танцев, за столиком, он вместо меня постоянно смотрел на часы, боясь, что я опоздаю к положенному часу.

Это был внезапно холодный вечер. Даже свитер, которым со мной учтиво поделилась Надя, уже не спасал.

Меня одолевало странное чувство. Я сидела рядом с Риччи, и мне хотелось пододвинуться к нему еще ближе. Как тот чай, который я держала в руках, его улыбка и взгляд грели нутро. И что тогда я разглядела в его глазах, знает один бог. Нет, я не была в него влюблена, по крайней мере, пока, но уже питала к нему невероятную симпатию. Этого человека я боялась – и одновременно хотела быть к нему ближе.