Стихотворения. Поэмы - Арсений Тарковский

Прохожий*

Прохожему – какое дело,Что кто-то вслед за ним идет,Что мне толкаться надоело,Стучаться у чужих ворот?

И никого не замечает,И белый хлеб в руках несет,С досужим ветерком играет,Стучится у моих ворот.

Из дома девушка выходит,Подходит и глядит во тьму,В лицо ему фонарь наводит,Не хочет отворить ему.

– Что, – скажет, – бродишь,                    колобродишь,Зачем еще приходишь к нам,Откуда, – скажет, – к нам                       приходишьСтучаться по ночам?

«Соберемся понемногу…»*

Соберемся понемногу,Поцелуем мертвый лоб,Вместе выйдем на дорогу,Понесем сосновый гроб.

Есть обычай: вдоль заборовИ затворов на путиБез кадил, молитв и хоровГроб по улицам нести.

Я креста тебе не ставлю,Древних песен не пою,Не прославлю, не ославлюДушу бедную твою.

Для чего мне теплить свечи,Петь у гроба твоего?Ты не слышишь нашей речиИ не помнишь ничего.

Только слышишь – легче дымаИ безмолвней трав земныхВ холоде земли родимойТяжесть нежных век своих.

«Мне было десять лет, когда песок…»*

Мне было десять лет, когда песокПришел в мой город на краю вселеннойИ вечной тягой мне на веки лег,Как солнце над сожженною Сиеной.

Река скрывалась в городе степном,Поближе к чашке старика слепого,К зрачку, запорошенному песком,И пятиротой дудке тростниковой.

Я долго жил и понял наконец,Что если детство до сих пор нетленно,То на мосту еще дудит игрецВ дуду, как солнце на краю вселенной.

Вот я смотрю из памяти моей,И пальцем я приподнимаю веко:Есть память – охранительница днейИ память – предводительница века.

Во все пять ртов поет его дуда,Я горло вытяну, а ей отвечу!И не песок пришел к нам в те года,А вышел я песку навстречу.

«Все ты ходишь в платье черном…»*

Все ты ходишь в платье черном,Ночь пройдет, рассвета ждешь,Все не спишь в дому просторном,Точно в песенке живешь.

Веет ветер колокольныйВ куполах ночных церквей,Пролетает сон безвольныйМимо горницы твоей.

Хорошо в дому просторном —Ни зеркал, ни темноты,Вот и ходишь в платье черномИ меня забыла ты.

Сколько ты мне снов развяжешь,Только имя назови.Вспомнишь обо мне – покажешьНаяву глаза свои —

Если ангелы летаютВ куполах ночных церквей,Если розы расцветаютВ темной горнице твоей.

«Под сердцем травы тяжелеют росинки…»*

Под сердцем травы тяжелеют росинки,Ребенок идет босиком по тропинке,Несет землянику в открытой корзинке,А я на него из окошка смотрю,Как будто в корзинке несет он зарю.

Когда бы ко мне побежала тропинка,Когда бы в руке закачалась корзинка,Не стал бы глядеть я на дом под горой,Не стал бы завидовать доле другой,Не стал бы совсем возвращаться домой.

Колыбель*

Андрею Т.

Она:Что всю ночь не спишь, прохожий,Что бредешь – не добредешь,Говоришь одно и то же,Спать ребенку не даешь?Кто тебя еще услышит?Что тебе делить со мной?Он, как белый голубь, дышитВ колыбели лубяной.

Он:Вечер приходит, поля голубеют, земля сиротеет.Кто мне поможет воды зачерпнуть из криницы глубокой?Нет у меня ничего, я все растерял по дороге;День провожаю, звезду встречаю. Дай мне напиться.

Она:Где криница – там водица,А криница на пути.Не могу я дать напиться,От ребенка отойти.Вот он веки опускает,И вечерний млечный хмельОбвивает, омываетИ качает колыбель.

Он:Дверь отвори мне, выйди, возьми у меня что хочешь —Свет вечерний, ковш кленовый, траву подорожник…

«Да не коснутся тьма и тлен…»*

Да не коснутся тьма и тленИюньской розы на окне,Да будет улица светла,Да будет мир благословенИ благосклонна жизнь ко мне,Как столько лет назад была!

Как столько лет назад, когдаЕдва открытые глазаНе понимали, как им быть,И в травы падала вода,И с ними первая грозаЕще училась говорить.

Я в этот день увидел свет,Шумели ветви за окном,Качаясь в пузырях стекла,И стала на пороге летС корзинами в руках и в дом,Смеясь, цветочница вошла.

Отвесный дождь упал в траву,И снизу ласточка взвилась,И этот день был первым днемИз тех, что чудом наявуСветились, как шары, дробясьВ росе на лепестке любом.

«Ничего на свете нет…»*

Ничего на свете нетСердцу темному родней,Чем летучий детский бредНа пороге светлых дней.

У меня звенит в ушах,Мир летит, а мне слышнейСлабый шорох, легкий шаг,Голос тишины моей.

Я входил в стеклянный домС белой бабочкой в руке,Говорил я на чужомНепонятном языке.

Бабочка лежит в снегу,Память бедную томит,Вспомнить слова не могу,Только звон в ушах стоит.

«Река Сугаклея уходит в камыш…»*

Река Сугаклея уходит в камыш,Бумажный кораблик плывет по реке,Ребенок стоит на песке золотом,В руках его яблоко и стрекоза.Покрытое радужной сеткой крылоЗвенит, и бумажный корабль на волнахКачается, ветер в песке шелестит,И все навсегда остается таким…А где стрекоза? Улетела. А гдеКораблик? Уплыл. Где река? Утекла.

Медем*

Музыке учился я когда-то,По складам лады перебирал,Мучился ребяческой сонатой,Никогда Ганона[10] не играл.

С нотами я приходил по средам, —Поверну звоночек у дверей,И навстречу мне выходит МедемВ бумазейной курточке своей.

Неуклюж был великан лукавый:В темный сон рояля-старикаСверху вниз на полторы октавыПо-медвежьи падала рука.

И, клубясь в басах, летела свора,Шла охота в путаном лесу,Голоса охотничьего хораЗа ручьем качались на весу.

Все кончалось шуткой по-немецки,Голубым прищуренным глазком,Сединой, остриженной по-детски,Говорком, скакавшим кувырком.

И еще не догадавишсь, где я,Из лесу не выбравшись еще,Я урок ему играл, робея.Медем клал мне руку на плечо.

Много было в заспанном роялеБелого и черного огня,Клавиши мне пальцы обжигали,И сердился Медем на меня.

Поскучало детство, убежало.Если я в мой город попаду,Заблужусь в потемках у вокзала,Никуда дороги не найду.

Почему ж идешь за мною следом,Детство, и не выступишь вперед?Или снова руку старый МедемНад клавиатурой занесет?

Дом*

Юность я проморгал у судьбы на задворках,Есть такие дворы в городах —Подымают бугры в шелушащихся корках,Дышат охрой и дранку трясут в коробах.

В дом вошел я как в зеркало, жил наизнанку,Будто сам городил колченогий забор,Стол поставил и дверь притворил спозаранку,Очутился в коробке, открытой во двор.

Погоди, дай мне выбраться только отсюда,Надоест мне пластаться в окне на весу:Что мне делать? Глумись надо мною, покудаВсе твои короба растрясу.

Так себя самого я угрозами выдал.Ничего, мы еще за себя постоим.Старый дом за спиной набухает, как идол,Шелудивую глину трясут перед ним.

«Кто небо мое разглядит из окна…»*

Кто небо мое разглядит из окна,Гвоздику мою уберет со стола?Теперь я твоя молодая жена,Я девочкой-молнией прежде была —

И в поднятых пальцах моих не цветок,А промельк его и твое забытье,Не лист на стебле, а стрелы острие,А в левой – искомканный белый платок.

Любила – в коленчатых травах сады, —Как дико и молодо сердце мое!На что же мне буря в стакане воды,На что мне твой дом и твое забытье?

Вернись, я на волю смотрю из окна,Прости, я тебя призываю опять,Смотри, как взлетает и плещет она:Как мог я в стакане ее удержать?

«Если б, как прежде, я был горделив…»*