Ярость огня - Розария Мунда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы направились на юг на поиски Джулии.
2
Первый Наездник и Альтерна
ЛИ
Минуло пять часов, как я убил свою кузину.
В лазарете находились посетители. Крисса. Кор. Энни, чье лицо окружал нимб света из дверного проема, пробыла совсем недолго. Слишком много обезболивающих и снотворных. И вот я снова оказался один, но неизвестно где.
Шесть. Мы с Джулией играем в дворцовых садах. Наши отцы – Повелители драконов; весь мир лежит у наших ног, и мы не сомневаемся в том, что однажды станем столь же великими, как они. Когда мы хохочем, то делаем это до болей в животе. Когда кричим, то делаем это так громко, чтобы слышал весь мир. А когда изображаем убийство и притворяемся мертвыми, это кажется нам захватывающим, восхитительным и веселым.
Семь. Мы стоим в нашей семейной гостиной, и я наблюдаю, как кровь впитывается в ковер. Салон сужается до пространства, куда я могу смотреть, а куда не могу повернуть даже голову. Вокруг раздается так много воплей, что я их не слышу. Кто-то говорит мне на языке, который я едва понимаю: «Не отворачивайся. Смотри. Смотри, как они получают то, что заслуживают». Моя последняя сестра перестает бороться. Нож, занесенный для удара, сверкает. Доводы отца иссякают.
Отец стоит на коленях перед Атреем, умоляя: «Прошу тебя, сын мой».
Восемь. В приюте всегда стоит жуткий холод. Рыжеволосая девчушка, что слишком мала, чтобы справиться с детьми постарше. Я защищаю ее. Я знаю имя девочки. Энни.
Девять. Я стою на площади, наблюдая, как казнят дракона моего отца. Оказываюсь во дворе, где слышу слова Энни: «Тот дракон убил мою семью».
Десять. Дракон смотрит мне в глаза и делает Выбор в мою пользу. Атрей смотрит мне в глаза и видит лишь сироту-простолюдина. Энни смотрит мне в глаза и хранит секреты, которые мы доверили друг другу.
Вперед, вперед, вперед. Счастье, накатывающее волнами, когда ты чувствуешь, что мчишься в будущее, когда забываешь. Пока не исполняется семнадцать лет. Крылья на горизонте, моя семья, восставшая из мертвых, возвращение позабытых надежд. Кузина Джулия, что улыбается мне через стол в кабинке полутемного паба, рассказывая, как сильно я похож на мать и как она скучала по мне.
Энни, стоящая перед разрушенным отчим домом и падающая на колени, наглядно демонстрирующая, как раб склоняется перед господином, моля о пощаде. Ее пальцы обводят следы, оставшиеся от пламени дракона моего отца.
Джулия сюр Эринис в воздухе. Мы с Пэллором сражаемся против них.
Огонь.
Шлем Джулии валяется у моих ног на крепостной стене. Атрей, который положил ладонь мне на лоб, словно желая избавить меня от ран, прошлого, от моих преступлений.
«Встань, сын Каллиполиса».
– Ли?
Солнце давно зашло, но даже во тьме я распознал силуэт склонившейся надо мной Энни. Я узнал прикосновение ее ладони к моему лицу, аромат дыхания, теплого и родного. И непонятные мне звуки, как будто кто-то плачет. А затем я сглотнул вставший в горле ком, и звуки утихли.
Энни откинула простыни и свернулась калачиком на постели рядом со мной.
Кажется, будто кто-то пытался говорить за меня:
– Я вернулся к тебе. – Мой голос показался мне незнакомым, хриплым и натужным, словно я пьян.
Я услышал ее, почувствовал, впитал.
– Знаю. Я знала, что ты вернешься. – Она обняла меня, как когда-то обнимал ее я.
– Энни, тело…
Ее пальцы скользнули по моему лицу:
– Я собираюсь вернуть ее.
– Они позволили тебе?
В течение нескольких мгновений Энни не произнесла ни слова. А затем в ее голосе проявились стальные нотки:
– Не беспокойся об этом.
– Не знал, что ты такая… нарушительница правил.
Она шмыгнула носом, но этот звук больше напоминал фырканье. Я почувствовал, как ее губы коснулись моего лба.
– Ты и половины не знаешь.
После этого кошмаров становится меньше. Ароматы, тепло ее тела удерживали меня подобно якорю, когда течение начинало относить меня все дальше. Когда у меня не получалось вспомнить, зачем я сделал то, что сделал, и когда не получалось отыскать причины, благодаря которым я превратился в того, кто убил своего кровного родственника.
Ее губы коснулись моих губ осторожно, словно она просит меня что-то вспомнить.
«Мы монстры. Даже если они называют нас иначе».
Я ощущал сладость губ, языка, впитывал ее в себя, словно хотел утонуть в ней. Я поступил так ради этого. Ради нее. Ради Энни в моих объятиях.
Хватит ли этого?
Стоит ли той пропасти, преисполненной страданием, когда Эринис пронзительно оплакивала потерю Джулии?..
Лучи предрассветного солнца пробились сквозь занавески больничного окна, и Энни беспокойно зашевелилась рядом со мной.
– Пора. Я должна сделать это сейчас. Ли… есть кое-что. Я должна рассказать тебе, прежде чем уйду.
Она высвободилась из моих объятий и помогла мне сесть. Любое движение, даже самое незначительное и осторожное, обжигало подобно пламени. Мы держались за руки, ее лицо находилось так близко к моему, а примятые рыжие волосы мягкими волнами обрамляли лицо, где на щеке отпечатался след от подушки.
– Атрей появился там со своей Стражей, потому что… он не хотел, чтобы ты вернулся из Крепости.
Я взглянул на нее, пытаясь понять, почему она так считает или что все это значит, и она снова продолжила говорить.
Рассказывать о Дворцовом дне.
Ей пришлось повторить дважды, чтобы я ее понял.
«Атрей не спасал твою жизнь в Дворцовый день».
– Нет, он сделал это, он говорил…
– На каком языке он отдал приказ солдату, Ли?
Она посмотрела на меня в ожидании ответа.
На каллийском. Языке, которого я практически не знал, пока она не взялась обучать меня.
Я пытался побороть захлестнувшую меня панику, вспоминая то, что было произнесено на драконьем языке.
– Но перед этим отец просил его, и он пообещал отцу…
Слезы застыли в глазах Энни. Я посмотрел на ее опухшее от слез лицо и прочитал на нем все, о чем она думает, о чем вспоминает. О чем не может сказать вслух.
Что пустые слова призваны утешить умирающего.
Я выдернул руки из ее ладоней.
– Если Атрей не хотел, чтобы я вернулся после дуэли, – начал я, убеждая себя в том, что это нелепо, зная, что это нелепо, пусть и слышал дрожь в своем голосе, – зачем нужны были свидетели?
Пальцы Энни сжались на коленях.
– Я привела свидетелей, – прошептала она. – Я не придала тогда значения этому приказу.
На мгновение в воцарившейся тишине слышался лишь звон колоколов на ратуше, отбивающий четверть