Манхэттенское безумие (сборник) - Ли Чайлд

Н. Джей Айрес

Переодетые

– Эти вонючки, эти крысы, эти их разведчики, переодеты в наши мундиры! И они направляют наших ребят не туда!

Голоса под деревьями, да еще и на фоне грохота разрывов, далеко не распространялись. Сержант Сэм Рабинович смотрел, как рядовой Джейкобс выскочил из джипа и бросился к нему, чтобы повторить это сообщение.

– Придержи коней, рядовой, – сказал Рабинович.

– Мне это только что сказал водитель грузовика!

Джейкобс был назначен в передовое охранение, наблюдать за перекрестком с другими парнями из военной полиции. Их отделению было поручено направлять движение машин союзников на юг от бельгийского города Бастонь. Рабинович приказал отделению разойтись. Он знал, что в военное время слухи частенько используются обеими сторонами в качестве стратегического оружия. Сержант велел своим людям сложить снаряжение на снег и на сваленные в кучу ветки и разрешил натянуть брезентовый верх джипа, чтобы парни смогли выпить горячего, подогрев свой кофе на двигателе машины.

Рабинович сел на большой невысокий камень рядом с Марони, радистом. Связь была паршивая – сплошные статические разряды, потом пять слов, потом два, потом опять статические разряды, а потом вообще ничего. Пока Марони работал, Рабинович вытащил штык-нож из ножен на поясе, отрезал шмат салями от куска, что лежал у него в рюкзаке, и предложил его Марони, а потом отрезал кусочек и для себя.

Подкладка сапога вся промокла. Боль почти не чувствовалась, нога онемела – явный признак того, что дело может дойти до обморожения. Рабинович попытался не обращать на это внимания. Их взвод понес гораздо более серьезные потери, нежели опухшие ноги во время наступления по всему восьмидесятимильному фронту, которое позднее из-за его географической конфигурации назвали Битвой на Дуге[54].

Рядовой Майк Келли ввалился обратно в группу своих, сбегав в кусты помочиться, и привел с собой еще одного солдата, которого они раньше не видели. Новичок сказал, что его направили обратно на фронт после того, как он отстал от своего отделения. Сержант Рабинович спросил, откуда он, и задал еще пару вопросов, после чего переключил внимание на работу рации.

Рядовой Келли, усевшийся в пределах слышимости от сержанта, предложил новичку полкружки кофе. И когда этот солдат улыбнулся в знак благодарности и постучал пальцем по донышку кружки и что-то сказал, все было кончено. Он сказал: «Кверху дном».

«Кверху дном» вместо «пей до дна».

Рядовой Иззи Джейкобс никогда не ругался. Он был воспитан в ортодоксальной еврейской семье. Но после того, как они скрутили этого немецкого шпиона, содрали с него украденные трофейные шмотки и связали по рукам и ногам, Иззи и Майк Келли оттащили его ярдов на десять от их стоянки и усадили на поваленное дерево. После чего сержант Сэмюэл Рабинович высадил врагу сердце из своего «кольт коммандо» калибра 38, которым во время Первой мировой войны[55] пользовался Альфред Хершель Рабинович. Покачиваясь с ноги на ногу, Иззи заявил, что он и сам бы с удовольствием выполнил эту работу. Сам их фюрер приказал, чтобы любого вражеского солдата, захваченного в немецком мундире, расстреливали на месте. «Что годится для гусыни, годится и для гусака», – сказал сержант Рабинович. И солдаты его отделения вернулись к своим делам, но с новым страхом в глазах.

Это было всего пять лет назад. Сэмми Рабинович и Майк Келли сидели в спальне Иззи и слушали джазового гитариста Эдди Кондона в записях на двенадцатидюймовых пластинках на 78 оборотов, а сами собирали модели самолетов. Мальчишкам было по четырнадцать лет, и между их днями рождения было менее шести недель. Майк Келли сказал, что Эдди Кондон глух на одно ухо, а Иззи сказал, что Майк просто спятил. Как же он может так здорово играть, если это так?

Сэмми собирал модель бомбардировщика В-17 «Летающая крепость», которую ему подарил дядя, горячо его поздравив. И еще он удивил Сэмми, вручив ему последний выпуск журнала «Модел эйрплейн ньюз». Остальные ребята завидовали Сэмми и его удаче, ревновали его и к журналу даже не притронулись. Иззи просто забросил журнал на кровать рядом с карточным столиком, поверх потрепанного выпуска «Эйр трэйлз».

У Иззи и Майка Келли были только модели планеров, над которыми они и трудились. Иззи сказал Сэму, что они нашли эти наборы с деталями планеров в переулке позади магазина игрушек мистера Гессела на Орчард-стрит. Майк качнул Сэму головой так, чтобы Иззи не видел. Это было не в первый раз, когда их приятель стащил что-то, что ему не принадлежало.

Квартира располагалась на пятом этаже в доме без лифта, и окно его спальни открывалось наружу, чтобы впустить свежий воздух. Проблемы начались, когда мать Иззи в тот день раньше времени вернулась с работы из прачечной на Авеню Б. Когда она открыла дверь в спальню Иззи и унюхала то, что унюхала, и увидела на столе бутылочки, то просто взбесилась. Этикетки на бутылочках гласили «Эйрплейн доуп»[56]. По ее мнению, это было как раз то, за что арестовали ударника из оркестра Бенни Гудмена, этого, как его там звали, Джина Крупа, кажется, у которого вечно были сонные глазки, и он постоянно ронял свои палочки посреди исполнения очередной песни.

Иззи сидел у дальней стороны стола. Это означало, что он был дальше всех от двери и стал последним, кто получил от своей мамаши залп ударов по голове и по плечам. Даже топот ног, когда парни скатывались с лестницы, не мог заглушить шум и грохот, с которыми миссис Джейкобс разносила комнату сына и дочери, маленькой девочки, которой приходилось спать перпендикулярно изножью кровати Иззи, поскольку ее собственная комнатка была слишком мала. Когда ребята выскочили на улицу, на тротуар, Сэмми заметил, как блеснули на солнце две стеклянные бутылочки, вылетев из окна Иззи и прочертив параболу по чистому синему небу под вопли и завывания этой мешуги[57]. Парни добежали до Томпкинс-парка и, смеясь, рухнули на траву. Да так и смеялись, пока Сэмми Рабинович не сказал то, что сказал по глупости. «Иззина мамаша совсем дура. Иззина мамаша совсем ду-у-ура!» Он повторял и повторял это, трясясь от смеха.

Ну, Иззи, естественно, врезал ему разок. А потом Сэмми врезал ему в ответ, но он был быстрее, так что превратил нос и губы Иззи в кровавую распухшую массу. Может, все это просто так сложилось, время пришло. Может, они довели друг друга, слишком уж они были разные. Но с того дня Изадор Джейкобс и Сэмми Рабинович избегали друг друга, насколько это было возможно, и обменивались не слишком резкими оскорблениями, если сталкивались в школе или на улице.

Седьмой полицейский участок в Лоуэр-Ист-Сайд был одним из самых маленьких на Манхэттене, но располагался в их районе, так что Сэм с радостью стал обходить свой патрульный участок, когда ему исполнилось девятнадцать, минуя стариков и продавцов и маленьких детишек, которые допоздна торчали и играли на улице в приглушенном сумеречном свете. Именно там его отец служил копом, да и старший двоюродный брат тоже, это было еще в 1920-е годы.

Отец Сэма умер в возрасте тридцати девяти лет, когда самому Сэму было шестнадцать. Сестры его матери после похорон все находились в их квартире. Его мать заявила тогда одной из них, что хочет последовать за Арни, что не может без него жить. Сэмми до этого момента сидел в темном углу, поставив локти на колени и опустив лицо в ладони. А тут он поднял голову, и мать перехватила его взгляд. «Ох, нет, Сэмми! – сказала она. – Я не то хотела сказать. Я никогда тебя не оставлю! Долго еще не оставлю, помоги мне Господь!»

Теперь это стало его заботой – зарабатывать денежки, чтоб помочь семье. Мать шила для людей, но у нее были проблемы с ногами, она не могла долго сидеть. Сэм работал разносчиком у местных торговцев, мотался по всему району. Шло время, его каким-то образом не призвали в армию, а сам он добровольно туда не стремился. Он хотел стать копом, вот и всё. Герои и защитники должны всегда быть среди гражданского населения, не так ли?

Но в последнее время, когда Сэм-Коп Рабинович заходил в гастрономический магазинчик Катца на углу Хьюстон– и Ладлоу-стрит, он не только натыкался на стены, сплошь увешанные фотографиями актеров кино и театра, но видел еще и плакат, который терзал ему совесть: «Пошли салями своему парню в армии!» Этот призыв продолжал донимать его, даже когда он снова оказывался на улице.

Всю стену позади прилавка продовольственных товаров занимали висящие палки салями, короткие и длинные, толстые и тонкие; они были подвешены за кончики оболочки и висели там даже после того, как была введена карточная система. Всегда найдется способ обойти ограничения, особенно если живешь в правильном городе. Ароматы исходящего паром копченого мяса, корнбифа и хот-догов, жарящихся на решетке, завлекали людей с улицы, а те даже и не знали, что голодны, пока не начинали чуять эти запахи. В тот день в ноябре 1944 года Сэмми купил четыре палки салями и притащил их домой. И попросил мать отослать их в действующую армию. «Да откуда мне знать, как это нужно сделать?» – спросила та.