Манхэттенское безумие (сборник) - Ли Чайлд

На следующий день, патрулируя свой участок, Сэм принял решение. В окне лавки он заметил Иззи Джейкобса и Майка Келли, с жадностью поглощающих шарлотку. Майк всегда оставлял напоследок кусочек, пропитанный вишнево-миндальным ликером.

Сэм вошел в лавку, с грохотом развернул стул, поставив его задом наперед, и положил руки на его спинку. И так, словно с момента окончания школы прошло совсем немного времени, заявил:

– Привет, ребята, – и посмотрел на часы. – К трем часам я отправляюсь на медкомиссию и записываюсь в армию. Кто со мной?

Ни Иззи, ни Майку не нужно было ни красить стены, ни разносить товары, не надо было обслуживать швейную машину, стачивающую кожаные детали обуви. Работу в те дни найти было трудно. Хозяев вполне устраивали женщины-работницы, им можно было платить меньше, чем мужчинам, которых они заменили, а женщины, в отличие от них, были рады любым платежным чекам. Предложение Сэма записаться в армию сработало легко и сразу. И они все трое тут же отправились на призывной пункт.

В тренировочном лагере «Кэмп Гордон», расположенном к юго-западу от города Огаста, штат Джорджия, молодые рекруты обнаружили еще одного парня из своего района – Тино Карузо. Он жил в доме на пересечении Авеню Д и Шестой-стрит. Это обеспечивало ему прямой доступ в Ист-Ривер-парк, если ему хотелось туда попасть – там не было слышно шумных ребят, игравших на улице в стикбол или в ступбол[58], или девчонок, играющих на тротуаре в дочки-матери. Сэм любил вспоминать, как однажды так врезал палкой от метлы по высоко взлетевшему мячику, врезал с такой силой, что тот выбил окошко в полуподвальной квартире напротив дома Иззи. Прямое попадание! Очко! Но звон разбитого стекла и злобный вопль изнутри квартиры заставили всех ребят броситься прочь по Авеню С, прямо по проезжей части, лавируя между машинами, чьи водители вовсю нажимали на свои клаксоны. Все это было страшно весело, но иной раз он был не прочь прогуляться по парку… может, даже с девушкой.

Все трое парней прошли курс обучения и боевой подготовки в Корпусе военной полиции. Сэм сразу получил звание сержанта из-за того, что служил в городской полиции, хотя и недолго. Иззи и Майк тоже неплохо устроились. Тино Карузо был немного копуша, он всегда последним проходил полосу препятствий и последним сдавал письменные работы. Они попросили, чтобы их распределили в одно подразделение, и страшно удивились, когда их просьба была выполнена.

На третий день пребывания здесь, к югу от Бастони, сержант Сэмюэл Рабинович брел по снегу глубиной в два фута вместе с рядовым Карузо. Зимой на Манхэттене тоже, бывало, выпадал снег, но здесь у Сэма все кости тряслись от холода и непрерывных взрывов, рева двигателей над головой и воя атакующих на бреющем полете самолетов. Но это было не воздушное прикрытие авиации союзников, а немецкие «Штуки»[59], прячущиеся за пеленой белых облаков. У противника было топливо для самолетов, тогда как авиация союзников сидела на земле с почти пустыми баками. Только позже они узнали, что немецкие разведчики, владеющие английским и одетые в трофейные мундиры, причиняли гораздо больше вреда, нежели просто направляли машины не туда. Они нападали на тыловые коммуникации союзников и нарушали снабжение критически необходимыми материалами, взрывая поезда, грузовики, склады.

В тот день, когда Сэм и Тино тащились по едва различимой дороге, они вдруг разглядели впереди высокую скалу, за которой можно было укрыться и передохнуть. Но не успели они к ней приблизиться, как раздался щелчок выстрела, и в правую щеку Сэма что-то шмякнулось. Он вытер лицо тыльной стороной перчатки и увидел, что Карузо пошатнулся, но тут же восстановил равновесие и указал рукой туда, где Сэм и сам уже высмотрел гнездо снайпера – на дереве ярдах в тридцати от них. Всего через пару секунд снайпер уже валялся трупом на земле. И когда Тино обернулся, чтобы сказать «спасибо», Сэм понял, что то, что шмякнулось ему о щеку, было большей и лучшей частью носа Тино Карузо.

Карузо, конечно, не погиб, выжил. Все парни из Лоуэр-Ист-Сайд, попавшие в одно подразделение, остались живы. И после окончания войны все они вернулись в свой район и нашли там надежное убежище. Сэм временно поселился у матери. Ей требовалась помощь, а он мог пока что подождать, поглядеть, что будет дальше. Он снова нацепил полицейский значок Седьмого участка, что обламывалось отнюдь не каждому бывшему копу, вернувшемуся с войны.

Он был рад и благодарен за это, но очень скоро ему стало как-то тревожно и беспокойно. Он не мог все время не вспоминать кое о чем – о заснеженных лесах Бельгии, где он приказал расстрелять вражеского солдата, одетого в трофейную форму американской военной полиции, за то, что тот менял дорожные указатели и посылал машины союзников не туда, куда следует, вообще в неизвестном направлении. Не то чтобы Сэму требовалось и сегодня принимать подобные решения, но здесь, патрулируя район на машине или пешком, он целыми днями только и занимался тем, что ляпал штрафные талоны на лобовые стекла неправильно припаркованных автомобилей или составлял протоколы о несчастных случаях.

Дома многое изменилось. Все разговоры теперь вертелись вокруг трудового законодательства. Докеры, объединившиеся в профсоюз, пикетировали порт, отчего сотни рабочих мест попросту пустовали. Пятнадцать тысяч городских лифтеров отказались нажимать свои кнопки и возить людей наверх, в их квартиры и офисы. Потом объявили забастовку экипажи портовых буксиров. Итальянцы и ирландцы больше, чем обычно, лаялись друг с другом, бог знает, по какому поводу. Все больше евреев забрасывали свои тележки уличных торговцев, начинали успешно вести всякие виды малого бизнеса и переселяли свои семьи в более престижные предместья.

А мелкая преступность продолжала процветать – если это можно так назвать. Самый главный окружной прокурор пытался с ней бороться, используя все больше полицейских «под прикрытием» для пресечения проституции, азартных игр и ползучей наркоторговли. Но что до Сэмюэла Рабиновича, то он покамест мог лишь патрулировать свой участок, следить, чтобы машины не занимали платную стоянку дольше оплаченного времени, и отмечать мелом нарушителей, да еще держать под наблюдением всяких мелких негодяйцев, высматривающих что бы где стащить.

Так прошел год и добрая половина следующего. Он начал посещать храм после того, как очень долго там не бывал. И там познакомился с девушкой по имени Рут. Она влюбилась в него. Он тоже старался в нее влюбиться.

Однажды днем они с Рут зашли в магазинчик Катца и сели за столик. Только когда им принесли их заказ, он заметил, что через два стола от них сидят Иззи и его сестра. Сестра… Бог ты мой, как она изменилась! Сколько ей сейчас, семнадцать, восемнадцать? Салли. Так ее звали. Салли. А над ней висел все тот же плакат: «Пошли салями своему парню в армии». Желтый, прямо за спиной Салли Джейкобс с ее светло-каштановыми кудрявыми волосами. Прямо как корона.

Сэм подвел Рут к их столику, они поздоровались. Иззи пригласил их сесть к ним, притащить свою еду. Все остальное время, пока они сидели за их столиком, Сэм уже не обращал на Рут никакого внимания.

Рут это заметила. Потом стала жаловаться. Потом ушла от него.

Неделю спустя Сэм и Салли уже гуляли вместе по улицам, заглядывая в витрины, а однажды в воскресенье отправились в кино на фильм «Джентльменское соглашение». Это была история нью-йоркского журналиста по имени Филипп Грин, который взял себе имя Филипп Гринберг, чтобы на личном опыте понять, что такое антисемитизм. Сэм и Салли потом долго обсуждали это его превращение. Она сказала, что никогда бы не сумела такое проделать, притвориться другим человеком, перейти на другую сторону, а он все повторял, что для настоящего дела нужно делать все, что необходимо.

И, конечно, он думал – но ей-то не сказал про это ни слова – о том фальшивом военном полицейском в лесу к югу от Бастони, который гордо сидел на поваленном дереве, забрав подбородок и выпрямив спину и шевелил губами, восхваляя своего Бога или любимого фюрера, так чтобы новоявленный претендент на руку Салли – Сэмми Рабинович – мог получше прицелиться ему в грудь и высадить этому юному немцу сердце.

В тот день Сэм не находился на службе и был не в полицейском мундире. Он сидел в своем любимом местечке и завтракал – вгрызался в ломоть хлеба, щедро намазанный мягким сливочным сыром, с ломтиками лосося, пикулями и кольцами лука сверху. С соседнего стула он взял оставленную кем-то газету и стал ее читать. И тут в заведение вошли Иззи и Майк Келли. Сэм теперь редко встречал кого-то из прежних времен. Правда, в последнее время видел Иззи по два раза в неделю.

Салли уже говорила Сэму, что ее брату не слишком нравится то, что она бегает к нему на свидания. «Иззи иногда странно себя ведет», – сказала она. У него, подумал Сэм, все всегда слишком легко получалось. Легко! У самого-то Сэма отец умер слишком рано, так что ему пришлось надрываться на разных работах, чтоб помочь матери. Однажды он даже работал в вонючей мясной лавке.