Морпехи - Натаниэль Фик

Начал я с полномасштабной картины политических и стратегических решений, приведших нас туда, где мы сейчас находимся, в Кувейт. Я медленно разъяснял, какие существуют подразделения в иракских дивизиях и чем их формирование отличается от формирования американских полков. Это заняло около пяти минут. Затем я вернулся к роли конкретных двадцати трех морпехов, находящихся в палатке, разъясняя задачу каждого ясно и четко.

Я полностью показал наш маршрут, начиная с «Матильды» и до границы, а потом от границы и до болот южно-центральной части Ирака. Река Евфрат, которая текла через Ирак преимущественно с запада на восток, оказывалась естественным препятствием при нашем продвижении от нынешнего района промежуточного сосредоточения в Кувейте в сторону Багдада.

Развединформация поставляла нам все новые и новые сведения. Почти каждый день я получал от начальника разведывательного отделения новые данные. 17 марта, в ночь, когда инспектор по вооружению ОНИ покинул Ирак, а президент Буш выдвинул 48-часовой ультиматум Саддаму Хусейну и его сыновьям, начальник разведывательного отделения сообщил об открывшемся доступе к новой видовой информации воздушно-космической разведки. Орудийный сержант Уинн, командиры групп и я собрались в палатке разведки, чтобы посмотреть на самые последние фотографии объектов.

Я поздоровался за руку со специалистом по анализу видовой информации:

— Мы — разведывательный взвод, собираемся на мост в Чибайиш. Вы можете достать самую последнюю плёнку с У-2?

Фотографии были сделаны разведывательным самолетом У-2 пару дней назад. Мы пододвинули два раскладных стула и две коробки с индивидуальными пайками и ждали, пока сержант вернется со снимками.

Разрешение было невероятным. Четко был виден каждый человек, козлы и кусты.

— О’кей, здесь мы отпочкуемся от батальона, — сказал Кольберт, показывая на очень маленькое черно-белое изображение перекрестка, о котором мы так долго читали и так красочно представляли в своем воображении уже многие дни. — Потом мы едем сюда, — говорил он, ведя пальцем по карте, показывая маршрут, — и входим в зону, предписанную нашему взводу, перебегаем что есть мочи через эту канаву.

Мы изучали три вещи: пропускную способность, состояние моста через реку Евфрат и признаки наличия врага. У нас был гусеничный транспорт и машины, было видно, зона была полностью пригодна для их движения. Это был Хавр-эль-Хаммар, иракские болота, где люди жили наполовину обособленно, пока Саддам Хусейн не отвел воду в качестве расплаты за восстание шиитов в 1990 году. Их трагедия была нам на руку: земля, которая раньше была почти непроходимой, сейчас стала твердой и сухой. Сам мост тоже выглядел надежным. Простой бетонный мост в две полосы, около сотни метров в длину с кучей уличных фонарей. Никаких «сюрпризов» видно не было. По мосту ходили люди, проезжали машины, под мостом проплывали рыбацкие лодочки. Ни танков, ни орудий, ни минных полей. Не было никаких признаков того, что жители Чибайиш догадываются о наших планах относительно их города.

К тому времени как мы покинули палатку, у нас возникла твердая уверенность, что мы осуществим, как выражался сержант Кольберт, «главную разведывательную миссию нашей жизни».

Следующим утром я проснулся от рева майора Бенелли. Он сказал, сегодня дивизия будет мобилизована. В полдень мы должны построиться на гравийке, уже готовые к отъезду. Усталый голос в углу спросил, сколько продлятся учения.

— Шесть месяцев, может, год.

Вот и все. Утро, которого мы так долго ждали. Следующие шесть часов мы погружали вещи и снаряжение в свои «Хаммеры». Топливо, вода, еда и боеприпасы. Мы уже давно рассчитали нужное нам количество, оставалось все уложить. Но зная, что сейчас все по-настоящему, мы все упаковывали и перепаковывали особо тщательно.

Выезжая из «Матильды», машины нашего взвода стонали после каждого ухаба. Немудрено, на каждой было по десять тонн груза. И даже при этом в голову закрадывалась мысль, что я мог что-то забыть.

Мы проехали мимо нескольких американских палаточных лагерей, названных в честь событий 11 сентября: Нью-Йорк, Виргиния, Пенсильвания. Мы держали курс на север, на иракскую границу, и я не чувствовал ни страха, ни дурного предчувствия. Я чувствовал облегчение. Я уже давно ощущал неизбежность войны. Конечно, питал иллюзии по поводу дипломатического урегулирования конфликта, но вместе с тем я знал: мы не попадем домой, пока не пойдем в бой и не выиграем войну. Мы были готовы. Взвод был физически и психологически натаскан.

Солнце село, вышла полная луна, озарившая пустыню серебряным светом. Мы приближались к нашей цели.

Одно из основных преимуществ войск США — это умение сражаться ночью, и мы лелеяли надежду предпринять первую атаку при видимости в 20–30 процентов. Но в ту ночь этот коэффициент приблизительно равнялся 100 процентам. Мы переживали разочарование молча. Пусть будет так. Если прикажут — будем атаковать и при полной луне.

22

НА ПРИВАЛЕ, ЗА ВОСЕМЬ МИЛЬ от иракской границы, я узнал из «Би-би-си» о начале войны. Узнал, что «Томагавки» и «Стелсы» уже начали атаку, целью был Саддам Хусейн. В пустыне же вокруг нас было тихо. Ветерок гонял по небу облака, еще летали птицы, и больше никаких движений в пределах линии горизонта. Казалось, мы были в гордом одиночестве. Я даже не видел других американских подразделений. В глубине души я ожидал большей драматичности в этот момент.

Несколькими минутами позже в нашем лагере раздался пронзительный крик: «Газ, газ, газ!» Я надел противогаз, натянул резиновые перчатки и ботинки, схватил рацию и пробрался в свою неглубокую яму. Лежа на спине с трубкой у уха, я был уверен, снаряд упадет прямо на меня. Я старался успокоиться, зная, что существует вероятность выживания, если буду дышать глубоко.

20 марта, в четверг, мы проделали это три раза. Два раза была ложная тревога, но вот в третий мы услышали звук ракеты, просвистевшей над нашими головами. Сержанта Кольберта ситуация достала окончательно и бесповоротно, он был раздражен до предела.

— Мы потревожили гнездо этих правоверных, и вместо того чтобы без толку тут околачиваться, лучше поскорее начать убивать правоверных ублюдков.

Я соединился по радио с каждой командой и попросил всех до одного собраться у штабного «Хаммера».

Когда все собрались, я прочитал «Послание всем солдатам», пришедшее от генерала Маттиса — листок бумаги, вчера переданный командирам взводов.

«Десятилетиями Саддам Хусейн пытал, заключал в тюрьмы, насиловал и убивал народ Ирака; нападал на соседние страны без провокаций с их стороны и угрожал миру оружием массового поражения. Настало время положить конец его террористическому режиму. На ваши молодые плечи возложены надежды человечества. Когда я подам вам команду, мы вместе пересечем рубеж перехода в атаку и будем сражаться с теми, кто выбрал войну, мы разобьем их. Мы сражаемся не с народом Ирака, а с солдатами иракской армии, выбравшими сопротивление. Мы будем действовать оперативно и агрессивно против тех, кто оказывает нам сопротивление, к остальным мы проявим должное уважение, обнаруживая рыцарский дух и солдатское сострадание к людям, которые всю жизнь жили под гнетом Саддама.

Химическая атака, вероломство, использование невинного живого щита и другие неэтические тактики могут иметь место в этой войне. Относитесь к ним спокойно. Будьте охотниками, а не добычей: ни при каких обстоятельствах не допускайте, чтобы враг прошел сквозь патруль. Принимайте правильные решения и действуйте максимально в интересах своего народа.

Вы часть войска, которое больше всего боятся и уважают на этой земле. Используйте мозги, прежде чем использовать оружие. По пересечении рубежа перехода в атаку будьте храбры и отважны. Поддерживайте веру в товарищах слева и справа от вас и в авиации морской пехоты над вашими головами. Сражайтесь с радостью и твердостью в сердце.

Во имя миссии, во имя нашей страны и людей, сражавшихся в прошлых боях — боровшихся за жизнь и никогда не терявших самообладания, — выполните свою миссию и не запятнайте честь. Покажите миру, что „нет лучшего друга и худшего врага“, чем морская пехота США».

По молчанию я понял, что взвод начал ощущать реальность войны. Я, конечно, тоже. Больше говорить было не о чем, мы с Уинном распустили солдат, им нужно было возвращаться на свои позиции. «Головорез-два» был готов к атаке.

Сержант Кольберт отвел меня в сторону:

— Сэр, вы не можете объяснить мне, что командир роты сделал со своим «Хаммером»? — Он кивнул головой в сторону штабной машины, все ее окна, кроме лобового стекла, были обклеены черной клейкой лентой.

В этот день, немногим раньше, я задал командиру тот же вопрос. Он сказал, что хочет изучать карту ночью под светом фонаря и не хочет, чтобы свет был виден всем остальным. Когда я заметил, что так он не сможет видеть, что творится снаружи «Хаммера», он пожал плечами. Я думаю, это означало, что осведомленность в обстановке — дело разведывательных команд.