Морпехи - Натаниэль Фик

— Снайпером я понял одно, — говорил он мне, прикручивая очередную полку для боеприпасов, — нет в мире более бесполезных вещей, чем боеприпасы, до которых нельзя дотянуться.

Для адаптации машин к военно-полевым условиям мы потратили сотни часов и выложили из своих карманов в общей сложности несколько тысяч долларов. Зато наши транспортные средства были воплощением в жизнь уроков, которые преподал нам Афганистан. Когда команды доложили о готовности транспортных средств, старшина батальона спустился в автопарк, ему хотелось посмотреть, что вышло. Старшина батальона — очень авторитетная должность, если она получена правильным человеком. А вот старшине нашего батальона морские пехотинцы не доверяли, он был зациклен на войне, но не в ту сторону: его больше волновали стрижки и чистые ботинки.

Посмотрев на многоцелевой автомобиль повышенной проходимости, он только усмехнулся:

— Вы всего лишь горстка ковбоев, которые не доверяют морской пехоте и не верят в то, что она может снабдить вас всем необходимым для победы.

Он прав, кроме того места, где он упоминает ковбоев.

19

КОНГРЕСС ПРОГОЛОСОВАЛ за войну. Президент публично заявил, что при необходимости он будет сражаться один.

Разведывательный батальон получил сотни тысяч долларов, чтобы закупить боевую технику для сражения в пустыне Ирака.

Праздники я провел в Балтиморе. За четыре дня Рождества, в ответ на неподчинение резолюциям ООН Саддамом Хусейном, президент объявил о переброске войск на Средний Восток. Разведка, несомненно, отправится туда одной из первых.

На традиционном рождественском обеде бабушка отвела меня в сторону и сказала:

— Натаниель, я хочу, чтобы ты взял с собой это. Сейчас самое подходящее время. — Она протянула мне маленькую коробку.

Открыв ее, я обнаружил алюминиевую подкову шириной примерно в два дюйма. Я прочитал надпись: «Сакасима — Камикадзе — 7 июня, 1945». Я вспомнил: давным-давно я уже видел ее.

— Твой дедушка попросил, чтобы эту подкову сделали из осколка шрапнели, попавшей в него. Он всегда считал себя везунчиком. Может, его удача перейдет к тебе.

Следующим утром я сделал из парашютной стропы шнурок для подковы, надел ее на шею и поклялся не снимать, пока не вернусь домой.

В последний день января я выехал из офиса пораньше и поехал домой, чтобы насладиться, как я полагал, последними выходными в Сан-Диего.

Иллюзия была срублена на корню: на моем автоответчике мигала лампочка. Четыре сообщения. Я знал, что это означало. У моего командира и Уинна была для меня одна и та же новость: необходимо быть в батальоне к 10 вечера. Мобилизация.

Мы с Ви Джеем пошли обедать в «Джейс», наш любимый итальянский ресторан. Ви Джей уже был зачислен в Экспедиционный отряд МП, так что эту войну он просидит на месте. Мы ждали, когда принесут заказ, а в моей голове в это время созревала мысль: «Меня пошлют на войну. Она будет очень сильно отличаться от Афганистана. Совсем скоро я уеду из этого тихого прибрежного города с вкусными спагетти из Барбареско и пальмовыми деревьями и отправлюсь на войну. На войну. И с этим я ничего поделать не могу, кроме как сесть в тюрьму, если откажусь выполнять приказ».

В батальоне царил полнейший хаос. На парадной палубе, при свете прожекторов, морские пехотинцы ставили и переставляли свои рюкзаки и боеприпасы.

Мы тоже поставили свои вещи в ряд — так будет легче погружать их на борт грузового самолета ВВС C-5 «Гэлакси», который доставит нас на Средний Восток, затем каждый взял с собой «кусок родной земли», в нашем случае это были шлакобетонные камешки, выкрошившиеся из шлакобетонного пола в ангаре. Красный Крест обеспечивал нас в полете кофе, гамбургерами и большим телевизором, настроенным на CNN. Там рассказывали, как в НАСА потеряли связь с космическим кораблем многоразового использования «Колумбия», а утром в полях, по всему Техасу, люди начали находить обуглившиеся куски металла.

— Б… — выругался сержант Эспера. — Дурное предзнаменование, хуже и придумать нельзя. Как и меня с капитаном Уитмером, Эспера тоже перевели в разведку. Сейчас он был у сержанта Колберта помощником командира группы.

По давно сложившемуся военному обычаю наш полет был отложен, а потом отложен еще раз.

Я провалился в сон прямо на полу ангара, в ботинках и с пистолетом на боку, это была первая из сотен похожих ночей. Проснулся я в три утра. Была объявлена посадка на самолет. Напялив бронежилеты, каски, взяв оружие и вещевые мешки, мы потопали на борт С-5.

Наши «Хаммеры» были уже погружены — двенадцать штук в два ряда в огромном грузовом отсеке. В флюоресцентном освещении, прикрепленные цепями, они выглядели как животные в зоопарке, вне зоны своего естественного обитания.

Пассажирские места в С-5 располагались выше грузового отсека. В эту пассажирскую кабину мы поднимались по спиральной лестнице, пропихиваясь к ней через кучу нашего снаряжения и оборудования.

В самолете окон не было, поэтому я полагался исключительно на свою фантазию, представляя, как мы пролетаем над нашей страной, над моей спящей в это время семьей, и вот мы уже над Атлантическим океаном.

Кроме этого занятия, у меня было еще одно: я писал в своем дневнике, пока меня не подбросило — это колеса коснулись испанской земли. Была полночь, мы ринулись в автобусы, перед следующим полетом нужно было успеть хорошо поесть.

Я сел за стол вместе с командирами взводов и помощниками командиров взводов. Разговор зашел о последней войне в Персидском заливе и воспоминаниях морских пехотинцев, участвовавших в ней двенадцать лет назад.

Генерал начал свой рассказ словами:

— Я помню пожары. Вся чертова страна была охвачена пожаром. Было трудно смотреть, трудно дышать, кто угодно мог напасть на тебя из этого облака дыма.

— А военнопленные? Помните их? Маленькие ничтожные ублюдки. Приходили с поднятыми руками. Никчемные хреновы враги.

— Но у Саддама много оружия.

Командир батальона встал из-за стола, и диалог сошел на нет. Мы тоже встали и пошли за ним.

Из Морона мы вылетели ночью, держа курс на восток. На борту огромного С-5 мы пролетели через Европу и Средиземное море, и вскоре нам предстояло сесть в Международном аэропорту Кувейта.

Мы кружили над аэродромом около часа, а самолет все никак не мог приземлиться.

На взлетно-посадочной полосе абсолютно не было места.

В конце концов мы сели, нас встретила группа солдат в пикапе. Они просканировали наши пластиковые военные билеты своим портативным компьютером. Их задачей было предоставление Центральному командованию информации о численности сил, противостоящих Саддаму.

Выехав на автобусе за пределы аэропорта, мы были вынуждены закрыть занавеси. Кувейтцы очень злы на то, что вооруженные американцы наводняют их страну и могут попытаться обстрелять нас. Так уже дважды случалось с другими группами.

Местом нашего назначения был лагерь «Коммандо», временная штаб-квартира Первого экспедиционного соединения МП. Это место было в двадцати милях к северу от Кувейта, у подножия горного хребта Матла, единственного значительного элемента рельефа в Кувейте. Раньше «Коммандо» был военным лагерем Кувейта, а теперь он кишмя кишит американцами.

Дискомфорт от смены часовых поясов, особенно гнетущий после нашего перелета через множество меридианов, мы выбивали продолжительным послеобеденным бегом, наматыванием кругов по внутреннему периметру нашей базы. Правила предписывали нам везде носить с собой противогазы, так что даже во время бега у нас тоже были с собой противогазы.

Вторую послеобеденную пробежку я совершил с тремя первыми атлетами взвода: сержантом Руди Рэйсом, сейчас служащим в качестве помощника командира группы сержанта Патрика; капралом Энтони Джеком, стрелком из крупнокалиберных пулеметов из Второй команды; и капралом Майком Штайнторфом (мы его звали Штайн), стрелком из крупнокалиберных пулеметов Третьей команды. Из-за военной иерархии большую часть времени я проводил с Уинном и морскими пехотинцами на одну ступень выше или ниже меня по званию — моим старшим офицером и командирами групп. И когда выдалась возможность пообщаться с другими членами моего взвода, я сразу же ею воспользовался.

Как только мы свернули за дальний угол нашей территории, услышали механический свист, становящийся все громче и громче. Сигнал газовой атаки. В наш лагерь летит ракета. Остановились, вытащили противогазы из сумок и надели их. После беге я и так дышал тяжело, а с надетым противогазом дышать, понятно, стало не легче. Даже при более удачном стечении обстоятельств дышать в противогазе — это то же самое, что дышать через соломинку. Тогда мне казалось, что я вот-вот взорвусь.