Хроника Мухаммеда Тахира ал-Карахи о дагестанских войнах в период Шамиля - Мухаммед ал-Карахи

В один из дней хаджи Яхья ал-Чиркави попал начиненным пушечным ядром в пороховой погреб крепости. Огонь зажег погреб, и он взорвался. Стена со стороны этого погреба рухнула. И не осталось никаких препятствий для проникновения в крепость, кроме промедления самих же наибов и их нерасторопности. Но никто не бросился на штурм крепости, кроме Мисигулава ал-Анди. Но эту брешь уже заградили и укрепили мешками с провиантом. Находившиеся в крепости в связи с осадой страдали от сильной жажды. Затем от рук самих же осажденных попал огонь на хранившиеся у них в башне начиненные пушечные ядра, отчего сгорели некоторые их солдаты. [211]

Имам приказал подложить под стену в одной из сторон их крепости порох. Порох подожгли, стена раскололась на две половины, внутренняя половина стены продолжала стоять, а наружная рухнула. Дело находившихся в крепости пришло в расстройство, они убежали с места битвы в дома, расположенные внутри крепости. И [опять] никто не бросился на штурм крепости, кроме одного только наиба Кадия ал-Ишичали. И вот, в то время когда войска имама были заняты осадой и битвой, вдруг на горе, со стороны Ширахаля, показался проклятый Аргут с многочисленным войском. Они начали спускаться [с горы] к войскам имама. Изменился цвет лица народа, заколотились их сердца, высохли их рты и притихли их голоса и речи. Враг же после спуска открыл стрельбу из пушек. Те, кто был занят осадой крепости, вернулись обратно в селение. Осажденные вышли из крепости, они даже сами бросались в воду от сильно мучившей их жажды. Осаждавшим ничего не осталось, кроме бегства.

Как раз в это же время к имаму пришли с радостной вестью два посланца от наиба, которого имам поставил с всадниками числом, не превышающим 500 человек, для наблюдения за округом Хазра. Посланцы сказали: «Мы встретили там [в округе Хазра] некое войско, мы их обратили в бегство, поубивали, забрали в плен и раздели». Конец.

Рассказ. Рассказал его один христианин, взятый в плен в этой битве [в округе Хазра], принявший затем ислам и ставший хорошим мусульманином. Он сказал, что их [т. е. войск, разбитых наибом] было около 500 всадников, они пришли из Куба, области отступников и христиан, и расположились в том месте [где напал на них наиб]. Они ожидали холостого выстрела в воздух, который должен был сделать [как условный знак] Аргут для совместного наступления с двух сторон на войска имама. Они пили и ели, не представляя себе никакого нападения на [212] них ни с земли, ни с неба. Их верховые животные были пущены на пастьбу. Часть солдат была в воде, некоторые спали, другие же сидели, не обращая внимания на оружие. Сперва на них подул мягкий приятный ветер, затем их окружили какие-то всадники. Они увидели их, как будто бы они покрыли все лицо земли, среди них было множество расшитых и белых знамен. Напавшие некоторых из них взяли в плен, некоторых раздели, а остальные спаслись. Их оружие и верховые животные остались в руках напавших. Конец.

Когда пришли эти два посланца, успокоилось волнение войск, их души наполнились мужеством, пришли в движение их желания [борьбы] и повысились их голоса.

Имам приказал кривому Мухаммеду Эфенди тал-Хуми направиться к тем спускавшимся [русским] с 20 товарищами имама для битвы с ними и отражения их. И народ пошел против тех, даже женщины и дети. Они сражались, убивали и прогнали русских. Русские стали подниматься [на гору], отступая, а сзади них войска имама сражались с ними, наступая, до тех пор, пока те не поднялись на вершину горы. Тогда вышедшие из крепости вернулись обратно, укрепились в ней и опять были осаждены как раньше. В один из дней начальник крепости отправил находившихся там отступников из Ахди обратно в их селение, поклявшись им, что эта крепость будет завтра взята. Когда же они пришли в Ахди то имам послал их и некоторых из тех, кто находился в селении, в крепость селения Ыриб в качестве заложников. Среди них был их ученый, поэт Мирза Али. На следующий день со стороны Хазра пришел проклятый Аргут. Войска имама для сражения вышли на обширную равнину и там сражались.

Пали смертью праведных Осман наиб Ири, муфтий Ири, ученый Мухаммед, сын Маруфа ан-Нукуши, два [213]ученых, мухаджир Хаджияв, сын Цитави ал-Хучути, и Мухаммед, сын Абд ал-Латыфа ал-Элисуви, оба товарищи Данияль-султана, и ряд других. Затем войска имама отступили, а враги нападали на них сзади, раздевали, брали в плен и убивали. Все войска имама отступили, и он сам вернулся. Однако люди селения Ахди не нападали на них сзади, подобно всем прочим отступникам. Имам поставил наблюдателей из своих товарищей в теснине дороги для того, чтобы они отобрали у ополченцев все то, что последние взяли у жителей этих селений, и возвратили обратно владельцам. Конец.

Затем из числа тех, кто был забран в плен в этом сражении, некоторые умерли в руках русских, некоторые были обменены на тех, кто был взят оттуда заложниками, и на начальников крепости Ничик. Большинство из тех, кто был там взят в плен или убит, были люди Данияль-султана.[122] По его возвращении, утешая его, я написал ему письмо, в нем вот эти два стиха:

Стоит ли печалиться, когда есть уже предрешения.[123]Мы стремимся, поистине, к достижению только того, что предрешено.Владыка решает, а рабы — на них долг быть довольными.Ведь каждый из них [будет] вознагражден.

Заключение. Сочинил это поэт Мирза Али, будучи огорчен заключением его здесь и гневаясь.[124] [214]

Поистине, я — чужеземец. Моя книга — мой друг.Поистине, я — одинок. Горе мое — мой собеседник.Я был поражен заботой и скорбью настолько, чтоГде же мне равный? где мне подобный?Я удален от всего, что у меня было.Где же мое дешевое? где мое дорогое?Пришли уж в расстройство моя мысль, мой ум и мое понимание.Ну, как я буду беседовать с плохим размышлением?Я не мог понять того, что прошло надо мной,Будь то в четверг или среду.Не было для меня приятным то, чем я питался,И горькой мне была прохладительность чаши.Я жалуюсь Аллаху на мое огорчение и мою трудность,Я стал слабым, презренным не имея покровов [защиты].Спроса на меня не осталось ни у какого народа,Мои чистые деньги для них стали как мелочь копеек.Надеялся я на пользу от людей этого времени,Но они оказались общиной людей злосчастий.Я встал перед ними, чтобы их возвысить,А мое стояние им показалось подобно сидению.Я служил им, дабы были они благодарны.Любой из них возглавляемый был надо мной возглавляющим.А они погубили справедливости и благодарны не были.Искомое нами они заменили обратным ему.Для каждого мужа, который хранит обещания,Уединенность сердец — лекарство для душ.Веселость лица — доказательство верности,Нет пользы от грозного и угрюмого.Содействия моего владыки заставляют распускаться узлыИ отсекают бедствия так же, как отсекают секиры. [215]Аллах! тяжелое сделай легким для нас.Обрадуй, милосердный, мои несчастия-беды.О истина! Приведи меня к истине, о мой владыка.К истине того, кто не шел как эти язычники.В 1264 [году] я был посажен в тюрьму глубокую,Заключен был в темницу темную.Посылай же молитву и мир преславному,Пока тянутся строки и длится бумага.И Мирза Али взывает к своему владыке:О владыка, будь для меня [защитником] и уничтожь творящего против меня козни.

В параллель стихам Мирзы Али я сочинил стихи в утешение путем назидания и с призывом благословения для тех, кто остался там из пленников. Мои слова:

Я прославляю владыку главного посланника,Молитва над ним и сладостный мир.Что за удивление — жалоба сотворенногоНа того, кто перед людьми стоит на молитве,[125]Объединив все условия и выполнив все основанияСловом и делом, молится с возглавляющим сердцем,[126]С умыванием и омовением, с обращением молитвы в сторону «кыблы»,[127]С сохранением времени [молитвы] и покрытием покровами.У него — и еда и питье, но он хотя бы похлебки или воды[Всегда] недостаточной тронул. [216]Нет, он обязательно дождется утешения трудностей,Посредством милости тайной, или дорогого подарка.Беседует с ним тайно сердце сокрушения,Отсекая примеры людей, имеющих позорные мысли.Нет пользы, которую бы мог принести любой возглавляющий из них,И нет вреда, который могла бы оттолкнуть мощь их возглавителя.Хвала за то, что мечеть — место твоего испытания,И за то, что ты не был испытан ни в какой церкви.[128]Когда бы ни захотел устроитель всего какое-либо дело,[Он совершает его], вырывая насаждения человека.Да, и я жалуюсь, [прося] Аллаха о братьях в религии,Которые остаются в оковах, пленниками у русских.Разве они могут совершать молитву, [находясь]В заключении у противника — сурового врага.Над ними надзиратель сердитый, упорный,С неприятной речью и злоперечащим нравом.Какое уж там омовение, какое уж обращение к кыблеИ соблюдение времени молитвы для этого узника.Откуда им питье и пища,Чистые и очищающие в тюрьме «аруса».[129]О владыко, владыко, владыко, ты — избавление отЗаботы опечаленного и от скорби в тюрьму заключенного.Ты — освобождение каждого беспорочного пленникаДля исповедания веры и благодеяний вопреки злу. [217]Этим утешает Карахский в горе сердце ахдийца,[130]Сведущего в стихах, и «корону голов».[131]Я подражаю стихам безупречным, декламацией ихВ возвышенном их расплавлении, как свет солнц.В 1264 [году] мы восхваляем Аллаха, нашего владыку, за то,Что он наградил нас оставлением заблуждений.Да благословит он и ниспошлет молитву над преславным,Вестником радости, предостерегающим и стирающим всякие мерзости.

Глава о сражении в крепости Чох