Дезертир - Андрей Валентинов

— Но кто-то же знает обо всем, — осторожно заметил я.

Амару кивнул:

— Да, конечно. Знает гражданин Робеспьер. Но у него нет технической документации. Во всяком случае, не должно быть. А именно она попала в Кобленц.

Я отвернулся, чтобы случайный взгляд не выдал моих чувств. Да, похоже, осиное гнездо зашевелилось! Кто-то изрядно ткнул туда палкой…

— Кроме Робеспьера, проектом занимается кто-то из членов Комитета. Но кто — мне не говорят, гражданину Вадье, впрочем, тоже. Но этот неизвестный — не обязательно предатель. Проект «Лепелетье» — масса документов. Не исключено, что в этом случае шпион сумел завербовать кого-то из помощников своего коллеги. Выход один — выйти на группу д'Антрега. Вчера и сегодня я встретился со всеми нашими, кто сейчас в Париже. Вы — самый опытный, гражданин Шалье. Только вы работали с подпольем…

Обнадеживать чернявого не хотелось, но молчать было нельзя. К тому же появился удобный повод узнать нечто новое.

— Что вы можете мне сообщить сверх этого, гражданин Амару?

— Спрашивайте… Но ничего не обещаю.

— Суть проекта? Назначение?

Чернявый молча покачал головой. Я задумался.

— Тот, кто помогает Робеспьеру. Кто это может быть? Амару усмехнулся:

— Сен-Жюст, Приер-старший и Эро де Сешель. Все трое подходят.

Из этой троицы я кое-что слышал только о Сен-Жюсте. Этот недоросток на каждом углу хвастался, что еще за несколько лет до Смуты публично оскорбил Королеву. Тогда Ее Величество простила наглеца. Два месяца назад гражданин Сен-Жюст лично руководил судом, отправившим Королеву на эшафот…

— И последнее, гражданин Амару. Вы думаете, что шпион и помощник Робеспьера — разные лица? Чернявый пожал плечами:

— Так думает гражданин Вадье. Но лучше вам поговорить с ним лично. А пока — спешите! Они взяли нас за глотку, еще немного, и…

Я с удовольствием допил кофе, пожалев, что не могу слегка пооткровенничать с чернявым. Я представил, как вытянется его физиономия, когда гражданин «комитетчик « узнает, кто перед ним, и еле сдержал улыбку. Хорошо, когда можно бросить в лицо таким, как он:

«Плевал я на вашу смерть!» Ничего, еще успею. Пока же не грех кое-что узнать…

— Мои полномочия, гражданин Амару? Я давно не работал в Париже…

Чернявый пожал плечами:

— формально — не меньшие, чем у Шометта или Реаля32. Но вы правы, здесь, в Париже, все не так просто. Любое ваше решение могут немедленно оспорить. Впрочем, право ареста за вами остается. Кроме делегатов Конвента, конечно…

— Ареста? — я невольно хмыкнул, вспомнив разговор с Вильбоа. — А освобождения?

— В каком смысле? — Амару был явно удивлен. — Вас самого не тронут, вы неприкосновенны. А освобождать… Если что, обратитесь ко мне, но и я не всемогущ. Здесь, увы, Париж. Без санкции Шометта и визы гражданина Робеспьера нельзя освободить даже уличного воришку. Кто у вас расписался на пропуске от Комитета спасения? Бийо-Варенн? Его подписи мало…

Я кивнул, стараясь глядеть в сторону. То, что с удостоверением национального агента Шалье что-то не так, я понял давно. Выходит, чернявый не знает, что первым на документе расписался именно Неподкупный! Он, а не гражданин Вадье! Да, интересно получается…

— Пойду, — Амару встал и поморщился. — У нас новая напасть. Гражданин Ножан из Сен-Марсо собирается брать приступом Конвент. Робеспьер по этому поводу срочно простудился, а гражданина Вадье скрутила подагра. Разбираться, естественно, мне!..

Ножан из Сен-Марсо! Тот, кто стоял в моем списке предпоследним и о ком с таким пылом повествовал гражданин Огрызок. Если он и вправду приведет своих санкюлотов в Тюильри, то такое зрелище пропустить поистине грех!

Шарль Вильбоа закашлялся и судорожно глотнул воздух.

— И вы… И вы это пьете, гражданин Люсон?

— Грапп, — самым наивным тоном пояснил я. — Марсельский. Слабо вам, парижанам?

Полкружки граппа — первое, чем я встретил своего гостя. Вильбоа, выписавшийся утром из больницы, уже успел обегать, по его словам, весь город и теперь завернул ко мне, в «Друг патриота».

Шарль вытер выступившие на глазах слезы и осторожно поставил кружку на стол.

— Ужас… Как такое можно пить? Судя по вашему фанфаронству, гражданин Люсон, вы родом как минимум из Гаскони!

Я лишь развел руками. Край, где даже осенью светит солнце, где широкие окна постоянно открыты свежему морскому ветру…

— Во всяком случае это полезнее, чем ваше северное пойло, — невозмутимо парировал я. — Патриоты не пьют кло-де-вужо!..

— Так говорил бедняга Барбару, — Шарль грустно улыбнулся. — Он тоже южанин, как и вы… Бог мой, когда он привел сюда марсельцев33, на него смотрели, как на святого! Робеспьер даже предлагал поставить его бюст в Законодательном собрании…

— Теперь он предпочитает ограничиться лишь головой гражданина святого, — кивнул я. — Что там наш друг Камилл говорил о свинье?

Вильбоа не ответил, затем не спеша выложил на стол стопку бумаг. Моя часть уже лежала наготове, но я не спешил.

— Можно пару вопросов, гражданин Вильбоа? Пожатие плеч. Взгляд — странный, какой-то нерешительный.

— Гражданин Люсон… Франсуа… Я обязан вам жизнью и не собираюсь забывать этого. Но на вопросы военного… и иного характера отвечать не буду. Не имею права.

Я не ошибся. Шарль давно понял, какого я цвета.

Не хотелось смущать парня, но я решил все же попытаться.

— Всего один шпионский вопрос. Фонд «Вальми».

Вильбоа, похоже, колебался. Наконец вздохнул:

— Ладно! Это уже, собственно, не тайна. О фонде писали не только у нас, но даже в лондонских газетах. фонд «Вальми» — бывшие королевские ценности, ранее хранившиеся в Гард-Мебле. В сентябре 1792 года их собирались конфисковать, но по приказу Дантона они были тайно изъяты. В газетах напечатали о похищении, даже арестовали каких-то воришек. Теперь это главный секретный фонд Республики. Вначале он составлял 26 миллионов ливров в золоте и драгоценностях. Теперь там значительно больше. Из этих денег была куплена победа при Вальми — маршал Брауншвейг получил знаменитый «Голубой бриллиант» весом в 120 карат. Сейчас фонд финансирует все наши секретные операции. Говорят, именно из-за этих денег поссорились Бриссо и Робеспьер…

— Забавно, — согласился я. — Вожди Революции не могут поделить дамские колье. Интересно, сколько хлеба для добрых санкюлотов можно было приобрести за «Голубой бриллиант»?

Вильбоа пожал плечами. Впрочем, развивать тему я не стал.

— А теперь по-настоящему шпионский вопрос, Шарль. Город Бриньоган, где это?

— Бретань. Маленький городишко, живут в основном рыбаки. Поблизости знаменитая церковь Святого Иринея, которую недавно сжег гражданин Россиньоль. Я там бывал до войны. А что?

Я чуть не присвистнул от удивления. Недаром я запомнил это название. Бретань!

— Бретань! — повторил я вслух. — Любопытно получается, гражданин Вильбоа! Дело в том, что оба мои «дезертира», — я кивнул на бумаги, — родом из Бретани. А ваши?

— Один, — последовал быстрый ответ. — Некто граф Элоа, уверявший, что он потомок герцогов Бретонских. Никакой он не граф и не потомок, но действительно родом из Ванна…

— Как и несчастная Мари дю Бретон, забывшая надеть трехцветную кокарду! Ладно, Шарль, кажется, пора обменяться впечатлениями.

Он слушал внимательно, время от времени делая быстрые пометки свинцовым карандашом на обрывке бумаги. Я старался не увлекаться, но все же не удержался, чтобы не обратить внимание на совпадения — странные, пугающие…

— Так, — наконец подытожил Вильбоа, проглядывая записи, — что из всего этого следует?

— Что мы не сошли с ума, — медленно, убеждая самого себя, проговорил я. — Это было.

— Да… — помолчав, согласился Вильбоа. — Это было, и мы не сошли с ума. В Париже много безумцев, но никто бы не смог выдумать такие подробности.

— Все совпадает, — кивнул я. — Дезертиры почти ничего не помнят. И всем им надо что-то сделать.

…Нет, не им — нам. Я прикрыл глаза и вновь увидел небо — серое, неровное. Оно было так близко — только протяни руку. Но нас не пустили, бросив назад, на отвергнувшую нас землю — потерявших память, забывших обо всем. Отпустили назад — завершить несделанное. Мари дю Бретон хотела накормить детей, Антуан Пари — отомстить, несчастная мадемуазель Араужо — встретить своего жениха, а я… А я пытался найти «Синий циферблат», чтобы исполнить клятву — клятву, которую я забыл вместе со своим именем.

— Что с вами, Франсуа?

Я очнулся и в первый миг никак не мог понять, где нахожусь. Почему-то казалось, что вокруг — черное вспаханное поле, такие же черные деревья — и синие мундиры из славной роты Лепелетье, добивающие раненых. Нет, это уже было… Или мне все чудится и подо мной по-прежнему холодная земля?..

— Ничего, — проговорил я как можно спокойнее. — Пройдет.