Время ангелов - Айрис Мердок

— Все еще день?

— Думаю, да. Трудно отличить день от вечера в такую погоду.

— Или от утра! Так хочется, чтобы туман рассеялся. Мне только пару раз удалось выглянуть из окна с тех пор, как мы приехали.

— Он скоро рассеется. Должен рассеяться.

— Не вижу причины для этого. Погода может внезапно измениться. Возможно, это как-то связано с бомбой.

— Он скоро рассеется.

— Как ты думаешь, ядерные испытания действительно могут влиять на погоду?

— Думаю, да, но не так сильно.

— Что у нас на ужин?

— Не знаю, я еще не ходила в магазин.

— Наверное, как всегда яйца.

— Тебе, должно быть, надоели яйца?

— Я ничего не имею против. Вот еще фрагмент, который подходит. Знаешь, мне кажется, я справляюсь все лучше и лучше.

— Думаю, здесь нужно умение, как и в любом другом деле. Ты и должна была усовершенствоваться.

— Мы купим другую головоломку, когда закончим эту, или перемешаем ее и начнем сначала?

— Пожалуй, я не вынесу этого — делать то же самое снова.

— Я, наверное, тоже. Даже если знаешь картинку заранее, кажется, будто открываешь ее заново. Мы достанем новую. Можно?

— Конечно, если хочешь, мы достанем другую.

Мюриель закрыла глаза, пальцы ее вцепились в туго натянутую поверхность ковра. Не слезы, но что-то похожее на крик парило, как птица, в ее горле. «Смогу ли я вынести такую боль?» — спросила Мюриель себя, и ей показалось, что она произнесла эти слова вслух.

Она открыла глаза и увидела странное выражение на лице Элизабет. Девушка больше смотрела не на головоломку, а куда-то за нее с напряженным, настороженным выражением, которое почти тотчас же стало спокойным и безучастным. Движение в воздухе заставило Мюриель замереть.

Затем она полуобернулась и вскочила на ноги. В дверях стоял Карел.

Он проигнорировал Элизабет, которая не поднимала глаз, и тихим голосом сказал Мюриель:

— Могу я минуту поговорить с тобой?

Мюриель не помнила, как дошла до кабинета Карела. Сейчас она осознала, что находится в комнате, которая на этот раз была ярко освещена тремя лампами и светильником посередине. При ярком освещении комната казалась маленькой, заурядной, обставленной случайной мебелью. Она заметила, как потерт ковер. Услышав, как отец закрыл дверь, Мюриель с удивлением осознала, что стоит — не падает в обморок, не кричит.

— Пожалуйста, садись, Мюриель.

Она села у стола. Карел обошел вокруг него и сел напротив. Она чувствовала его взгляд, но не могла поднять на него глаз.

— Хотелось бы мне знать, Мюриель, нашла ли ты уже это место.

— Какое место? — спросила Мюриель хрипло, глядя в пол.

— Я хочу сказать, нашла ли ты работу, секретарскую должность?

— О нет, не нашла.

Голос Карела звучал как обычно, его вопросы казались такими простыми и знакомыми, что Мюриель на секунду показалось, что она совершила какую-то чудовищную ошибку. Возможно ли, чтобы ее отец тоже не слышал, как она прокричала его имя, или каким-то непостижимым образом забыл об этом? А может, она вообще не кричала? Возможно, ей показалось это? Может, она вообразила и то, что, как ей казалось, увидела собственными глазами?

— Было бы неплохо найти работу, не так ли? Это, наверное, нетрудно. И уже прошло какое-то время.

Она попыталась посмотреть на Карела, но смогла поднять глаза только на его руки, которые лежали перед ним скрещенными на столе. Затем она увидела рядом с его руками на столе что-то еще. Это была икона Юджина «Троица», картина, как бы сократившаяся в ракурсе под ее взглядом до золотисто-голубой полосы. В появлении иконы на столе Карела таилось что-то сверхъестественное и одновременно ужасное. Неужели для него не было ничего невозможного? Мюриель с изумлением смотрела на нее. Она сказала:

— Да, я скоро найду работу.

— Пришло время тебе самой зарабатывать деньги. Ты сможешь получать большое жалованье.

— В городе, да.

— Не обязательно в городе.

— Я хочу сказать, в городе легче, а так как я живу здесь…

— Это подводит меня к другому вопросу, — сказал Карел.

Что-то в его голосе заставило Мюриель поднять на него глаза.

— К какому?

— Я не хочу, чтобы ты продолжала жить здесь.

— Прости? — пробормотала Мюриель.

— Я хочу, чтобы ты выехала из дома как можно скорее. Мюриель с изумлением смотрела на отца. При ярком свете гладкая поверхность его лица, белого, будто присыпанного пудрой, казалось, распадалась на составные части. Только глаза блестели, как влажные синие камни, и гладкие темные волосы поблескивали, будто были влажными. Мюриель сказала:

— Я не понимаю тебя.

— Я хочу, чтобы ты выехала из этого дома как можно скорее. Карел произнес эти слова таким же точно тоном, как будто они не были повторением.

— Ты не можешь этого хотеть, — возразила Мюриель. Карел сидел, молча глядя на нее. Он немного подвинул руки, как будто хотел удостовериться, что они в удобном и расслабленном положении.

— Но почему?

Карел откашлялся и сказал:

— Знаешь ли, необычно в наше время, чтобы молодая особа твоего возраста жила с родителями. Ты ведешь ненормальную жизнь. Я думаю, пришло время тебе вести себя более естественно. Разве ты не согласна?

Мюриель всматривалась в глаза Карела, пытаясь увидеть какое-то движение, хотя бы малейший трепет расчетливого наблюдающего сознания. Но не видела ничего, кроме гладкой поверхности глазного яблока. Она моргнула, ощущая уголком глаза ровное свечение иконы.

— А как насчет Элизабет?

— Естественно, Элизабет останется здесь.

— Но кто будет присматривать за ней?

— Я буду присматривать за ней.

Мюриель глубоко дышала и пыталась думать. «Не может этого быть. Не может быть». В самых диких своих фантазиях ей никогда не приходило в голову, что отец может попытаться отделить ее от Элизабет.

Она сказала:

— Не думаю, что Элизабет сможет управиться без меня. В глубине души она добавила: жить без меня, дышать без меня.

— Не сомневаюсь, что она скоро привыкнет к твоему отсутствию.

Мюриель подыскивала верные слова, пытаясь устоять против него. Мог ли отец заставить ее безропотно выполнять свои желания? Она сказала:

— Если я оставлю этот дом, я возьму Элизабет с собой. Карел улыбнулся. Белые зубы блеснули на холодном лице.

— Едва ли это осуществимо, Мюриель. — Он говорил так, как будто это было самое обычное предложение.

Другая мысль пришла к Мюриель.

— Но Элизабет, безусловно… Знает ли Элизабет об этой идее? Одобряет ли ее?

— Естественно, я обсудил это с Элизабет, и, конечно, она одобряет.

Мюриель встала. Отец, оставаясь неподвижным, поднял на нее глаза. Ей хотелось бросить ему: «Я тебе не верю», но она сказала:

— Я тебя ненавижу.

Карел продолжал смотреть в ее сторону, но лицо его застыло, а глаза, казалось, остекленели. Мысленно он был уже один. Мюриель подняла руку, как будто хотела защитить лицо от слишком яркого света. Затем инстинктивным движением нагнулась, схватила икону со стола и прижала ее к груди. Она повернулась и выбежала из комнаты.

— Мюриель, Мюриель, Мюриель, не так быстро. Я хочу поговорить с тобой. Куда ты мчишься?

Она остановилась посередине холла и сказала Лео:

— Я иду повидать твоего отца.

— Его там нет. Он пошел за покупками. Послушай, я должен поговорить с тобой.

Мюриель положила икону на боковой столик лицом вниз. Она не хотела, чтобы Лео увидел ее. У передней двери зазвенел колокольчик, и минуту спустя послышался голос Пэтти, объясняющей Антее Барлоу, что, к сожалению, священник занят.

Первой мыслью Мюриель после того, как она покинула комнату отца, было побежать сразу же назад к Элизабет. Но следующая мысль ее остановила. Ей нужно время на раздумье, возможно помощь, прежде чем она увидит кузину. Решение отца отослать ее явилось для нее в первый момент категорической и безжалостной действительностью, как, впрочем, большинство решений Карела. Итак, теперь он хотел избавиться от нее. Постепенно она осознала, почему должна была уехать. Молчание кузины, ее привычная и знакомая раздражительность и беспокойство почти убедили Мюриель, что Элизабет ничего не знает, но теперь она поняла, как неразумно было так думать. Она была просто не в состоянии представить себе, что молчание Элизабет — намеренный маскарад, линия поведения, часть какой-то ужасной мести.

Теперь решение Карела заставило ее увидеть все в новом свете. Если Карел не лгал, он и Элизабет, должно быть, совещались, что предпринять. Действительно, вряд ли бы Карел велел Мюриель уйти, по крайней мере не предупредив Элизабет, и, безусловно, она могла бы остановить его, если бы захотела. Элизабет и Карел обсуждали ее, советовались, как с ней поступить, и холодно решили ее судьбу. Она оценила их действия при новых обстоятельствах. В своем состоянии шока ей не пришло голову спросить, как они поступят.