Загадка Николы Тесла - Генрих Эрлих

— Сознание — да, но не желудок. Я чувствую, как виски начало обратный путь вверх по пищеводу. Если ты немедленно что-нибудь не придумаешь, боюсь, я испачкаю твой великолепный ковер.

— Ничего страшного! Когда мы вновь переключим направление времени, виски с ковра вернется обратно в твой желудок.

— Оно пошло быстрее! — хрипит Марк Твен. — А тебе бы все шутки шутить.

— Я знаю только одно надежное средство против этого, — говорит Тесла, — надо как можно быстрее влить в себя новую порцию виски, естественно, больше предыдущей, ведь закон всемирного тяготения мы не отменяли из уважения к старику Исааку.

Он наливает виски в стакан на четыре пальца и протягивает Марку Твену, тот одним залпом опрокидывает его в себя.

— Уф, — блаженно отдувается он, — упало.

— Тебе лучше?

— Мне намного лучше!

— Тогда предлагаю отправиться куда-нибудь, что бы позабавиться и понаблюдать аффект обратного хода времени.

— Всю жизнь мечтал побывать в Китае.

— Отличная мысль! Там сейчас полдень.

— Наши белые физиономии нам не помешают?

— Ты ничего не понял, в путешествие отправится наш свободный дух, мы будем невидимы. Впрочем, если хочешь…

— Нет, нет, так даже интереснее.

— Если хочешь, я могу перенести твой дух в тело какой-нибудь молоденькой китаянки или даже кошки, — продолжает настаивать Тесла, — это будет интересный опыт. Для тебя.

— Если китаянка будет проституткой в шанхайском борделе, то пожалуй, а в образе кошки я не протяну и пяти минут, меня зажарят вместе со змеей и подадут на стол в виде фирменного китайского блюда «Битва дракона с тигром». Нужен мне такой опыт! Терпеть не могу змей!

Так разговаривая, они переносятся в Китай. Солнце уже готовится повернуть по новому пути на северо-восток, и миллионы потрясенных китайцев глазеют на него с глупым видом, а миллионы других лежат на земле, измученные царящей вокруг неразберихой и страхом, погруженные в блаженное забытье. Наскучив Китаем и китайцами, друзья слоняются вслед за солнцем по всему миру, останавливаясь во всех больших городах, попадающихся им на пути, наблюдают и восхищаются последствиями обратного хода времени. Повсюду оторопелые люди повторяют задом наперед старые разговоры, не понимая друг друга, и какой у них при этом усталый и несчастный вид! Собираются толпы людей, с ужасом глядя на башенные часы; в каждом городе происходят заново похороны ранее погребенных; похоронные катафалки и процессии с мрачным видом идут обратно. Там, где происходили войны, повторяются вчерашние битвы с конца до начала; ранее убитых убивают вновь, раненые получают те же самые ранения и ропщут. В океанах корабли с наполненными ветром парусами заново относит на места, пройденные накануне; одни матросы в страхе обращаются к богу, другие в безмолвной муке смотрят на обезумевшее солнце, третьи ругаются и богохульствуют на чем свет стоит. Друзья несколько задерживаются на поле битвы в Руане и наблюдают, как Генрих I собирает воедино свой разбитый череп и другие части тела.

— Если тебя интересуют эти персонажи, — говорит Тесла, — я соберу их для тебя всех, со всего света, из всех времен. Напоследок.

Марк Твен не успевает глазом моргнуть, как землю окутывает зловещая тьма. Все видимое постепенно растворяется в ней, утрачивая очертания, а потом и вовсе исчезает. Воцаряется кромешная непроглядная тьма, а с ней — тишина, такая безмолвная, что кажется, весь мир затаил дыхание. Минуты тянутся и тянутся, глубокое безмолвие становится угрожающим, вдруг друзей накрывает холодная воздушная волна — сырая, пронизывающая, пахнущая могилой, вызывающая дрожь. Через некоторое время доносится легкий щелкающий звук, он слышится все явственней, все громче и громче, он растет, множится, и вот уже повсюду раздаются сухие, резкие, щелкающие звуки. В призрачном свете блеклых предутренних сумерек проступают смутные паукообразные контуры тысяч скелетов, идущих колонной! У Марка Твена волосы встают дыбом.

Чуть светлеет, как перед рассветом, и процессия становится отчетливо видной. Она, скорбно гремя костями, течет мимо стоящих на небольшом взгорке друзей, мало-помалу расплывается, тает вдалеке и наконец пропадает из виду. Некоторые из скелетов волокут за собой на веревке истлевшие остатки гробов.

— Это зачем? — спрашивает Марк Твен, немного пришедший в себя.

— Люди! — пожимает плечами Тесла. — Они и в вечности озабочены тем, как бы чего не случилось с их ничтожной собственностью.

Некоторые из проходящих мужчин и женщин, юношей и девушек уныло протягивают Марку Твену свои убогие костяшки для рукопожатия. Это его знакомые, на чьих похоронах он присутствовал всего три-четыре года тому назад.

— А это что за великосветское семейство? — спрашивает Марк Твен. — Они все время говорят о погоде, как будто ничто другое их не занимает.

— Ной с сыновьями и невестками, — коротко отвечает Тесла. — А вот Адам с Евой, рекомендую. Их предшественников я выделил в отдельную колонну, ведь их в мириады раз больше, чем потомков. Давид, Голиаф, Клеопатра, Карл Великий, рыцарь Дагобер, — продолжает представление Тесла, — черт, надо было повесить им таблички на шеи с указанием их имени и лет земной жизни.

— А это кто? — спрашивает Марк Твен, указывая на маленький и приземистый скелет, едущий верхом на длинношеем и длиннохвостом чудище, возвышающемся над толпой на десять метров.

— Недостающее звено, так его называют и всегда будут называть, потому что никогда не найдут. Чудище поинтереснее будет, вымерло восемь миллионов лет тому назад.

Марк Твен уже пресыщен впечатлениями.

— Ты сказал: напоследок, — говорит он, поворачиваясь спиной к процессии.

Тесла взмахивает рукой, и они остаются одни в пустом и беззвучном мире. Потом, подумав, переносит их в комнату, в кресла, между которыми стоит низкий столик с почти пустой бутылкой старого шотландского виски. Тесла разливает остатки божественной влаги по стаканам.

— Да, напоследок, — говорит он наконец.

— Ты уходишь и больше уже не вернешься?

— Нет, — мягко отвечает Тесла, — это ты уходишь. Сейчас ты поедешь к себе домой, в Грамерси-парк, потом в Европу, потом… получится так, что мы никогда больше не увидим друг друга. Мы с тобой долго дружили, и это было славное время для нас обоих.

— В этой жизни, Никола. А в другой? Мы ведь встретимся в другой, верно?

— Ах, — вздыхает Тесла, — вот мы и достигли точки, когда слова бесполезны; слово не способно правильно передать даже человеческую мысль; а для мыслей той сферы, что находится, так сказать, за пределами человеческой Солнечной системы, оно и вовсе пустой звук. Я буду говорить на своем родном языке, в нем слов не существует. На долю мгновения мой дух обратится к твоему, и сообщит ему кое-что, не много, ибо многого ты и не сможешь постичь при твоей ограниченной человеческой способности мышления.