Глориана; или Королева, не вкусившая радостей плоти - Майкл Муркок

Глориана потянула Уну, отступая.

В конце концов они встали друг против друга на лестнице, и лампы дрожали в их руках. Глориана тяжело прислонилась к стене, челюсть ее отвисла.

– Уна!

– Мудрец оказался простым смертным, верно?

– Мы не должны были смотреть! Штуковина на кровати – что сие было? Он что, влюблен в мертвеца? Человек се или животное? А то и бес? Возможно, се бес, Уна. Или труп, ожидающий вселения в него беса. – Исходящие от стен шорохи и шепоты начинали ее тревожить. – Неужто мой Ди ударился в некромантию?

– Вовсе нет. – Уна повела Глориану по ступеням вниз. – Сия штуковина, по вероятности, не более чем восковая фигура кого-либо. Нет, не кого-либо. Он любит Твое Величество – разве ты не видишь?

– Я о сем думала. А потом отвергла сию мысль.

– Я шпионила за ним и прежде. Он говорит о тебе постоянно. Он вожделеет тебя лихорадочно.

– Но он никогда ни словом…

– Он не может. Он любит тебя. Он боится – ну много чего. Боится, что ты над ним посмеешься. Что он тебя возмутит. Что ты его испугаешься. Он в вечном затруднении. И, сдается, он неспособен удовлетворить себя с любой другой женщиной.

– Он вполне уверенно – с сей…

– Он воображал, что се – ты.

Уста Глорианы расплылись в улыбке.

– О, бедняжка Ди. Следует ли мне…

– Се была бы дурная политика, Ваше Величество.

– Зато восхитительная забава. И он бы осчастливился. Ведь он дал мне столь многое и столь многое сделал для Державы. Его нужно вознаградить. Немногие могут понять его боль так, как я.

– Он не страдает так, как ты.

– В какой-то степени, Уна.

– Но не в той же. Осмотрительнее, Ваше Величество. Монфалькон…

– Ты полагаешь, сие было бы разрушительно. Да, так оно и было бы. Я не развлекалась с придворным четыре года. Они делаются тщеславны, или меланхоличны, или дики, затем дворец наполняется странными капризами. Возникает ревность.

– И расходы, – сказала графиня Скайская. – Тебе пришлось женить стольких из них, даровать поместья. Твоя доброта к любившим тебя…

– Моя вина. – Глориана кивнула, согласна с Уной. – Но ты права, сердечко мое. Ди должен полыхать и далее, и я должна делать все, дабы обращаться с ним как обычно.

– Ты сохраняешь его уважение, се как пить дать.

– Разумеется. Однако ныне, когда я знаю его боль, будет труднее доить его на предмет развлечений, выставляя против него Монфалькона, как я обожаю делать. Дурная забава для меня и никакая вообще для Ди.

Они пересекли помещение с низким потолком и нашли проломленную дверь, сквозь кою вошли в покинутый ими туннель, но стоило им ссутулиться, как за еще одной дверью, справа, вспыхнул факел, и они обернулись, выпрямляясь, застигнуты страхом.

Маленький человечек вглядывался в них из-под поднятой руки. На плече у него имелся то ли горб, то ли иной нарост. Он был одет в кожаный джеркин, бриджи и темную рубашку, воротник его выпрастывался складчатыми оборками. Огромноглазый и большеротый, он чем-то напоминал разумную лягушку. Уна и Глориана подняли свои лампы, принимая позы, подходящие для маскировки.

– Что се такое? – надменно возопила графиня, вольно облокотясь о стену. – Надзиратель, всеми брошенный?

Она видела теперь, что плечо человечка оседлал небольшой черно-белый кот, сидевший весьма прямо и тихо, глядевший на нее желтыми, ясными глазищами.

– Что се такое? – эхом откликнулся Джефраим Саллоу, пародируя ее. – Два актеришки, здесь потерявшиеся?

– Мы джентльмены, сир, – молвила Глориана храбро. – И можем вознегодовать против вашего выпада.

Саллоу отворил внушительный рот и захохотал. Уна решила уже, что их с Королевой опознали, однако здесь подобные мысли едва отдавали логикой. Она шагнула вперед.

– Мы исследуем здешние туннели по поручению лорда Монфалькона. Ищем предателей, ренегатов, бродяг.

– Ага. Что ж, один вам попался, джентльмены. – Оскал Саллоу был оскорбителен. – А то и два, коли будет вам угодно. Мы с Томом. Бродяги оба-двое. Закоренелые негодяи. Падальщики. Однако не предатели, а также не ренегаты, ибо не служим никому и, следовательно, не можем против кого-либо восстать. Мы живем сами по себе, Том и я. – Он поклонился. Кот яростно пискнул. – Как видите, я обезмечен, сир, и не в состоянии предложить вам желаемую вами дуэль.

– Я выразился поспешно. – Уна возвернула кроткий поклон. – Мы были испуганы вашим внезапным явлением.

– А я вашим. – Саллоу нашел во тьме каменную скамью и уселся, скрестив руки и ноги и уставившись на дам снизу вверх. – И?

– Выходит, вы знаете здешние проходы?

– В данный момент они – мой дом. Пока мне не надоест и я не перееду. Однако мое понимание реального мира хромает, оттого я предпочитаю жить отдельно от него, здесь же мы разделены по необходимости. Впрочем, он меня завораживает. Се идеальное обиталище для малого моих убеждений. А вы – люди лорда Монфалькона, да? Королевское поручение?

– Истинно так, – ответила Глориана с иронией, что казалась Уне угрожающе очевидной.

– Сперва я предположил в вас дворцовых зверей покрупнее, – сказал Саллоу.

Уна заподозрила, что замечание выдавало непонимание сказанного Глорианой намеренно.

– Зверей? – вопросила Королева.

– Зимой они впадают в спячку. Сейчас начинают пробуждаться немногие. Всяческие твари. Из-за них жизнь прочих из нас становится опасной. А теперь поведайте мне правду, джентльмены, Монфалькон ведь никого сюда не пошлет. Не его почерк. Вы сбежали из какой-нибудь темницы или от угрозы ее и ищете убежища, я полагаю.

– Монфалькон знает?.. – Глориана запнулась.

– Про мрачнейшие вместилища дворца? О, вестимо. Про некоторые так уж точно. А Саллоу ведомы они все. Сделаемся друзьями? Я буду вашим проводником.

– Вестимо, – сказала Глориана, по мнению Уны, слишко охотно. – Мы друзья – и вы проводник, мастер Саллоу.

– Сии помещения ведут вниз, глубже и глубже, – рассказывал им Саллоу. – В естественные каверны, где слепые белые бестии блуждают и пожирают одна другую. В залы столь древние, что их высекли в камне еще до первого Златого Века. В чудные обители, населенные карлами, что ходили по земле прежде настоящих людей. Все сие лежит под дворцом, лежащим под дворцом. Сии логовища сравнительно современны, им не более пары столетий. Истинная античность нам столь чужда, что сыграет злую шутку с нашим сознаньем, едва мы на нее воззримся. И все-таки, я знаю, те, кто там обитает, уже не разумны по нашим меркам, но чрезвычайно разумны по собственным – мужчины и женщины, бывшие таковыми… Они размножаются – часть их, я полагаю.

Уна расправила плечи.

– Вы ищете запугать нас, мастер Саллоу?

– Нет, джентльмены. Я не испытываю радости, тревожа других. Я повествую о диковинах, не более. – Подняв руку, он погладил кота. – Здесь морозно.

– Вестимо, – ответствовал слабый голосок Глорианы.

– Я проведу вас туда, где теплее, – сказал Саллоу. – Идемте. На пути вам могут попасться ваши собратья по изгнанию – те, что не возражают попадаться на пути, конечно. В основном живущий тут народ тяготеет к отшельничеству. Потому-то они и выбрали жизнь между стен.

– Сколько их тут? – прошептала Глориана.

– Никогда не считал, сир. Сотня-две, может быть. Мы живем, по большей части, питаясь отбросами. И есть суеверные слуги, на коих всегда можно положиться. Те, что, принимая нас за бесов или духов, оставляют нам лакомые кусочки. Только они недооценивают наши размеры. Рослому парнишке вроде вас, сир, мясо потребно каждый день, иначе столь мощный каркас не прокормишь. У вас необычная фигура, сир. – Саллоу говорил как бы между прочим, ведя их далее. – Я знаю лишь одного человека, обладающего такими габаритами…

– Нам лучше вернуться, – молвила Уна настоятельно. Она прервала путь, беря Глориану под локоть. – Времени на новые исследования не остается.

Но Королева сбросила ее руку и ускорила шаг. Уна была принуждена пойти следом.

Проход расширялся, перерастая в очень большой зал, схожий с крытым рынком. Он освещался мерцающими факелами, в одном его конце буйный огнь бился о каминную решетку, вдоль стен же, глотаемые оборотнямитенями, грудились, как на стоянке кочевников, маленькие палатки и ансамбли палаток: крошечные территории с границами, размеченными веревками, или щебенкой, или кусками отрухлявевшей мебели, или каменными блоками, что изъяты из самых плит холла. А из шалей, из капюшонов, из пустот глядели белые лица; почти все тонкие, с огромными глазами, как если бы сии люди уже приспособились к сумраку: иной народ.

Глориана замерла как мертвая, когда узрела такой вид, и Уна врезалась в нее, затерявшись в своих юрких мыслях и опомнившись мгновения спустя.

– Кто они? – прошептала Королева.

Высоченная фигура восстала от огня и обозначилась силуэтом, приостановившись, словно готовясь напасть на пришлецов. Затем, метнувшись в совсем уже глубокую темень, пропала.