Смертный приговор - Эльчин

Гюльзар-ханум семь лет была замужем, но не имела детей. Они разошлись, и теперь у ее бывшего мужа, парикмахера из мужской парикмахерской, было четверо детей от второй жены. Гюльзар-ханум была создана для поддержания порядка в доме, для мужа, но семь лет - ровно семь лет - она жила одиноко, гнала от себя думы, душила чувства, будоражащие ее тело; в эти годы многие зарились на красивую, полнокровную женщину, но Гюльзар-ханум никого не подпускала близко, не забывала стыд и после своего первого мужа, того парикмахера, ни с одним мужчиной не клала голову на общую подушку. Живший по соседству Хосров-муэллим внезапно, совершенно неожиданно, вошел в жизнь Гюльзар-ханум, и мечтания, сладкие сны одиноких семи лет в два месяца превратились для Гюльзар-ханум в реальность. Хосров-муэллим был хозяином в доме и мужчина, одновременно Хосров-муэллим - этот человек высокого роста с белыми волосами - был для Гюльзар-ханум как будто и ребенком: эти два месяца Гюльзар-ханум служила Хосрову-муэллиму и как мужу, и как ребенку.

Хосров-муэллим положил под столом свою руку на белоснежную, полную руку Гюльзар-ханум; конечно, этого никто не видел, но алые щеки Гюльзар-ханум стали еще алее, женщину охватила безумная страсть, ей хотелось прямо сейчас обнять своего мужа, прижать к груди; в висках запульсировала кровь, и Гюльзар-ханум с трудом сдерживалась и руку из-под сухой, теплой ладони Хосрова-муэллима не убрала.

Напряженность на торжестве понемногу проходила, Калантар-муэллим снова встал, снова поднял рюмку с коньяком, но смотревший на Калантара-муэллима снизу вверх Хыдыр-муэллим и на этот раз внезапно поднялся.

- Дорогие друзья! - сказал он. - Я тысячу раз извиняюсь перед тамадой, что оставляю его в офсайде. Но мне в сердце пришел такой прекрасный тост, что я просто обязан произнести его на этом замечательном торжестве! Эти бокалы мы поднимем за здоровье близкого соратника и ученика товарища Сталина, любимого вождя азербайджанских большевиков, заботливого отца азербайджанских трудящихся, дорогого товарища Мир Джафара Багирова! Да здравствует, пусть живет тысячу лет товарищ Мир Джафар Багиров!

Снова воцарилась тишина, и на этот раз Хыдыр-муэллим не опрокинул рюмку тотчас, а в тишине оглядел по одному всех сидевших за столом.

Хосров-муэллим никоим образом не хотел убирать под столом руку с руки Гюльзар-ханум, но вдруг совершенно неожиданно, совершенно внезапно Хосрову-муэллиму показалось, что он снова видит костер в Гадруте, он даже ощутил жар от того костра, который все годы преследовал Хосрова-муэллима и ночью, и днем, во время урока; из всех, кто сидел на торжестве, никто, даже Гюльзар, ни знали о преследующем его жаре костра, о боли и горечи того преследования. Произнесенный Хыдыром-муэллимом тост был настолько чужд двухмесячной совместной жизни Хосрова-муэллима с Гюльзар-ханум, был настолько чужд его чувствам, радостному волнению, с которым он впервые вместе с Гюльзар появился в обществе, что он и сам не заметил, как вдруг встал и, глядя на Хыдыра-муэллима, дрожащим от волнения голосом сказал:

- Товарищ Мир Джафар Багиров - наш вождь, верно. Но почему вы никак не дадите нам выпить за здоровье этой прекрасной девочки, - Хосров-муэллим, подняв длинную руку, показал пальцем на Арзу, - не дадите поздравить эту прекрасную девочку?

На этот раз в маленькой комнате воцарилась такая глубокая тишина, у всех собравшихся, в том числе и у Хыдыра-муэллима, так вытаращились глаза, что у Хосрова-муэллима невольно затряслись колени, он вдруг понял, что сказал, что наделал...

Первым, кто пришел в себя, опять оказался Алескер-муэллим. Он поспешно встал.

- Одну минуту, одну минуту, Хосров-муэллим! - сказал он и запнулся от волнения. - Арзу же не убегает, она здесь, она своя, мы и за ее здоровье выпьем, и поздравим ее. Но сейчас поддержим тост Хыдыра-муэллима! Правда, Хыдыр-муэллим нас опередил - и хорошо сделал...

От всех нас сказал и от себя тоже, Хосров-муэллим!... Да здравствует товарищ Мир Джафар Багиров! За его здоровье! Чтобы мы никогда не лишились этого великого человека, пусть всегда у нас будет такой мудрый вождь! Пусть всегда он будет над нами! Пусть всегда указывает нам дорогу!

Сидевшие за столом опять поднялись как один, опрокинули рюмки, и Хосров-муэллим, протянув внезапно задрожавшую руку, взял со стола рюмку, выпил за здоровье товарища Мир Джафара Багирова. Хосров-муэллим осознал, что допустил ошибку, непростительную ошибку, и эта ошибка может обойтись ему очень дорого, может разлучить его с Гюльзар, но Хосров-муэллим готов был умереть, но жить опять один не хотел, не хотел, чтобы это двухмесячное тепло опять навсегда осталось в прошлом.

А праздник теперь никак не мог войти в колею. Сидящие за столом гости и хозяева как-то настороженно, пугливо поглядывали на Хыдыра-муэллима. Хыдыр-муэллим мрачно курил и ни на кого не смотрел и не говорил ни слова.

Хосрова-муэллима охватил жуткий страх, жар костра будто опалял волосы на его теле, будто факел, который некто вращал над головой обеими руками, вот сейчас обожжет ему лицо, и когда Хосров-муэллим опять стал делать глотательные движения, когда стал подниматься и опускаться его длинный и острый кадык, стало ясно, что этот человек весь с ног до головы в муках, в страдании.

Только Гюльзар-ханум как будто ничего не понимала (и наверно, это действительно было так!), она все так же улыбалась, так же с любовью, лаской смотрела на мужа, потом Гюльзар-ханум под столом сама положила руку на руку Хосрова-муэллима, но Хосров-муэллим больше не чувствовал тепла этой руки...

Алескер-муэллим сказал:

- А теперь попросим Арзу прочитать нам стихотворение!

Арзу на своих днях рождения всегда читала стихи, она специально для праздников учила стихи на социально-политические темы; и в тот зимний вечер она встала, заложила руки за спину, выпятила грудь с отглаженным алым шелковым галстуком и, произнося каждое слово с особым ударением, стала читать:

Негасимая звезда человеческого гения,

Наш любимый вождь, наш отец Сталин!

Бесконечность нашего сердца, нашей любви,

Знай, что с первого дня твоя, твоя!

О честь, слава всех народов,

Ведешь к победам нас ты!

Деяния твои осветили весь мир!

Песня рвется из моей груди:

Слава Сталину!

Да здравствует Сталин!

Смысл жизнь,

Ее содержание - он!

Как только Арзу кончила декламировать стихотворение, все захлопали, и Алескер-муэллим, пользуясь случаем, глядя на Хыдыра-муэллима, еще раз произнес тост в честь товарища Сталина, и опять все, в том числе и Хосров-муэллим, встали и выпили до дна.

А Арзу захотела теперь прочитать стихотворение на русском языке. Это стихотворение она в прошлом году прочла в журнале "Огонек" и выучила наизусть, один отрывок из него ей особенно нравился, и Арзу, опять с особым ударением произнося каждое слово, сказала:

- Осип Колычев. "Приглашение к песне". Отрывок из стихотворения.

Вы были вчера

безымянны,

Седая зурна

Сулеймана,

Джамбула

седая домбра...

Так пойте же

Сталину

славу

Стихами,

подобными сплаву

Золота

и серебра!...

Снова все захлопали, и Алескер-муэллим подумал, не надо ли еще раз встать и выпить за здоровье товарища Сталина или, может быть, хватит? Нет, пожалуй, не нужно, решил он, это было бы уже слишком, а все, что слишком, все нехорошо.

Конечно, Алескеру-муэллиму не нравилось, что Арзу учит наизусть такие стихи, но что же можно было сделать, ведь Арзу дитя эпохи, и в тот вечер оказалось очень кстати, что Арзу прочла именно эти два стихотворения. Хыдыр-муэллим все же не полный осел, пусть поймет, увидит, какая идейная семья у директора школы, и поступок Хосрова-муэллима - не более чем случайность.

Когда Авазбек еще не был разоблачен как английский шпион и террорист, на одном из своих дней рождения Арзу, заложив руки за спину и выпятив грудь (тогда она еще не была пионеркой), тоже читала стихи о дорогом дедушке Сталине, сначала на азербайджанском языке, потом на русском. И Авазбек (он сидел рядом с Алескером-муэллимом) прошептал себе под нос: "Хорошо, что она по-французски таких стихов не читает..." Алескер-муэллим сделал вид, что не слышит, но некоторое время сердце его билось тревожно, он внимательно осматривал всех сидящих за столом, особенно Афлатуна-муэллима. Но нет, к счастью, никто не услышал шепота Авазбека. Афлатун-муэллим подвыпил, опьянел, ему было ни до чего.

Событие произошло три года назад; шепота Авазбека никто не слышал, но, несмотря на это, Авазбека теперь не было в жизни, Авазбек расстрелян, и после расстрела на собраниях, митингах, слетах ненависти в школе все, в том числе и Алескер-муэллим, проклинали Авазбека, разоблачали его, призывали друг друга быть бдительными, уметь отличать замаскированных врагов народа.

Не нужно прислушиваться к шепоту, Алескеру-муэллиму казалось, что соответствующие органы издалека проникают и в сердце человека, читают его мысли, и когда Алескер-муэллим задумъюался об этом, у него портилось настроение, он с трудом брал себя в руки, обманывая Афлатуна-муэллима, льстя ему, обрабатывая, с огромным трудом добивался лада среди людей в школе...