Смертный приговор - Эльчин

Хыдыр Гафарзаде вышел из кабинета и хлопнул дверью.

Бедный профессор Фазиль Зия говорил, бывало, своим пациентам: почаще ходите в театр! Бедный прекрасный человек, самому ему частое хождение в театр не помогло.

Алескер-муэллим был в глубочайшем расстройстве, жуткая тревога терзала его, тревогу породили не только страх, паника, но и то дело, которое Алескер-муэллим задумал совершить.

Хыдыр-муэллим, конечно, пойдет в органы доносить на Хосрова-муэллима - в этом больше нельзя сомневаться - и тогда, и тогда...

Алескер-муэллим, глядя на красивые, нежные цветы в горшках, снова увидел в безлюдных степях Казахстана среди снежной пурги, под похотливыми мужскими взглядами две беззащитные фигурки, мать и дочь Фирузу и Арзу... Надо торопиться... Другого выхода нет. Надо опередить. Надо опередить этого сукиного сына Хыдыра Гафарзаде... Иначе и Алескера-муэллима в покое не оставят, иначе Фируза и Арзу окажутся в степи... Того сукиного сына надо, надо опередить, о поступке Хосрова должен сообщить сам Алескер-муэллим... Хосров и без того был приговорен, ему помочь все равно невозможно... В органы должен идти сам Алескер-муэллим... Если он не донесет, то после доноса подлого Хыдыра возьмут Алескера-муэллима, потом других преподавателей... Хосрову-муэллиму невозможно помочь, значит, надо помочь себе, помочь Фирузе, Арзу, помочь другим... Сам... Сам должен донести... Сам сказать... Ладно, не органам. Но райкому... Джумшудлу...

И Алескер-муэллим, отведя глаза от цветов, обессилевший от своего решения, с колотящимся сердцем подошел к столу, дрожащей рукой поднял телефонную трубку...

8

Прием

Вечером, около девяти часов, первый секретарь ЦК КП(б) Азербайджана Мир Джафар Багиров, стоя у окна в кабинете, смотрел на город. Отсюда хорошо была видна вся нижняя часть Баку, приморский бульвар и само море, и Мир Джафар Багиров, когда чрезмерно уставал, работая с утра до полуночи, любил подойти к окну и смотреть на море. Между простором, спокойствием, вечностью моря и суетой каждодневной жизни Мир Джафара Багирова, жизни в торопливой смене событий, кампаний, операций, когда последующая начиналась, прежде чем заканчивалась предыдущая, между нервным напряжением Мир Джафара Багирова и покоем моря был удивительный контраст, не возбуждающий, а, напротив, успокаивающий. Рабочее время товарища Сталина продолжалось с полудня до полуночи, и в течение всего этого времени, естественно, Мир Джафар Багиров тоже бывал на работе - Сталин мог позвонить даже в час ночи; а вставать рано Мир Джафар Багиров привык с детских лет, и работы было много, работа не кончалась, Мир Джафар Багиров не мог отдыхать, пока не кончалась работа, и поэтому все время недосыпал, а простор, спокойствие, вечность моря снимали усталость, успокаивали этого нервного человека, издалека приносили покой. Но в зимний вечер Мир Джафар Багиров смотрел не на Каспий, а на людей, снующих по улицам города, ожидающих трамвай на остановках. Тем людям, конечно, даже в голову не приходило, что их сопровождают глаза Мир Джафара Багирова.

Мысль об этом вызвала улыбку на полных губах раньше времени постаревшего сорокатрехлетнего Мир Джафара Багирова, он с шумом покатал между ладонями несколько карандашей: руки у него были в экземе, карандаши между ладонями утишали экземный зуд. Отведя глаза от людей, он посмотрел в сторону моря, на засыпанные снегом крыши домов.

Темень моря, слабая белизна покрывшего крыши и тротуары снега казались совсем застывшими, даже мертвыми в сравнении с движущимися туда-сюда людьми в пальто и шапках, с проезжающими по дороге машинами, трамваями, одинокими фаэтонами, и Мир Джафар Багиров снова посмотрел на людей, и у него мелькнула мысль, что если бы сейчас и он, как обыкновенный смертный, оказался среди этих людей, он бы некоторых узнал, с кем-нибудь поздоровался, может быть, даже перекинулся бы несколькими словами... Нет, пожалуй, конечно, не сейчас. Но еще шестнадцать-семнадцать лет назад точно перекинулся бы. Сейчас-то нет, невозможно: люди тотчас узнали бы Мир Джафара Багирова, кто застыл бы на месте, а кто и убежал, кто хором поздоровался бы, а кто и бог знает что сделал бы, и им всем было бы страшно, очень страшно - это он точно знал. Когда он сидел в президиуме на собраниях, совещаниях или же за столом в своем кабинете и внимательно взглядывал на высокопоставленных и простых людей, эти люди, как бы они ни различались внешне, боялись его одинаково, в глубине глаз у каждого, кто встречался глазами с Мир Джафаром Багировым, возникали страх, беспокойство, тревога. Мир Джафар Багиров видел страх в глубине человеческих глаз, как бы глубоко этот страх ни угнездился, и вообще от его взгляда ничто не ускользало. Мир Джафар Багиров хорошо знал и то, что люди боятся именно его, но если бы не было страха - Мир Джафар Багиров был абсолютно убежден, невозможно было бы свершить великие дела эпохи. Ведь люди по своей природе безмятежны, они любители готовенького. Если бы они не боялись, ни лозунги не помогли бы, ни идейность, ни бесчисленные речи, доклады. План по нефти не выполнялся бы, план по хлопку не перевыполнялся бы, и ряды партии не очищались бы от врагов. И партия, и весь Советский Союз слились для Мир Джафара Багирова в одно имя - товарищ Сталин. Интересы партии, благо страны означали интересы товарища Сталина и благо товарища Сталина. И Мир Джафар Багиров верно служил товарищу Сталину. И товарищ Сталин это знал. И Берия знал, и другие члены Политбюро. А в Азербайджане и партия, и республика, и сам товарищ Сталин слились в одно имя - Мир Джафар Багиров. И Мир Джафар Багиров от других требовал такого же верного служения себе, а верное служение было невозможно без страха, потому что неблагодарность была в природе человека. Никакая идейность, никакие лозунги и призывы не могли создать такой верности, которую создавал страх.

Мир Джафар Багиров не был пустым мечтателем, увлекающимся человеком, романтиком. Но в тот зимний вечер неожиданно в его сердце закралось чувство, похожее на тоску; ему захотелось быть обыкновенным смертным и куда-то идти, как обыкновенный смертный, куда-то спешить по улицам, среди людей. Чувство было мимолетно и быстро улетучилось, и Мир Джафар Багиров опять покатал карандаши между больными ладонями, и шум карандашей снова нарушил тишину кабинета

XVIII съезд партии был назначен на март нынешнего 1939 года, вся страна готовилась к съезду. И Мир Джафар Багиров объявил о проведении XV съезда КП(б) Азербайджана 25 февраля и все последние дни занимался только подготовкой к съезду. Для людей, снующих по улице туда-сюда, съезд был чем-то отвлеченным, вроде праздника - выступающие будут славить товарища Сталина, говорить о достигнутых успехах, о веселой и беззаботной жизни, газеты все напечатают, трудовые люди будут рапортовать о перевыполнении планов в честь съезда, принимать на себя новые обязательства... А для Мир Джафара Багирова приближающийся съезд означал, что надо еще больше работать, работать и работать.

Люди на улицах из окна казались очень маленькими, их беготня туда-сюда, их движения выглядели отсюда чуть ли не смешными, будто это были куколки в пальто и шапках, сновали и двигались маленькие куколки. В детские годы в Кубе по соседству жил мальчик, старше лет на пять или шесть, звали его Алескер (а фамилия? - сощурившись, он на мгновенье напряг память, и она, блестящая, тотчас выдала и фамилию мальчика, выхватив ее из многих тысяч знакомых фамилий, - Бабазаде), да, Алескер Бабазаде, очень много читающий мальчик, потом, кажется, он стал учителем. Однажды он взял у этого Алескера Бабазаде книжку на русском языке, и поскольку книжка ему понравилась, маленький Мир Джафар прочитал ее дважды, не захотел с нею расставаться, предложил что-то в обмен... Но Алескер Бабазаде не дал, выхватил книгу из рук. И Мир Джафар Багиров в уголке дворового яблоневого сада плакал от злости. Это был роман Джонатана Свифта "Гулливер", в тот тихий зимний вечер 1939 года, глядя из окна кабинета на снующих людей, Мир Джафар Багиров вспомнил книжку, и ему показалось, что он, как Гулливер, попал в страну лилипутов, что люди за окном все - лилипуты. Он снова покатал в ладонях карандаши и взглянул на большие стенные часы: до девяти оставалось семь минут. Как всегда на вечер он вызвал Народного комиссара внутренних дел республики, ровно в девять комиссар войдет в кабинет (наверное, теперь он пришел и ждал в приемной, когда будет ровно девять), даст информацию о событиях дня, покажет сводку, ответит на вопросы, получит указания, словом, прием пройдет как в обычные спокойные дни, своим чередом, и комиссар, сунув папку под мышку, уйдет, и без пятнадцати десять явится новое руководство "Азнефти" (тоже, наверное, уже пришли и ждут в приемной) - звонил из Москвы Поскребышев и сообщил, что завтра утром, часов в одиннадцать Мир Джафар Багиров должен по телефону дать товарищу Сталину данные о положении дел в "Азнефти".