Войны за Бога. Насилие в Библии - Филипп Дженкинс

Отказ от Бога

Во времена Толанда западный мир уже мучительно искал новые подходы к Писанию, и к началу XVIII века широкое распространение получили некоторые радикальные подходы. Деисты утверждали: хотя Бог и сотворил наш мир, священные книги и традиции были порождением культуры человека и несут на себе печать ограничений иных эпох. Появились ученые, критически исследовавшие Библию, которые сделали вывод о том, что Библия создавалась на протяжении долгого времени, а ее самые ранние слои относятся к периоду крайне жестоких нравов. И потому, говорили критики, современным верующим не следует думать, что жестокие повествования о покорении Ханаана обладают духовным авторитетом для позднейших поколений. Услышав такие рассуждения, ортодоксальный верующий должен был бы спросить: «Вы что, считаете, что в нравственном отношении стоите выше Бога?» А скептик мог бы сказать в ответ: «Если Библия верно приводит слова Бога, то я действительно выше, а если нет, почему я должен относиться к ней с таким почтением?»

Подобная критика потенциально могла разрушить до основания идею авторитета Библии. Как только мы согласились, что человеческий разум и нынешние нравственные стандарты позволяют нам судить повествования о покорении Ханаана, что мешает нам приложить этот же подход к любому другому библейскому отрывку – и не только историческому, но и когда речь идет о нравственности или религии? Если Моисей действительно был организатором массовых убийств, почему современный человек должен прислушиваться к его моральным наставлениям? Если отдельные книги Библии можно списать со счетов, почему не избавиться от Писания целиком?

К концу XVIII века критики организованной религии перешли к прямому нападению на саму идею религии откровения или, в некоторых случаях, религии вообще. Эти вольнодумцы гордо заявляли, что они неверующие и даже враги веры. Примером таких людей в англоязычном мире был Томас Пейн, автор вызвавшего шумные споры трактата «Век разума». Некоторые самые сильные аргументы Пейна строятся на нравственном возмущении современного человека, когда тот сталкивается с кровожадными историями Библии. Читая подобные истории, которых слишком много в Ветхом Завете, «было бы логичнее признать, что ты имеешь дело со словом беса, а не словом Божиим. Это история порока, который портит человечество и ведет к его одичанию»{300}.

Тот факт, что христиане продолжают почитать Библию, значит, как считал Пейн, одно из двух: либо они не читали Писание серьезно, либо, если они его читали, христиане страдают нравственной слепотой. Представьте себе, предлагал он читателю, будто кто-то сказал вам, что ваш друг отдавал «жестокие приказы убивать, вроде тех, что вы найдете в Библии, так что в результате этих приказов множество мужчин, женщин и детей погибло мучительной смертью». Разумеется, «вам изо всех сил захочется доказать, что это ложное обвинение, и защитить доброе имя друга». Однако христиане не пытаются защитить имя Бога от приписываемых ему преступлений: либо они молчаливо признают, что это верно, либо даже оправдывают такие преступления. «Из-за того, что вы погрязли в суевериях или равнодушны к чести вашего Творца, вы слушаете ужасные басни Библии – охотно или с глубоким равнодушием»{301}. Аргументация Пейна долго продолжала оказывать влияние на атеистов и секуляристов, его мысли были также восприняты появлявшимися социалистами и коммунистами. Скептики XIX века обращались к Пейну в то время, как империи Европы стремились расширить свое влияние и когда завоеватели часто ссылались на Библию, чтобы оправдать свои действия. В 1841 году американский атеистический мыслитель Ч. Дж. Олмстед написал такие слова о библейском повествовании о резне в Ханаане:

Там нет никакого другого объяснения, кроме того, какое давали кровавые святые Кортес и Писарро, оправдывая истребление невинных и добродетельных индейцев. Просто у них была иная вера, их бог носил другое имя, они приносили не такие жертвы{302}.

Противники религии обращались к новым открытиям империй, чтобы критиковать то общество, которое породило «непогрешимую» Библию: они сравнивали ветхозаветный мир с жизнью примитивных племен Африки и Америк. Если древний Израиль был примитивным и жестоким народом, неудивительно, если что-то подобное можно будет найти у современных дикарей. Вольтер сравнивал древних евреев с гуронами и ирокезами, которые в те дни славились тем, что жестоко пытали и калечили своих пленников. Однако по сравнению с людьми Иисуса Навина те индейцы казались гуманными философами. Читая библейский рассказ о завоевании Ханаана, Вольтер размышлял: «Если бы автор этой истории захотел сделать евреев париями [ execrables ] среди всех прочих народов, разве мог бы он придумать тактику лучше?»{303} Марк Твен сравнивал покорение Ханаана с жестокостями – изнасилованиями, убийствами и членовредительством, – которые совершали американские индейцы во время кровавых войн 1860-х. Рассказав об убийстве одной белой семьи, он продолжает: «Кампания в Миннесоте была просто повторением операции против мидьянитян. Все, что происходило тогда, повторяется и сейчас». Если же попытаться найти нравственные отличия одной кампании от другой, то можно увидеть, что индейцы добрее и милосерднее, чем Моисей или Иисус Навин{304}.

Ни Пейн, ни Марк Твен не испытывали потребности разбираться во внутренних противоречиях Библии – в том, как любящий Бог может отдавать приказ о геноциде. Им казалось, что все это примитивные сказки. На самом же деле, думали они, не существует ни Бога, ни высшего закона. Люди творят жестокости и убивают, а потом обращаются к придуманным ими самими высшим авторитетам, чтобы оправдать свои преступления. Писание просто отражает человеческие мнения тех обществ, которые его на разных этапах создавали, и ничего более.

Разные критики – Маркион, Вольтер и Пейн, ныне живущие Сэм Харрис и Ричард Докинз, – каждый по-своему, задавали глубокие вопросы о природе Библии и об авторитете Писания. Многие вещи в Библии действительно нас шокируют. Тем не менее эти вопросы не разрушили основанные на Библии религии и даже не повлияли на них значимым образом. Хотя радикальные критики религии есть и сегодня, они остаются ничтожным меньшинством. Несмотря на многовековую критику Библии, христианство не просто сохранилось, но и остается одной из самых распространенных мировых религий. Атеистами себя числят немногие, а последователей Маркиона сегодня, быть может, и вообще не существует. В США верующие преобладают, а в Европе, несмотря на десятилетия секуляризации, миллионы людей продолжают читать Библию.

Некоторые наблюдатели удивляются тому, что вера процветает в мире, основанном исключительно на секулярных положениях науки и технологий. Не менее поразительно и то, что основанные на Библии религии продолжают жить, хотя люди повсеместно приняли идеи универсальных прав и естественного закона. Даже если они не могут сформулировать эти теории так умело, как то делали Толанд и Гроций, большинство западных людей разделяет общие представления о правах человека, об условиях ведения войны и о недопустимости беспричинной агрессии, этнических чисток и геноцида. И тем не менее большинство христиан и иудеев не видит проблемы в том, чтобы совмещать эти представления с верой в священные тексты. Каким-то образом они научились не обращать внимания на кровожадные отрывки Библии.

8. Попытки приручить Писание

Вперед, христианские солдаты, вы идете как бы на войну!

Сабина Баринг-Гоулд

Со времен Реформации миллионы рядовых христиан читали Библию внимательно, и многие из них читали истории о священных войнах древности. Однако подавляющее большинство читателей никогда не возмущалось описанным здесь насилием, а также не замечало, что эти истории призывают к бесконечной войне против соседей. Как правило, читатель видит в историях Моисея или Иисуса Навина примеры священной воинской доблести и не задумывается о судьбе жертв. В большинстве номеров в отелях Северной Америки можно найти Библии, которые распространяет христианская группа, носящая имя Гидеона, то есть одного из еврейских военачальников периода завоевания Ханаана.

Верующий может нейтрализовать действие невыносимых текстов с помощью нескольких разных стратегий. Наиболее распространен следующий подход: читатель видит в отрывке не то, что там открыто говорится, но нечто иное, иными словами, он неосознанно редактирует или переписывает текст. У этого подхода существует и такой вариант, когда слова понимаются в аллегорическом или мистическом смысле, а это позволяет устранить из них буквальные насилие и кровопролитие. Если эти стратегии не работают, верующий может удалить смущающий текст целиком, отрицая, что он это сделал. Он представляет, что такого текста нет, не обращая на него внимания или изымая его из круга публичных чтений. Каким бы подходом он ни пользовался, верующий способен избежать столкновения с неприятным текстом. Так люди учатся забывать.