Вельяминовы. Начало пути. Книга 3 - Нелли Шульман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Машины, — благоговейно сказал маленький Питер, открыв рот. Он прижался к деревянному ограждению, и кто-то из рабочих, заметив их, крикнул: «Большая у вас семья, месье Теодор!
Все работает, не извольте беспокоиться».
— Качает, — Питер указал Марте на спускающиеся вниз рукава из просмоленного холста. «Воду качает. Я нарисую — как».
— Очень красиво, — Авраам посмотрел на суету людей в котловане и спросил: «А сколько тут рабочих?»
— Чуть меньше, тысячи — ответил Теодор и обернулся: «Что там еще?»
Он прочитал записку, что передал ему босоногий мальчишка, и, нахмурившись, сунув ее в карман, сказал: «Ну, пойдемте, я вам еще наши сваи покажу, — мы их как раз сейчас в котлован спускать будем.
Марфа чуть отстала и, увидев, как сын незаметно выбросил записку, нагнувшись, — накрыла носком атласной туфли скомканную бумагу.
— Что такое, бабушка? — обернулся Степа.
— Сейчас ленты на туфле завяжу, и сразу за вами, — пообещала Марфа, одним быстрым, мгновенным движением сунув записку в бархатный мешочек, что висел у нее на запястье.
Элияху наклонился над большим креслом и сказал худощавому, темноволосому подростку:
«Все очень хорошо, ваше Величество. Позвольте, я затяну потуже проволоку, и все — на этом закончим».
Людовик шмыгнул заложенным носом и, вытерев его об рукав камзола, заикаясь, спросил:
«Е-еще д-долго?»
— К осени все будет готово, — Элияху мягко улыбнулся. «Получатся отличные, ровные зубы».
— В-вы очень х-хорошо лечите, — дофин вздохнул и открыл рот. Элияху размотал аккуратно затянутую серебряную проволоку и подумал: «Ну вот, еще два зуба вырвать осталось, и все». Он стал медленно, осторожно заматывать концы проволоки.
— За счет того, что она сжимает зубы, — сказал юноша Людовику, — они теснее прилегают друг к другу, не будет таких промежутков.
— Вы уже закончили, месье Эли? — раздался женский голос с порога?
— Да, ваше величество, — он поклонился, и Мария Медичи сказала сыну: «Ну, бегите, дофин, вас уже ждут учителя».
Мальчик улыбнулся и, еще раз шмыгнув носом, — исчез за пыльной, гобеленовой портьерой.
«Интересно, — подумал Элияху, — почему у него все время насморк? И смотри-ка — чем теплее, чем больше растений расцветает — тем чаще он чихает. Сенная лихорадка, конечно, но я спрашивал — у него и зимой нос заложен».
Он вытер руки салфеткой и обернулся — женщина уже сидела в кресле. «Как идет лечение? — спросила она, склонив голову на бок, чуть улыбаясь.
— К осени все закончим, — уверил ее юноша. «Его величество дофин очень смелый подросток — совсем не боится процедур».
— Это он в отца, — вздохнула Мария и попросила, сложив ухоженные, блестящие кольцами, руки на коленях: «Посмотрите и меня, месье Эли, раз уж я тут, перед вами».
Она открыла рот, блеснув мелкими, жемчужными зубами, и юноша, наклонившись, вдохнул запах мускуса. Королева внезапно взяла его руку, и, положив ее на большую, пышную, грудь, прикрытую черным, траурным кружевом, лукаво спросила: «Все в порядке, месье Эли?»
Джованни повернулся, и, вытирая руки о холщовый фартук, сказал: «Сделал вам артишоки, как у нас в Риме готовят, очень вкусные. Хорошо погуляли? — он присел и поцеловал Авраама в щеку.
— Машины видел, дедушка, — мальчик потерся о его руку и спросил: «А рыба?»
— Проголодался мой внучек, — Джованни пощекотал его. «Потушил вам карпа, он свежий, совсем. Идите, — он подтолкнул Мирьям к двери, — разложите покупки и маленькую, — он погладил Эстер по голове, — отправьте спать, а мы пока с Авраамом руки помоем, да?»
— А Элияху не приходил, дедушка Джованни? — спросила Мария, оглядывая кухню.
— Нет, милая, — пожал плечами тот. «Как с утра отправился во дворец, так больше и не появлялся. И Хосе тоже — ну, да тот к пациентам пошел. А что там твой отец строит?
Мария улыбнулась: «Там пока только котлован вырыли, для будущего дворца. Дедушка Джованни, а вы видели моего отца, как он ребенком был?»
— Видел, — Джованни вспомнил перезвон колоколов, запах цветущего луга и маленькую женщину с прозрачными, зелеными глазами. «Ну да милая, он уже тогда — большой был.
Они с твоей тетей Тео покойной у реки играли, но сначала он мне все рассказал о мосте, на котором мы встречались. Ну, кто его построил».
Мария чуть вздохнула и сказала: «Пойдем, Авраам, умоемся с тобой. Тетя Мирьям, давайте мне Эстер, я ее уложу».
Она вышла, держа мальчика за руку, и Джованни, взглянув на женщину, спросил: «Что с тобой, милая? Ты побледнела вся».
— И его дочь, — горько, отчаянно подумала Мирьям. «Как мне в глаза ей смотреть после этого?
И Хосе — если он узнает, то разведется со мной. И Лиза, Господи, что же я делаю?»
— Ничего, дядя Джованни, — попыталась улыбнуться она, встряхнув каштановыми локонами, что спускались из-под шелкового, расшитого кружевами берета. «Просто душно немного на улице. А Лиза где? Тоже во дворце?»
— Пошла погулять, сказала, что вернется скоро, — Джованни наклонил голову. «А вот, и она».
Дверь передней стукнула и Мирьям услышала веселый голос: «Дядя Джованни, как вкусно пахнет! Прямо сейчас хочется за стол».
Мирьям посмотрела на кузину — женщина стояла на пороге, часто, прерывисто дыша, на ее белых щеках играл нежный румянец. «Так хорошо на улице, — Лиза держала в руках букет фиалок, — так бы и домой не возвращалась. Ну да мы уезжаем уже с мальчиками, Теодор записку прислал, следующей неделей, завтра собираться начнем».
Женщина поправила измятое кружево воротника и лукаво улыбнулась: «Пойду, в домашнее переоденусь. Мирьям проводила ее глазами, и, заслышав плач из детской, торопливо сказала: «Простите, дядя Джованни».
Она зашла в умывальную, и, плеснув себе в лицо водой из фаянсового кувшина, твердо повторила, прислонившись к стене: «Один раз. И все, и он уедет, и Лиза тоже. Один раз Господи, — Мирьям закрыла глаза и уцепилась рукой за холодный мрамор столешницы, — как он меня целовал…»
Женщина сползла на каменные плиты пола, и, вонзив ногти в ладони, тихо сказала:
«Завтра».
Они медленно шли по Новому мосту. Хосе искоса посмотрел на юношу и подумал: «Бедный мальчик. Ладно, я, взрослый мужчина, да и были у меня уже такие пациентки, знаю, как с ними обращаться, а тут — все-таки королева, неудивительно, что он растерялся».
Элияху пригладил светлые, вьющиеся волосы, и, прислонившись к перилам моста, покраснев, сказал: «Вы простите, что я так прибежал, дядя Йосеф, я просто не знал…,куда еще…
— Ты все правильно сделал, — он посмотрел на башни собора Парижской Богоматери и вдруг подумал:
