Весь Кен Фоллетт в одном томе - Кен Фоллетт

— Да, — ответил он. — Я потерял память.

— Я так о тебе беспокоилась! Как ты?

При мысли о том, что кто-то о нем беспокоился, к глазам Люка снова подступили слезы.

— Теперь, кажется, нормально, — ответил он.

— Но, боже мой, что случилось?!

— Честное слово, не знаю. Я проснулся в общественном туалете на вокзале Юнион-стейшн и весь день бродил по городу, пытаясь выяснить, кто я такой.

— Тебя все ищут! Где ты?

— В Смитсоновском институте, в Музее авиации.

— С кем ты? Там есть кому о тебе позаботиться?

Люк улыбнулся Уиллу Макдермоту.

— Мне помогает один коллега-ученый. И у меня есть номер Берна Ротстена. Но вообще-то заботиться обо мне не нужно, физически я в полном порядке — просто ничего не помню.

Тут Уилл Макдермот неловко заворочался на стуле, затем встал и прошептал:

— Я лучше оставлю вас наедине. Подожду снаружи.

Люк благодарно кивнул.

— То есть ты не помнишь, зачем в такой спешке улетел в Вашингтон? — говорила тем временем Элспет.

— Нет. Тебе, выходит, тоже не сказал?

— Сказал только, что мне лучше этого не знать. Я чуть с ума не сошла! Позвонила нашему старому другу Энтони Кэрроллу, который работает в Вашингтоне. Он сотрудник ЦРУ.

— Он что-нибудь сделал?

— В понедельник вечером позвонил тебе в «Карлтон», и ты обещал встретиться с ним во вторник рано утром за завтраком — но так и не появился. Он прождал тебя весь день. Сейчас позвоню ему, расскажу, что ты нашелся.

— Очевидно, со мной что-то произошло между вечером понедельника и утром вторника.

— Тебе нужно сходить к врачу, провериться…

— Да чувствую я себя прекрасно! Просто нужно многое выяснить. Скажи, у нас есть дети?

— Нет.

Люк ощутил знакомую печаль — словно тупая боль на месте старого шрама.

— Мы женаты четыре года, — продолжала Элспет, — и все это время стараемся завести детей, но пока не выходит.

— А мои родители живы?

— Мать жива, живет в Нью-Йорке. Отец твой умер пять лет назад.

Люк ощутил внезапный прилив горя: отец умер, о нем не осталось даже воспоминаний.

— У тебя двое братьев и сестра, — продолжала Элспет, — все моложе тебя. Сестра Эмили младше на десять лет, твоя любимица. Она живет в Балтиморе.

— У тебя есть их телефоны?

— Конечно. Подожди, я поищу.

— Я очень хочу с ними поговорить, хотя… хотя что я им скажу? — В трубке послышался сдавленный всхлип. — Ты плачешь?

Элспет шмыгнула носом.

— Нет-нет, все хорошо. — Он представил себе, как она достает из сумочки носовой платок. — Просто… мне вдруг стало так тебя жаль! — Она всхлипнула. — Должно быть, это ужасно — ничего не помнить о себе!

— Да, есть неприятные моменты.

— Записывай телефоны. — И она продиктовала ему номера.

Люк записал их на клочке бумаги.

— У нас есть деньги? — спросил он после этого.

— Твой отец был банкиром, и дела у него шли очень хорошо. Он оставил тебе большое состояние. А что?

— Билл Хайд сказал, что я остановился в «Карлтоне», в «своем обычном номере».

— Твой отец, советник администрации Рузвельта, часто приезжал в Вашингтон и всегда брал с собой семью. Останавливались вы в одном и том же угловом номере в «Карлтоне». Должно быть, ты и сейчас соблюдаешь эту традицию.

— Значит, живем мы с тобой не на армейское жалованье.

— Нет, однако стараемся особенно не выделяться среди коллег.

— Ладно. Вопросы я могу задавать весь день, но сейчас по-настоящему важно одно: выяснить, что со мной произошло. Ты сможешь прилететь сегодня вечером?

На том конце провода наступило короткое молчание.

— Боже мой, зачем?

— Чтобы разгадать вместе со мной эту загадку. Мне нужен помощник… да и просто легче, когда кто-то есть рядом.

— Лучше выкинь это из головы и лети сюда!

— Я не могу просто забыть!.. Не могу вести себя так, словно ничего не произошло. Это слишком странно, я хочу разобраться.

— Люк, прости, но я не могу сейчас уехать с мыса Канаверал! Мы вот-вот запустим первый спутник! Бога ради, нельзя бросать команду в такой момент!

— Да, наверное. — Люк понимал ее, быть может, сам он поступил бы так же; и все же ее отказ больно его задел. — А кто такой Берн Ротстен?

— Он учился в Гарварде с тобой и Энтони Кэрроллом. Потом стал писателем.

— Может быть, он сумеет объяснить, в чем дело.

— Позвони мне попозже, хорошо? Я живу в мотеле «Старлайт».

— Хорошо.

— И пожалуйста, береги себя! — В ее голосе звучало искреннее беспокойство.

— Обещаю. — И он повесил трубку.

Некоторое время Люк сидел молча, чувствуя себя выжатым, как лимон. Очень хотелось вернуться в номер, рухнуть на кровать и забыться сном — но желание разгадать загадку было сильнее усталости. Он набрал номер Берна Ротстена.

— Это Люк Люкас, — проговорил он, когда на том конце провода сняли трубку.

У Берна оказался хрипловатый голос с легким нью-йоркским выговором.

— Люк? Слава богу! Где тебя черти носили?

— Все об этом спрашивают. Я и сам не знаю. Вообще ничего не знаю, кроме