Большая Суета - Ислам Иманалиевич Ханипаев

Суть вещей

Мальчик вышел из вагона и побрел к выходу из вокзала. Плана у него не было. Никакого. Главное, чтобы не поймали и не вернули обратно. В кармане он нащупал купюру в сто рублей и несколько монет.

На выходе дежурили двое полицейских с автоматами наперевес. Они что-то обсуждали, смеялись и не выглядели особо настороженными – теми, кому сверху поступила команда искать мальчишку десяти лет с окровавленными руками. Но мальчик все равно решил дождаться толпы, вместе с которой и проскочил наружу, в город.

Найдя ближайшую кафешку, он закрылся в туалете. Помыл руку, запачканную до локтя кровью. Вынул маленький кухонный нож, на ручке которого остались багровые следы, и выбросил в мусорную урну. Кофта тоже была запачкана, но мочить ее он не решился, ведь могло так статься, что ночевать ему придется на улице. Зимой да в мокрой одежде – не лучшее решение.

Купив в магазине булочку, мальчик пошел гулять по Махачкале, плохо представляя себе, что делать дальше. У него тут были родственники, но он знал, что плохой человек в первую очередь станет искать его именно у них.

После Дербента Махачкала казалась огромным муравейником, где каждый думает только о себе, где у каждого свои дела и нет времени обернуться, заметить одинокого напуганного ребенка, стоящего на перекрестке уже минут десять. Но он никого не винил. Ведь вокруг были и другие дети, которые шли по своим делам. Среди них в этом городе он был лишь одним из, и в этом отчасти было его преимущество: один из – лучше, чем совсем один, особенно когда тебя ищет плохой человек. Да и сам мальчик давно привык полагаться на себя, несмотря на возраст. Бывало так, что он сбегал из дома и ночевал в подворотнях Дербента. Дважды его приютил добрый пекарь, хотя знал, что рискует навлечь на себя немилость власть имущего.

– Эй, мальчик, тебе куда? – спросил у него мужчина, вышедший из магазинчика, недалеко от которого он стоял.

– Никуда. Я жду.

– А кого?

– Маму, – ответил мальчик, скрывая боль от одного этого слова.

– А когда она придет?

– Скоро.

– Она знает, что ты тут?

– Да.

– Ну ладно. Ты не мерзнешь там?

– Нет.

– А чё танцуешь тогда?

– Я просто…

– В туалет хочешь что ли?

– …хочу.

– Идем. Есть у меня туалет. Согреешься тоже.

Мальчик вошел в магазинчик, пристроенный к старому частному дому. Огляделся по сторонам: оказалось, что этот мужчина делает ключи. На стенах висели сотни самых разных форм: обычные, крючкообразные, квадратные, треугольные, двойные. Металл тоже различался по цвету.

– Ключи, – зачем-то подсказал мужчина и сел на стул, стоящий у станка. – Заходи внутрь. – Он указал в угол, на дверь, откуда, как выяснилось, можно было зайти в дом. – Сразу слева.

Когда мальчик вернулся, он увидел станок в действии. Мужчина приложил два похожих ключа друг к другу. Недовольно цокнул и выбросил один из них в мусорное ведро. Взял металлическую форму и повторил на ней карандашом форму ключа. Маленький гость завороженно наблюдал за процессом.

– Скока лет? – спросил ключник.

– Десять.

– О как! Чёт ты ростом не вышел. Моему девять, а он выше, чем ты. Или мне кажется.

– Рост ничего не значит, – буркнул мальчик.

– А? – переспросил тот.

– Рост ничего не значит. Главное, чтобы был дух, – уверенно ответил мальчик, бросив в сторону мужчины дерзкий взгляд.

– Ха! – усмехнулся тот. – Тут ты прав. У моего проблем с душком вроде нет, но ты, конечно, настоящий мужик. На, – он залез в ящик, достал оттуда ужасно скучные конфеты для стариков – белую карамель со вкусом мяты – и положил перед мальчиком на рабочий стол. Тот взял, хотя есть их не собирался. – Где живешь? Тут рядом?

– Нет, – отрезал мальчик. Мужик посмотрел на него озадаченно, но уточнять не стал. Вернулся к работе.

– Новый год скоро. Надо купить елку. Младшая дочка требует. Эта ее не устроила, – усмехнулся он, указывая в уголок, где среди рабочего бардака на столе стояла маленькая пластиковая елочка сантиметров тридцать в высоту с двумя гирляндами и ватой у основания, символизирующей снег. – На площади был? – спросил он, кивнув в сторону гор.

– Нет.

– Как раз елку достраивают. Уже почти закончили. Я думал, она настоящая, а оказывается, железная. Ну, ствол железный, на него крепят алюминиевые кольца, а на них уже пластиковые ветки, как платье. Халтурщики, – усмехнулся он.

– Деревья срубать нехорошо, – ответил мальчик. – Они много лет растут в лесу. Могут даже триста лет. Каждый год елка увеличивается на десять сантиметров. Может на пятьдесят даже. А потом их находят в лесу и срубают.

– Откуда ты такой взрослый взялся, а? В твоем возрасте надо веселиться, а не… считать размер елок. Хотя… я такой же был. Мой папа рано умер, так что, кажется, в одиннадцать или в двенадцать я устроился на работу. К обувщику. Разносил заказы по морскому району всяким русским морякам, даже иностранцам. Время было…

– Мне надо идти, – перебил мальчик.

– А… ну да. Иди, иди.

Выйдя из магазина, мальчик решил, что пойдет посмотреть на то, как собирают елку. Он не любил Новый год. Он вообще не любил праздники, но был очень любознательным. Его интересовала суть вещей, даже слишком. То, из чего они сделаны и как работают. Да, елка – штука незамысловатая, но то, как описал ее сборку ключник, мальчику показалось интересным. И поэтому он решил пойти на главную площадь Махачкалы.

Глава 20

Трудности перевода

10 часов до запуска «Немца»

– Ничего себе! – завопила Натали.

– Что?

– Пятьсот пятьдесят тысяч подписчиков… – Она показала свой телефон.

Валерия выхватила его у нее.

– Не понимаю…

– Просто народ тупой, – прокомментировал Шамиль без особого интереса.

– На самом деле! – добавил Муртуз. – Я видел три миллиона подписчиков у одной девушки, которая учит… как сказать. Ну, как парней, в общем, кадрить!

– Это правда. На это я и рассчитывала, – грустно глядя в экран, сказала Натали. – В интернете есть правило: чем проще, тем лучше. Чем ты тупее, тем больше у тебя…

– Ты не тупая! – перебила ее Валерия. – Вот именно, что ты не тупая! А пытаешься себя такой выставить перед всеми, ради чего? Чтобы тебя ненавидели? Чтобы писали оскорбления? Ты не такая, говорю тебе еще раз. Но ты сама начинаешь в это верить. И вести себя так. Как наивная дурочка.

– Неправда…

– Извините, – влез Юсуп, – есть такая проблема. Со временем действительно начинаешь верить в свой образ. Каким бы простым и добрым ты ни был вначале, разбогатев или, в моем случае, получив славу, ты меняешься. Вот я, например, трус. Мне стыдно признавать, но я такой. Всю жизнь боялся заговорить с женщинами, боялся искренних, настоящих чувств, не тех, что на сцене, и вот результат – мне больше пятидесяти, никогда не был женат, да и в серьезных долгих отношениях никогда не состоял. Это я настоящий, но на сцене я другой. Сейчас, находясь тут, с вами, я понимаю, что проживаю совсем другую – новую для себя – жизнь. Я никогда не отходил так далеко от сцены. И кто я теперь? Бандит? Террорист? Сейчас я живу другую жизнь и, кажется, отчасти прозрел. Глядя на себя со стороны, я понимаю, как заврался за эти годы. Уже не помню, когда говорил что-то от самого себя, настоящего. Не помню, каким был лет в двадцать, а о детстве и вовсе можно промолчать. С другой стороны, я понимаю, что сегодня я, настоящий, не нужен никому. Всем нужен Юсуп Курамагомедов, который на сцене. Ты, видимо, об этом? – Натали кивнула. – Хотя, как мы теперь понимаем, и такой никому не нужен. Я это не к тому, чтобы кто-либо из вас принялся меня жалеть. Я не об этом! Но я том, что если каждое утро называть себя… устрицей, то, поверьте, однажды ею проснетесь.