Адриан Моул и оружие массового поражения - Таунсенд Сьюзан Сью

– Просто продаю книги, – уточнил я и поздравил ее с успешной продажей картин.

– Должна признаться, я этому страшно рада, – ответила она. – Вы ведь знаете, сколько в наши дни стоят памперсы!

О, как же мы смеялись.

Георгина жила за углом, на Болдуин-стрит, в квартире-студии, расположенной в бывшей конфетной фабрике. В ее доме пахнет ананасовыми дольками. Не успели мы переступить порог ее жилища, где царил настоящий хаос, как уже лежали в постели. Одежда наша высилась на полу маленьким черным холмиком.

Никогда не видел такого количества обуви, сумочек, поясов и ювелирных изделий, собранных в одном месте, если, конечно, не считать универмагов.

Секс был ляг глаг дкибскли штсуп, как мог бы написать мистер Пипс.[49]

Георгина отвезла меня на вокзал Сент-Панкрас, и я едва-едва успел на последний поезд. Принять душ я не успел, так что запах Георгины оставался со мной, пока я не смыл его уже в Крысиной верфи.

Ужасно хотелось кому-нибудь рассказать о Георгине, но звонить Найджелу было слишком поздно. Я вышел на балкон. Сэр Гилгуд был тут как тут – они с супругой почивали, сунув головы под крыло. Порадовался этому. Ведь глупо же поверять свою приватную жизнь лебедю, тем более что он меня ненавидит.

Понедельник, 3 февраля

Утром вышел на балкон. В камышах у противоположного берега сэр Гилгуд терзал предмет, весьма похожий на мертвое тело. Опасаясь худшего, я позвонил в местный полицейский участок. Автоответчик любезно сообщил, что Аарона Вискидрю, нашего участкового полисмена, на месте нет, но он непременно перезвонит мне, если я оставлю для него сообщение.

Через пару минут в дверь забарабанил профессор Луг. По его словам, в канале плавает почтовая сумка, битком набитая письмами.

Вдвоем мы перешли по мосту на другой берег. Сэр Гилгуд с компанией, к счастью, находился на безопасном расстоянии – лебеди сноровисто плыли в направлении городского центра.

Мы вытащили почтовую сумку из воды. И едва ли не первое же извлеченное из сумки письмо оказалось адресовано мне. Из магазина «Маркс и Спенсер», который предлагал мне магазинную карточку.

На пару с профессором Лугом пытались вспомнить, как в наше время называется организация, которая занимается доставкой писем. «Королевская почта», «Консигнация», «Почтовый холдинг», «Доставим с ветерком» или просто почта? Мы понятия не имели, куда обращаться. Наконец я принял волевое решение, набрал 999 и потребовал полицию. После короткой паузы женский голос попросил назвать мое имя и адрес, а затем осведомился, что случилось. Я сообщил о почтовой сумке, найденной в канале.

Женщина-полисмен сказала:

– Вряд ли это можно считать чрезвычайным происшествием. Вы отвлекаете личный состав от спасения человеческих жизней.

– Я же не прошу прислать водолазов и полицейский вертолет, – возразил я.

А она ответила:

– Все патрульные машины сейчас брошены на борьбу с криминалом, сэр.

Тогда я указал, что не далее как на прошлой неделе видел патрульную машину у кафе, в котором два представителя полиции боролись с жареными цыплятами.

На что мне было сказано:

– Разговор закончен, сэр, но, думаю, вы услышите о нас в самое ближайшее время. Вы попусту отнимаете у полиции время, а это уголовное преступление.

С профессором Лугом мы дотащили намокшую почтовую сумку до старого аккумуляторного завода, где положили на видном месте – чтобы власти взяли на себя ответственность за находку. Хотя во мне крепнет убеждение, что в наши дни не осталось властей, желающих брать на себя какую-либо ответственность.

Опоздал на работу. Мистер Карлтон-Хейес с пониманием отнесся к инциденту с почтовой сумкой. Он долгие годы переписывается с арестантом из Дартмурской тюрьмы, отбывающим срок за двойное убийство, – по письму в неделю. Но недавно этот убийца позвонил с жалобой: в прошлом месяце он не получил ни одного письма. Насколько я понимаю, убийца скоро должен выйти на свободу. Будь я начальником почтовой службы Дартмура, непременно лишился бы сна.

В обед зашел в цветочную лавку и попросил отправить Георгине традиционные английские садовые цветы на 50 фунтов.

– Но в феврале не бывает английских садовых цветов, сэр, – слегка растерялась цветочница. – Если только вы не хотите послать на пятьдесят фунтов подснежников.

Тогда я попросил предложить что-нибудь взамен.

– Эти цветы в честь какого-то особого события, сэр? – спросила девушка.

Я почувствовал, что краснею – такого со мной не случалось уже много лет. Захотелось рассказать этой дружелюбной цветочнице о Георгине: какая она красивая и какой захватывающей кажется жизнь рядом с ней.

Заботливая цветочница взяла мою судьбу в свои руки:

– Думаю, свежесрезанные гиацинты на пятьдесят фунтов и выглядят, и пахнут замечательно.

Приложил к букету открытку:

Французская Фантазия, ежеминутно думаю о твоей сдобе. Мистер Киплинг.

В 5 часов Георгина прислала сообщение:

Киплинг, ого! Спасибо и люблю. Уехала. Вернусь в Лондон 15-го. Французская Фантазия.

Вторник, 4 февраля

Утром на дорожке возле канала ко мне опять пристал сэр Гилгуд. В глазах его полыхала жажда убийства. Сдернул с шеи красный шарф и принялся махать перед его клювом, но сэр Гилгуд не дрогнул. Помощь подоспела в лице велосипедиста. Я не вынесу этого постоянного запугивания. Пора что-то предпринять.

Я едва устоял на ногах, когда Умник Хендерсон принес сегодня в магазин счет. Этот «чокнутый ученый» намерен стрясти с меня 150 фунтов за «профессиональные услуги», которые он оказал, когда на днях выпивал в моем доме!

– Я тебе по дружбе предоставил пятидесятипроцентную скидку, – сказал он. – И взял с тебя всего за один час.

Попытался втолковать Умнику, что брать с меня деньги – вопиющая несправедливость, тем более что я все равно не могу пользоваться домашним развлекательным центром из-за обостренной аудиочувствительности Миа Фокс.

Решил, что нельзя сидеть сложа руки – надо перетянуть на свою сторону английское правосудие.

Уважаемый мистер Барвелл.

В настоящее время я постоянно подвергаюсь нападкам лебедей. Можно ли запретить их в судебном порядке.

Буду весьма признателен за совет. Я неоднократно пытался Вам позвонить, но секретарша говорит, что Вы почти не бываете в офисе.

Надеюсь, Вы не станете брать с меня плату за это короткое письмо. Это всего лишь запрос.

Вы наверняка заметили, что я приложил конверт с маркой и заполненным адресом.

Ваш А. А Моул.

Четверг, 6 февраля

Позвонила моя бывшая жена Жожо:

– Звоню только для того, чтобы доказать Уильяму, что ты не умер, – процедила она сквозь зубы и передала трубку мальчику.

Уильям пустился в пространный монолог о своей юной жизни. Малыш едва успевал переводить дыхание. И в кого он такой многословный? Мы с Жожо не увлекались долгими беседами. После нашей свадьбы мы едва обменялись парой слов. Может, словоохотливость мальчик унаследовал от моей матери? Уильям спросил, когда я приеду к нему в Нигерию.

– Скоро, – пообещал я.

Пятница, 7 февраля

После работы навестил родителей. Скорчившись над маленьким костерком, они что-то помешивали в котелке, висевшем на металлической треноге. Оба закутаны в бесчисленные драные одежки. Лица черны от копоти. Похоже на сцену из фильма «Сталинград».

Увидев меня, отец распрямился и принес из палатки складной матерчатый табурет; я сел и попытался согреть руки над костром. Новый щенок резвился в грязи, в зубах он сжимал нечто, напоминавшее бедренную кость крупного млекопитающего. К сносу свинарников еще и не приступали. Спросил, почему не двигается дело.

– Твой отец не может поднять кувалду, – ответила мама с едва скрываемым презрением.

Отец снова принялся мешать коричневую бурду в котелке. Тут я заметил, какой у него усталый, нездоровый вид. Меня пронзила жалость. На этом этапе жизни следует сидеть в четырех стенах в теплых тапочках у фальшивого камина и смотреть передачу «Репортаж о древностях». И зачем только он пошел на поводу у матери и ее безумной затеи реконструировать свинарник!