По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация - Андрей Мартынов

К другим методам, нарушающим обычаи войны, следует отнести ультиматум локотского окружного самоуправления от 6 февраля 1943 года к бойцам Сопротивления, согласно которому за каждого убитого солдата или старосту будет расстреляно 20 партизан-заложников, а за офицера или ответственного работника — 50{559}. После того как 18 февраля было совершено неудачное покушение на заместителя обер-бургомистра Степана Мосина, власти казнили 40 заложников-партизан{560}.

Сам Бронислав Каминский признавался члену НТСНП Владимиру Кашникову, который под видом сотрудника Зондерштаба («официальная версия») прибыл к нему, что «вовсе не намерен привлекать партизан на свою сторону… а просто хочет их истреблять»{561}. Слова Кашникова подтверждает и Роман Редлих, писавший, что с партизанами обер-бургомистр «расправлялся жестоко. Со взятыми в плен обращались так же, как и в соответствующих органах у нас. Да и ребята-допросчики были из этих же органов, перешедшие на его сторону. Напряжение росло»{562}. Естественно, допускавшие возможность прекратить борьбу и даже примкнуть к коллаборантам партизаны более склонялись к Власову, чем к Каминскому. «Ну, к этой сволочи мы и подавно не пойдем» — заявил Кашникову командир партизан Кислов{563}. Важно учесть, что аналогичным образом поступали и некоторые военнослужащие РОНА. Власовец Сигизмунд Дичбалис вспоминал, что в антипартизанском отряде (675-й остбатальон) капитана Алексея Феофанова, действовавшего на северо-западе и позже вошедшего в состав ВС КОНР, вместе с ним служил «55-летний казак-офицер из группы Каминского… Этот офицер всегда водил отряд на задания и о нем говорили, что он бесстрашен под пулями и ненавидит красных»{564}.

Хотя какой-то постоянный процент перебежчиков к каминцам в дальнейшем все же сохранялся. И в ряде случаев он бывал довольно высоким. Так, например, в течение недели с 19 по 27 июня 1942 года только в Суземском районе дезертировало 427 партизан. Из них 65 человек выразило желание вступить в части обер-бургомистра.

Думается, что контрпартизанская борьба каминцев была не менее болезненна для гражданского населения, чем аналогичные акции немецкой оккупационной администрации, также активно использовавшей институт заложников.

Одновременно такие действия РОНА также оказывались недостаточно эффективны. Последнее было обусловлено тем, что руководство бригады допускало нарушение обычаев войны, а ее бойцы, как и германские военнослужащие, оставались неподсудны при совершении преступлений против партизан, их родственников или гражданских лиц, просто заподозренных в сотрудничестве с противником. Подобные преступления a priori действовали разлагающе и снижали боеспособность.

Насколько эффективными были собственно контрпартизанские действия после гибели Воскобойника? Важно учитывать, что Каминский периодически вынужден был просить помощь у своих немецких союзников. И это неудивительно. Его бригада состояла из бывших советских военнослужащих и копировала структуру довоенной РККА, объективно не подготовленной к участию в «малой» войне. Позднее в ней даже был введен институт политработников (приказ № 43 от 16 мая 1944 года)[114] и создан политотдел при штабе бригады, который возглавил капитан П. Бокшанский{565}. Одним из немногих элементов, позаимствованных из системы германских вооруженных сил, был институт hiwi{566}.

Поэтому после трех неудачных штурмов Тарасовки и Шемякине, захваченных народными мстителями, которые прошли 3, 6 и 8 мая 1942 года, Каминский был вынужден просить выделить 5 пикирующих бомбардировщиков Ю-87 «штука»[115]. И только при их помощи 11 мая он все же смог добиться успеха. Пару недель спустя 30 мая бригадой Каминского была проведена еще одна успешная контрпартизанская операция, правда при поддержке нескольких немецких и венгерских частей. РОНА уничтожила вздруженский, алтуховский, шешуевский и крапивенский партизанские отряды, а также рассеяла крупное партизанское соединение «За родину». Другим удачным совместным действием каминцев и немцев было наступление на партизан в районе Долбенькинских лесов Дмитриевского района в ноябре 1942 года, в ходе которого силы Сопротивления вынуждены были оставить хорошо укрепленные позиции. По утверждению каминцев, они уничтожили 50 дзотов, убили и ранили примерно 200 лесных солдат. Хотя, пожалуй, последняя операция была все же относительно успешной. «Скорпионы-партизаны», как их образно именовал в своих приказах Каминский, не были разгромлены и уже 2 января 1943 года предприняли, правда неудачное, контрнаступление с целью захвата села Дерюгино{567}.

То, что партизаны, например, несколько дней контролировали Тарасовку и Шемякино, говорит по меньшей мере о недостаточных военных ресурсах администрации Каминского. И это при том, что общее число отрядов Сопротивления в Брянской области в конце 1942-го — начале 1943 года составляло от 12 000 до 16 000 партизан, а в соседней Орловской области на 15 марта 1942 года их было примерно 5000–5500 человек. Естественно, что не все эти иррегулярные силы оперировали в Локотском районе. Непосредственно на его территории, по неполным сведениям, в 1942 году действовало 10 100 партизан, а в 1943–14 074{568}. Количество боестолкновений с каминцами было постоянным, в среднем более 50 в месяц{569}. Всего за вторую половину 1942 года на территории, находящейся в зоне ответственности 2-й танковой армии, коллаборанты потеряли 349 человек убитыми, 376 ранеными и 86 пропавшими без вести{570}.[116] Так что последующее утверждение Каминского в приказе № 25 от 8 февраля 1944 года, что «один боец РОНА стоит в деле 20–30 бандитов, способных воевать только с детьми, женщинами и стариками» не соответствовало действительности{571}. Правда, в области следствием контрпартизанской борьбы стала сеть домов для детей-сирот, чьи родители погибли от рук партизан.

Да и невольный создатель РОНА генерал-полковник Гейнц Гудериан довольно невысоко оценивал иностранные формирования «черного Генриха» (соединения коллаборантов курировались ведомством Гиммлера, за РОНА отвечал остзейский немец оберштурмфюрер СС Георг Лоляйт). Гейнц Ураган (Heinz Brausewetter) не без оснований считал их по боевым качествам гораздо ниже армейских СС. В качестве примера он обычно приводил именно каминцев{572}. Думается, наиболее точную оценку деятельности бригады дала Екатерина Андреева, писавшая, что Каминский «был властителем района Локтя, неким военным диктатором… Он поглотил большую часть партизанской активности»{573}.

Правда, и самим немцам не удалось решить проблему партизан. Нигде на оккупированной территории они не смогли ни уничтожить движения Сопротивления, ни полностью защитить линии коммуникаций. Для этого им не хватало наличных сил. Важно иметь в виду, что наиболее серьезные теракты в Брянской области произошли именно в зоне ответственности германских военнослужащих. Так, 7 марта 1943 года был взорван стратегически важный мост через Десну в районе Вигоничей, а 13 марта через реку Ревна под Синезерками. Диверсии, по признанию командования 2-й танковой армии, нарушили снабжение войск{574}.

Поэтому неудивительно, что несмотря на относительную эффективность немцы привлекали РОНА с целью усиления собственных частей в рамках контрпартизанских действий. Окруженец, а затем партизан Анатолий Кузнецов, воевавший на Брянщине, называл такие акции «немецко-полицейскими налетами»{575}. Например, каминцы приняли участие в ходе масштабной операции «Цыганский барон» (Zigeunerbaron), проводившейся 16 мая — 6 июня 1943 года. Ее целью было обезопасить тылы войск вермахта перед проведением «Цитадели». Помимо частей 2-й танковой армии, 5 пехотной и одной бронетанковой дивизии[117], в операцию включили русский добровольческий полк «Десна», кавалерийскую группу (полк) «Трубчевск», 12 батальонов РОА, а также армянских и азербайджанских легионеров. Тогда же, так как «Трубчевск» был не в состоянии самостоятельно контролировать район[118], 1-й и 5-й полки бригады также вынуждены были сражаться против местных отрядов партизан, чей состав немцы оценивали примерно в 6000 человек. По оценкам германского командования, было уничтожено 1584 человека, 1568 взято в плен, 869 дезертировало{576}. Впрочем, в отличие от приводящих эти цифры Дмитрия Жукова и Ивана Ковтуна, по мнению Курта де Витта и Вильгельма Мола, «сравнение количества находившихся в этом районе, по немецким оценкам, партизан до операции… и их количества после ее проведения (4000–4500) показывает, что среди указанных потерь… было значительное количество лиц, не являвшихся партизанами»{577}.

Мнимые и реальные победы выразились в «Походной песне бригады РОНА», написанной в начале 1943 года:

Не быть нам рабами! На битву с врагамиГотовы и ночью и днем,Сквозь тучи и пламя народное знамяМы твердой рукой понесем.Дорогой открытой, печалью повитой,В дыму и огне батарей,В походе и битве с одною молитвойО счастье России своей.Кто верит, кто смеет, в ком кровь пламенеет,Кто гнет и позор не забыл,Те спаяны вместе великою местьюЗа пепел родимых могил.Мы горем платили за то, что любили,За муки отцов и детей.Мы им не простили, позор не забылиСтраданьем задушенных дней.В сплоченных колоннах идут легионыНа бой, на великую месть.Несут миллионы на светлых знаменахСвободу народа и честь.Дорогой открытой, печалью повитой,В дыму и огне батарей,В походе и битве с одною молитвойО счастье России своей{578}.

Параллельно продолжалась и антипартизанская пропаганда. Уже упомянутый приказ № 132, посвященный наступающей первой годовщине начала войны и, по сути, являвшийся публицистическим опытом, помимо инвектив в адрес «разбойника Сталина» и восхвалений «мужественного народа Германии», был полон проклятий «шайкам партизан, основная цель которых — заниматься шпионажем, убийством военнопленных, обвиняемых в “измене родине”, представителей новой власти, мирных жителей и даже детей. Грабежи и насилия — вот гнусная программа этих людоедов русского народа», названных ниже «лесными шакалами»{579}.