По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация - Андрей Мартынов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Также мораль Локтя подрывалась и просачивающейся информацией о поражениях вермахта и все возрастающим движением Сопротивления. В лучших советских традициях, администрация Каминского боролась с ними поэтическими фельетонами:
Отдохнули б вы, подружки,Было время поболтать:Четверть века вы трудилисьПо заказу «выступать».Врали вы, что было силы;Надрывались болтовней…Но… надежды обманули —Пролетели стороной.Миновала ваша слава.Не вернутся «ваши»… нет!Дуновенье жизни новойЗаметет их волчий след{539}.
В историографии и мемуарной литературе устоялось мнение, что Локотский район был свободен от партизан. Так, в частности, Иоахим Хоффманн писал, что «действуя в тылу 2-й немецкой танковой армии, бригада… полностью очистила от партизан обширную область Локоть между Курском и Орлом и установила там автономное правление»{540}. А Свен Стеенберг даже утверждал, что бригада Каминского вообще «не допускала их (партизан. — А. М.) в область, вплоть до отступления». По мнению ученого, территория Локтя «превратилась в пример того, что немцы могли добиться в занятых областях, без всякого труда с их стороны»{541}.[110] Об этом же писали Юрген Торвальд и Роман Редлих{542}. На самом деле Каминский в основном «замкнул» на себя деятельность партизан, что создало в глазах немецкой администрации и для любого стороннего наблюдателя видимость отсутствия террора и диверсий[111].
На раннем этапе, в период руководства округа Воскобойником, коллаборантам удалось провести несколько превентивных операций. Как правило, при помощи создания ложных партизанских отрядов полицейские нейтрализовывали части лесных солдат и выявляли сочувствовавших им в деревнях и селах. Немцы отмечали, что «в тактике РОНА в партизанской войне помимо прочего были одиночные бойцы или маленькие группы в занятом партизанами лесу. Эти псевдопартизаны устанавливали связь с партизанскими отрядами, чтобы разведать лагерь, места высадки десанта, планы, брать в плен партизанских курьеров, посты и дозоры. Часто человек от Каминского в течение дня и ночи ждал у маленького костерка посреди леса, пока к нему присоединялся партизан с целью дальнейшей разведки, он его брал в плен или, в крайнем случае, убивал»{543}. Одновременно Воскобойником была предпринята попытка переманить на свою сторону часть сил Сопротивления (см. Приложение 3). Казалось бы, слова приказа обер-бургомистра о том, что в случае сдачи, «опасность может грозить только самым злонамеренным представителям партийного и советского аппарата», перечеркивают весь смысл данного обращения. Однако по справедливому замечанию историка Игоря Ермолова, «приказ был рассчитан в основном на примкнувших к партизанам красноармейцев из Брянского котла…[112] а также ушедших в леса мирных жителей». И действительно, обращение возымело действие. Есть версия, что именно массовое дезертирство народных мстителей подтолкнуло руководство партизан к решению спланировать операцию по уничтожению локотской администрации, в ходе проведения которой и погиб Воскобойник{544}.
8 января 1942 года лесными солдатами после успешных разведывательных действий был убит Константин Воскобойник{545}. Несколько отрядов партизан под командованием Александра Сабурова и Захара Богатыря ворвались в Локоть. Несмотря на то что атакующие дошли до центральной части города (в частности, блокировали здание лесохозяйственного техникума, где располагался штаб коллаборантов), бойцам РОНА удалось остановить наступление, а после получения подкреплений очистить территорию Локтя. Однако в ходе боя пулеметной очередью был смертельно ранен глава администрации и главный «викинг» народной социалистической партии России. Всего погибло 54 коллаборанта и немецких военнослужащих, хотя официально было сказано лишь о 7 убитых. Впрочем, и партизаны, чьи потери, по мнению ряда историков, составили порядка 150–200 человек, так же занизили их, объявив о 4 погибших и 15 раненых{546}.[113]
В целом удачные контрпартизанские операции и привели к тому, что немцы расширили территорию, контролируемую Каминским, о чем было издан соответствующий приказ командующего 2-й танковой армией генерал-полковника Рудольфа Шмидта, сменившего Гудериана (см. Приложение 4). Возможно, это решение было самостоятельным, без согласования со ставкой{547}. Увеличение района самоуправления повлекло военную реформу. На раннем этапе армия, а точнее еще полиция, формировалась на добровольческой основе. В начале октября народная стража (Volkswehr), как она значилась в немецких документах, включала в себя лишь 18 человек (по другим источникам, 12), но уже к 16 октября численность полиции достигла 200 бойцов, а в феврале следующего года 1200. Из их числа было сформировано три батальона. К марту «народных стражников» стало 1650, а количество батальонов возросло до четырех{548}. Однако с увеличением размеров округа (численность населения превысила 500 000 человек) добровольцы-полицейские уже могли не справляться со своими функциями. Поэтому в феврале 1942 года была официально учреждена Русская освободительная народная армия, а весной того же года Каминский начал переходить к принудительной мобилизации (приказ № 154 от 28 мая 1942 г.). Призыву подлежали мужчины 1922–1925 годов рождения. Уклоняющиеся осуждались по законам военного времени. Также применялся институт заложников из состава семей дезертиров, выселение из домов и иные репрессии{549}. К июлю 1942 года число военнослужащих выросло до 5000 бойцов, а к декабрю до 8000{550}. Осенью того же года был сформирован бронедивизион из 7 танков, 3 бронеавтомобилей и 2 танкеток{551}.
В данном контексте интересны противоречия, содержащиеся в партизанских сводках. С одной стороны, их авторы стремились максимально занизить количество коллаборантов. С другой — увеличить число каминцев, перешедших на сторону сил Сопротивления. Так, например, в марте 1942 года партизаны сообщали на «большую землю», что РОНА насчитывает всего 200 бойцов, а в феврале следующего года утверждали, что только из Севского и Брасовского районов около 800 коллаборантов добровольно сдались народным мстителям. Приведший эту статистику Игорь Ермолов считал, что подобный двойной подход был обусловлен тем, что партизанские отряды возглавлялись сотрудниками местного НКВД, которые, в силу занимаемых должностей, отвечали за политические настроения населения до оккупации{552}. И действительно, в докладной записке брянского штаба партизанского движения от 17 июля 1943 года о «Контрреволюционных политических организациях в оккупированных районах» отмечалось, что хотя изначально «была предопределена обстановкой, сложившейся еще до начала фашистской оккупации», когда еще «в первые годы революции население района, в основном бедняцкое, со значительным числом неграмотных, находилось всецело под влиянием кулачества… В годы сталинских пятилеток район очистился от основной массы кулачества». Однако «в первые же месяцы Отечественной войны в Комарический, а особенно Брасовский районы вернулись несколько десятков раскулаченных и ссыльных». Очевидно, по мнению партизан, именно они и способствовали созданию «политического центра контрреволюции», каковым стал Локоть{553}.
В отличие от Воскобойника, Каминский занял по отношению к партизанам более жесткую позицию. С целью нейтрализации активности лесных солдат администрацией декларировался террор. Из этой политики не делалось секрета. В приказе № 132 от 8 мая 1942 года обер-бургомистр заявлял, «что на их (партизан. — А. М.) террор, экзекуции и грабежи мы ответим удесятеренным террором, всей силой и мощью нашего огня и будем его применять до тех пор, пока на территории Локотского уезда не останется ни единого бандита»{554}. Тема террора была продолжена и уточнена в следующем году в приказе № 22. Он, в частности, предписывал насильственно депортировать семьи партизан Дмитровского, Дмитриевского и Михайловского районов в Навлинский район «со всем принадлежащим им имуществом». При этом «реквизируется имущество только у семей, добровольно ушедших в бандиты; если вся семья является бандитской (2–4 члена семьи в бандитах) и у скрытых агентов бандитов»{555}. Тем самым террор распространялся и по отношению к мирным жителям. Одновременно ограничивалась и свобода перемещения гражданских лиц, не связанных с движением Сопротивления. Приказ № 51 запрещал «всякое хождение в лес отдельных личностей независимо от причин. В случае необходимости выхода в лес, как-то: пилка и заготовка лесоматериала и дров, поиски пропавших животных, — разрешаю выход в лес только в организованном порядке, с обязательным сопровождением полицейских. Всякое самостоятельное хождение в лес будет рассматриваться как связь с партизанами и караться по закону военного времени»{556}. Использовалась и советская терминология. Население призывалось проявлять «бдительность и инициативу в раскрытии врагов народа»{557}. Поэтому неудивительно, что, по мнению некоторых немецких офицеров, часть населения поддерживала Каминского из страха{558}.