Остап Бендер в Крыму - Анатолий Вилинович

Ночью на рыбачьем баркасе уцелевшие подпольщики доставили его в Алупку. Здесь он укрылся в котельной Воронцовского дворца, где истопником был его хороший знакомый Мирон Кудряш. Пока он прятался в котельной, Мирон изучал расстановку постов и дозоров, чтобы беглец мог выбраться в лес. К вечеру следующего дня все было подготовлено для ухода Путилова. В ожидании Мирона, беглец приоткрыл дверь котельной, которая выходила к проезду между Шуваловским корпусом дворца и зданием для гостей. Хотелось подышать свежим воздухом.

Ночь был тихая и светлая, хоть иголки собирай. Сидел Путилов у приоткрытой створки двери котельной, вдыхал свежесть ночной прохлады, ожидая Кудряша, чтобы покинуть свое убежище и уйти в лес. Услышал, как кто-то идет по дороге от западных ворот дворца. «Не Кудряш ли?» — высунул голову из двери Путилов. Мимо Шуваловского корпуса медленно шел морской офицер с дамой. Путилов тут же прикрыл створку двери котельной и услышал приближающийся разговор между ними.

— Ах, мадам, как же вы не заполучили фотоальбом? И даже не ведаете где сейчас ваш фотограф? С таким трудом я разыскал вас с надеждой… — говорил кавалер дамы, и голос его показался Путилову удивительно знакомым. — Упустить такую возможность, Клеопатра Модестовна! — сокрушался офицер.

— Не жалейте, Серж. Разве белому движению мало крови? — вздохнула дама. Согласна, скверное мужичье, особенно красные, но они все же люди.

— А мне наплевать на фотографии в альбоме этого самого красного мужичья! — зло парировал офицер. — Я еще раз вам твержу: меня интересует там только одна фотография с указанием адреса и фамилии, неужели не ясно? Почему мне и нужен ваш фотограф Мацков, — повысил голос с явным раздражением офицер.

— Я понимаю, Серж, но он так неожиданно исчез… — вздохнула дама.

— И вам неведомо куда исчез? Где он? С трудом верится, Клеопатра Модестовна, с трудом. Быть его любовницей…

— Серж! — воскликнула тоном протеста и обиды дама. — Да, была, но вынужденно, заметьте, вынужденно, господин поручик, — остановилась дама.

Услышав слова: «господин поручик», Путилов припал к зазору межу створками двери котельной и ясно увидел возле дамы своего истязателя поручика. Но тогда он был в армейской форме, а сейчас в морской. «Неужели он? Поручик Загребельный? Такова у него фамилия. Но почему такой большой интерес у поручика к фотоальбому… Его интересуют не все фотографии подпольщиков, а только одна. Кого, зачем?»

— Разрешите мне закурить? — спросил тем временем морской офицер-поручик свою даму.

Они проходили мимо входа в котельную, и Путилов теперь ясно увидел недавнего своего мучителя — поручика Загребельного. Тот в это время прикуривал папиросу после слов своей дамы: — Отчего же, курите, Серж Но вы не отчаивайтесь, Серж, найдется мой, а теперь ваш, фотограф Мацков…

Голоса прогуливающейся пары уже начали отдаляться, когда послышалось цоканье лошадиных подков и со стороны главного корпуса дворца появились два всадника. Подъехав к ним, один из них сказал:

— Звиняйте, ваше благородие, но в ночное время здесь гулять не положено.

— Да как ты смел, дурак!.. — вскричал Загребельный. — Не видишь, кто перед тобой?

— Так точно, господин капитан, но я выполняю приказ штаб-ротмистра…

— Пошел вон, дурак! — зло произнес Загребельный. И взяв под руку свою даму, прошел с ней мимо двери котельной.

— Я же говорила вам, Серж, что дворец под охраной штабс-ротмистра Ромова, — говорила Дама.

«Интересно, чья именно фотография так сильно интересует Загребельного? И для чего?» — спрашивал себя Путилов.

Раздумья его были прерваны появлением Мирона. Он бесшумно отворил дверь котельной и сказал:

— Иван Федорович, можно уходить, разъезд проехал. Мы сейчас за корпусами подадимся к Верхнему парку, а там — в гору, в гору, и к лесу.

Истопник вывел Путилова на верхнюю дорогу Ялта — Севастополь и через виноградники — к лесу. Перед расставанием присели отдохнуть, и чекист сказал своему проводнику:

— Ожидая тебя, Мирон, мне пришлось подслушать разговор одного поручика, он же моряк — лейтенант. Этот офицер очень интересуется фотографом Майковым. Он жил в Ялте. Может узнаешь что об этом фотографе… И еще, с офицером была дама, зовут ее Клеопатра Модестовна, Мирон. Как я понял из разговора, она была сожительницей этого самого фотографа Мацкова. От нее, может быть, и о Мацкове можно будет узнать…

— Ясно, Иван Федорович, постараюсь узнать о них, да и своим товарищам подскажу, может, что-нибудь знают…

— Вот и хорошо, дорогой товарищ. Ну, бывай, спасибо тебе, Мирон Кудряш, — распрощался Путилов и ушел в горный лес».

Прочтя последний листок рассказа, Железнов протянул его автору со словами:

— Выходит, вы дважды избежали ареста и гибели?

— Выходит, — кивнул Путилов, вновь набивая трубку мелко нарезанным дюбеком.

— И что, судьба злополучного фотоальбома так и неизвестна?

— Неизвестна, Петр Иванович. Я и думаю назвать свой рассказ: «Тайна фотоальбома».

— А что с тем мичманом, который сообщил вам о нем?

— Сдержали слово. Отпустили. Но, как потом узнали, свои же его и убили.

— Все это очень интересно, Иван Федорович. Но все же, какое отношение эта история имеет к нашей пограничной службе?

— Э-э, вот тут-то, уважаемый товарищ комендант, и главное для вас. Был я на днях в Севастополе, к другу ездил, вместе когда-то служили в органах. А живет он возле вокзала. Неподалеку от торговой гавани. Пошел я с ним на прогулку. Гуляем вдоль моря, у торговых лабазов. А там иностранное судно к отплытию готовится. Читаем: «Тринакрия» называется. Собрался народ, так как иностранные пароходы еще не частые гости в Севастополе. Смотрю, на мостик поднимается капитан, а за ним, судя по нашивкам на рукаве, его помощник идет. И тут меня, Петр Иванович, как током ударило. Глазам своим не верю. В морской форме, но, несомненно, он. Воскликнул я даже: «Он!». «Кто?» — спрашивает меня друг. — Да, этот старший помощник, — отвечаю я ему, — поручик Загребельный! — уже кричу я. — Надо доложить пограничникам скорее».

— А вы не ошиблись, Иван Федорович? — даже приподнялся со стула Желез-нов.

— Да, как же я мог ошибиться, не узнать белогвардейца, который допрашивал меня, избивал и хотел меня расстрелять? Бросились мы к пограничникам, доложили. Но было уже поздно. «Тринакрия» уже подобрала свои швартовы и полным ходом пошла в открытое море. Пограничники нам сказали: «Белогвардеец, не белогвардеец, ведь когда это было, сейчас он иностранец и задерживать судно только поэтому мы не имеем права. Тем более что документы у судовой команды в полном порядке».

Вот такая встреча произошла у меня с этим самым Загребельным или какая у него еще может быть фамилия…

— Да, законных оснований для задержания парохода не было, — вздохнул Железнов. — С Турцией у нас дружеские отношения…

— Дружеские говорите, товарищ комендант? Вернулся я в Ялту начал просматривать газеты прошедших дней, накопившиеся за время моего отсутствия. И читаю: «…Разгромлена банду бывшего белогвардейского офицера Барсукова в районе Севастополя. Главарю банды удалось скрыться. Есть предположение, что бандит ушел морем в Турцию». Вот вам и дружеские отношения, Петр Иванович.

Железнов отвел виновато свой взор в сторону, помолчал, а затем произнес:

— Ну это еще как сказать, что он ушел в Турцию. И если так, то этот случай никак не опровергает наши хорошие дипломатические отношения с этой страной, дорогой товарищ Путилов. За время работы в Севастополе мне и не с такими случаями приходилось сталкиваться. Вся вина за вывоз бандита за кордон полностью ложится в таких случаях на капитана судна.

— Это верно, товарищ комендант погранзоны, — пыхнул дымком из трубки посетитель.

— Значит, судьба фотоальбома и поныне неизвестна, Иван Федорович? Ну а после? Пытались все же отыскать этот альбом с загадочной фотографией?

— И не раз, Петр Иванович. Где только наши чекисты не искали. Возможно, нас опередил поручик Загребельный…

— Может быть и так, — побарабанил пальцами по столу Железнов и задумчиво протянул: — Может и так… Ну а эта Клеопатра Модестовна? Кто она, что она? Какое отношение к поручику она имела? Не выясняли?

— Как не выясняли. Многих опросили. Никто не знает и не ведает о ней, как и о ее сожителе Мацкове. Но надо полагать, что Клеопатра Модестовна Дивная, такова ее фамилия, беженка из России или Украины, и была сожительницей не только фотографа Мацкова, но и поручика Загребельного. Собственно, от нее он, наверное, и узнал об этом таинственном фотоальбоме с нужной ему фотографией.

— И эту даму вы тоже не нашли? — смотрел с интересом на Путилова Железное.

— Не нашли, — покачал головой посетитель. — Предполагаем, что она бежала с врангелевцами из Крыма.