Марьяжник - Евгений Сухов

Он уже заранее приглядел не освещенное фонарями место в двух метрах от перекрестка, где к Васюкова примыкал узкий переулок. Уходить незамеченным этим переулком после того, как все будет кончено, казалось Звонареву наиболее удачным.

– Что ж, вы правы, – все так же высокомерно согласился Сербчук. – Давайте отойдем.

Он направился за Степаном. В конце улицы появилась несущаяся полным ходом пролетка. Цокот копыт звонко разносился эхом в ночной тишине. Звонарев шагнул в темноту и раскрыл саквояж. Сербчук находился к нему лицом. Он терпеливо ждал. Пролетка приближалась все ближе и ближе.

– Один момент, – негромко бросил Звонарев.

Последующие события произошли настолько стремительно, что никто, кроме убийцы, так ничего и не успел сообразить. Ни Антон Антонович Сербчук, жить которому оставалось буквально считаные секунды, ни сидящий на козлах летящей пролетки возница… Звонарев вдруг перебросил раскрытый саквояж в левую руку, а правой с силой толкнул губернского чиновника в грудь. Не ожидавший нападения Сербчук отлетел назад, споткнулся о тротуар и вывалился прямехонько на мостовую. Звонарев быстро шагнул в тень проулка.

– Тпру! – возница натянул поводья. – Стой! Кому говорят!

Но бег лошади был слишком стремительным, чтобы можно было вот так с ходу остановить ее. С диким ржанием лошадь врезалась мощной грудью в голову ни с того ни с сего появившегося у нее на пути пешехода. Антон Антонович на мгновение взлетел вверх, подобно тряпичной кукле, затем жестко приземлился, и еще метра три его тело, безжизненно кувыркаясь, катилось по булыжной мостовой. Он даже не успел вскрикнуть.

– Ах ты черт! – испуганно выругался возница. – Да стой же, тебе говорят! Ах, черт!

Все было кончено. Звонареву не было необходимости приближаться к жертве, чтобы выяснить, жив он или мертв. Все было и без того очевидно. Защелкнув замок саквояжа, убийца снова переложил его в правую руку, развернулся и быстро пошел по темному узкому проулку, слегка приволакивая левую ногу. Ловко лавируя в тесных закоулочках, он вышел на параллельную с Васюкова улицу. В конце квартала стоял экипаж, но Степан предпочел не воспользоваться услугами этого извозчика, а спокойно двинулся по улице в противоположную сторону. Где-то за спиной раздался пронзительный свисток то ли пристава, виденного им ранее, то ли случившегося поблизости околоточного. Звонарев не обернулся. Пройдя до Соборной, он свернул вправо, затем еще через пару кварталов ушел на Шиляева, и только у закрытой на ночь скобяной лавки «Корф и Маникиль» взял коляску. Место гибели губернского чиновника Антона Антоновича Сербчука осталось далеко позади.

– На Полежаевскую, – на всякий случай распорядился Степан.

Там уже до Гороховой пешком было рукой подать. Убийца сдвинул котелок на затылок, промокнул лоб платком и блаженно откинулся на спинку сиденья. Очередное задание, полученное накануне от светлейшего, было выполнено. Звонарев испытывал самое настоящее удовлетворение от качественной работы. К тому же теперь у него имелся в запасе один день на заслуженный отдых.

Глава 5

Госпожа Белла Розенталь

На заседании кружка в пятницу вечером председательствовал сам князь Рушанский. Им же, собственно говоря, и была предоставлена для встречи нанятая через третье лицо квартира на Кузьминской. После гибели Сербчука, о которой кружку уже было известно, князь оставался единственным из организаторов заговора. Ситуация, откровенно говоря, была критической.

– Я считаю, мы не только не имеем права сейчас останавливаться на достигнутом, а напротив, должны действовать более решительно, – вещал Рушанский, поочередно вглядываясь в мрачные лица присутствующих. – Генерал говорил, что именно сейчас наиболее благоприятная обстановка для изменения структуры власти, ослабления централитета и, может быть, частичной смены кабинета. Я готов лично подписаться под этими словами. Зачем же в таком случае, спрашивается, тянуть время и выжидать еще чего-то? Я категорически против промедления.

Сидящий по правую руку от князя штабс-капитан Беспалов тактично откашлялся.

– Однако, ваша светлость… – осторожно начал он, подбирая наиболее подходящие для своей речи слова. – Мне кажется, что социал-демократическая партия, которая, как вы, вероятно, знаете…

Но Рушанский не дал ему возможности договорить:

– Оставьте, Валерьян Дементьевич! Оставьте вы эти разговоры о социал-демократических партиях! Ради бога! Я не одобрял связи Корниевича с этими людьми раньше и уж тем более не одобряю сейчас, – он даже как будто приосанился, чувствуя себя полноправным хозяином положения. – Нет никакой партии!

– Как нет? – нервно вскинулся Гурьянов.

– Нет! – повторил Рушанский, и его широкая ладонь со свистом разрезала воздух. – Люди, которые ныне представляют эту так называемую партию, не способны ни на что, кроме как заниматься пустым словоблудием и разбрасыванием дешевых прокламаций. Да-да, именно дешевых! А времена нечаевских пятерок, которые я, к слову сказать, также ни в коей мере не одобрял, давно уже канули в Лету. Это были жестокие методы, согласен. Но они хотя бы действовали. Они стремились что-то делать, что-то изменить, знаете ли. А сейчас… Сейчас ничего. И не говорите мне о мифической партии.

– Но волнения среди студентов… – вновь попытался вставить Гурьянов и даже приободрился, заметив, как в ответ на его слова последовали согласные кивки со стороны Беспалова и многих других собравшихся.

Однако Рушанский отмахнулся от молодого человека точно так же, как и в прошлый раз.

– «Волнения»! – презрительно скривился он. – Что значат эти ваши «волнения»? Я вам отвечу. Ровным счетом ничего. Пустяки, да и только. Будущее не за студентами, господа. И не за рабочими, хотя, как я слышал, ваши хваленые социал-демократы успешно распространяют прокламации и вносят таким образом смуту в заводских рядах. Нет, нет и еще раз нет! Будущее России только за нами! Мы, а не они своими никчемными волнениями способны вывести Россию из тупика. Из той грязи, в которой она погрязла. И я предлагаю действовать, господа! Действовать сейчас же, без промедления!

Казалось, Рушанский сам себя распалил этой пламенной тирадой. Над столом пролетел легкий шепоток.

– Что же вы предлагаете, Константин Макарович? – взяла слово Ольга Степановна Дроздова, прекратив помешивать ложечкой чай, чем она и занималась на протяжении последних нескольких минут, и даже решительно отодвинула от себя стакан. – Пустить в ход бумаги за подписью покойного генерала, которыми мы располагаем?

– Именно, Ольга Степановна, именно, – горячо заверил свою новую собеседницу Рушанский. – Хотя мы и потеряли большую их часть со смертью Антона Антоновича, но все же…

Сидящему в углу и до сих пор не проронившему ни единого слова Звонареву показалось, что князь при последних словах как-то странно покосился в его сторону. Более того, он заметил, что этот самый взгляд Рушанского перехватила женщина, сидящая рядом с Дроздовой. Белла Розенталь. Во всяком случае, все знали ее здесь именно под этим именем. Знал ее и Степан. Причем знакомство это состоялось не сегодня. Однажды Звонареву уже доводилось столкнуться с этой женщиной в приемной у Корниевича. В тот раз она приезжала с визитом тоже в обществе Ольги Степановны.

Не обратить внимания на госпожу Розенталь, откровенно говоря, не представлялось возможным. Как истинный ценитель женской красоты, Звонарев не мог не отметить удивительно милого и даже где-то по-детски наивного личика Беллы.

Большую часть сегодняшнего заседания Звонарев смотрел на нее, что, впрочем, ни в коей мере не мешало ему ловить каждое произносимое слово. Степан знал, что суть этих разговоров понадобится ему для отчета перед великим князем. И с большой долей вероятности можно было предположить также, что кто-то из ныне присутствующих здесь способен стать для него очередной мишенью…

– Мы обязаны воспользоваться подписью и печатью покойного генерала, пока его былой авторитет не похоронен вместе с ним, – решительно заключил Рушанский. – Тянуть, знаете ли, нельзя, господа. Поверьте моему слову.

– Я с вами согласна, Константин Макарович, – поддержала его Дроздова.

Белла Розенталь также подтвердила свое согласие легким, едва заметным кивком. Звонарев улыбнулся…

Далее начались пламенные дебаты, в которых стремились принять участие все. Степан тоже произнес несколько слов, но все же старался больше слушать. И при этом искоса наблюдал за госпожой Розенталь.

По истечении нескольких часов споров и взаимных обвинений даже Рушанский иссяк.

– Я продолжаю считать мое предложение единственно приемлемым в сложившейся ситуации, – устало и совершенно без прежнего запала бросил он, после чего уронил голову на грудь.

Заговорщики начали расходиться, так и не придя к общему знаменателю. Однако Звонарев подметил опытным глазом, что князю удалось заронить нужное зерно в отдельных умах. Не сегодня, так завтра его радикальное предложение будет поддержано единомышленниками.