The Мечты. Соль Мёньер (СИ) - Светлая Марина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Иду.
Когда женщина настроена так решительно, то лучше с ней не спорить, даже если ты Шеф. Эту прописную истину Реджепу Аязовичу озвучил всего-то несколько недель назад дон Мигель, муж его матушки, в тот момент, когда сам Реджеп пытался сопротивляться банкам с фаршированным моцареллой перцем, которые та пыталась впихнуть в чемодан.
«Истинный залог мира в семье, сын мой, - проговорил дон Мигель, - это покорность перед неизбежным. Мужчина всегда сильнее женщины, но позволь иногда ей почувствовать себя сильнее тебя. Иначе будет то же самое, но только со слезами и криками».
Потому в данном случае Реджеп решил внять словам своего так называемого отчима и отправился в комнату, прихватив градусник. Включил его по пути и сунул под мышку. Потом нашел телефон и влез в приложение доставки еды. Надо сказать, пользовался активно – себе готовить ему точно было недосуг.
- Что ты будешь? – спросил он, вернувшись на кухню и наблюдая, как Таня орудует с чашками и банками с чаем. – Мед в нижнем шкафу слева.
- Еду, - отозвалась она и нырнула в шкаф за медом. – Я еще облепиховое варенье купила. Что с температурой?
Реджеп сунул ей градусник. На нем гордо и безапелляционно маячило 37,8.
- Ну жаропонижающее я тоже купила. Идем, - велела она, вручив ему мед и варенье, а сама подхватила чашки с чаем.
Реджеп развернулся и снова пошел в комнату, чувствуя себя полным идиотом. Повезло еще, что бардака здесь особого не было, не считая разобранного дивана – у него попросту не хватало времени сорить. Поставив все на небольшой столик между кресел, он растерянно проговорил:
- Пицца сойдет?
- Тебе бы лучше бульон, но его пока нет, - Таня удобно устроилась в кресле, поджав по привычке под себя одну ногу, - поэтому пицца сойдет.
- Что значит «пока нет»?! – выдохнул Четинкая.
- Это значит, что его нет в текущий момент, но будет позже.
Реджеп помолчал. Молча сел в кресло, молча сделал заказ. Потом молча помешал мед с вареньем в чае, стараясь избегать того, чтобы смотреть на Таню. А когда посмотрел, не выдержал и ошарашенно сказал:
- Я начинаю путаться, чего хочу больше, джаным. Снова лечь спать, потому что мне дерьмово. Или жениться на тебе, но это может быть последствием того, что мне дерьмово.
Его слова вернули Таню из безуспешных блужданий среди собственных малопонятных чувств и мыслей, захвативших ее в повисшем между ними молчании. Она шла к Реджепу с намерением выяснить, что может быть правдой из сказанного отцом. Может он проворачивать под самым его носом что-то ради своего отца? Устроившись специально для этого в ресторан ее папы. Но оказавшись с ним рядом снова, упрямо принялась повторять себе, что тайный агент из него, как из нее – композитор. Ну это потому, что у нее и слуха-то нет. А у него, возможно, талант к шпионажу заложен с детства. Развивать эту мысль Таня отказывалась категорически. И по-детски радовалась его болезни, неожиданно оказавшейся кстати, чтобы Таня могла остановиться и подумать о другом. Хотя бы некоторое время.
- Сон полезен при простуде, - отозвалась Таня. – Поскорее выздороветь – в твоих интересах. Избавишься от дилеммы, ну и от меня заодно.
- Ну да. Зато сейчас можно отложить решения, что делать дальше, - озвучил он вдруг ровно то, что думала она сама. Взял свою кружку, принюхался, осторожно, чтобы не обжечься, попробовал, что она там накаламесила, и улыбнулся: - Вкусно, кстати. И пахнет хорошо. Сама придумала или где-то научилась?
- Издеваешься?
- Не-а. Моя маман может испортить даже обыкновенный чай. Я вообще считаю, что нужен талант, чтобы его хорошо готовить.
- Поверю тебе на слово. Но только потому, что ты профессионал, - улыбнулась Таня и строго добавила: - Мед ешь! Не отлынивай.
- Ем, ем. Ты тоже пей давай, джаным. Еще ничего не ясно, тебя утром на мопеде могло протянуть, к ночи почувствуешь.
Утро, казалось, было бесконечно давно. Как будто бы не в этих сутках. И мопед. И тыквенная каша на чужой кухне.
- А я говорила, надо было… - начала Таня и осеклась. Про отца точно было не к месту и не ко времени. Она уткнулась в чашку и сделала большой глоток. – Вот. Пью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Точно так же уткнулся в чашку и Реджеп. И снова надолго замолчал. Вроде бы, ничего такого – просто горло саднило, а значит, говорить неприятно. Да и температура не способствовала его склонности балагурить по поводу и без. Сил попросту не осталось. Жутко хотелось завалиться в кровать и, чувствуя величие собственной отверженности, помереть прямо там. Ну или задрыхнуть. Но не получалось. Потому как, выходит, никакой отверженности и нету.
Вон. Явилась. Ухаживает. Лечит.
Спасибо, что не мозг.
А чай и правда у нее вкусный, хотя Реджеп по себе чувствовал, что половину обоняния и вкуса растерял из-за простуды. Но и его оставшейся половины хватало.
Он подпер рукой щеку, устроив локоть на подлокотнике кресла, и уставился больным, но прямым открытым взглядом человека, которому нечего стесняться или стыдиться, на Таню.
«А она ведь нереально красивая», - подумалось ему, но вслух он этого, конечно же, не сказал. А то еще выльет кипяток ему за шиворот. Вместо этого он кривовато усмехнулся и спросил:
- А правда, что ты в Штатах училась?
- Правда. Вообще-то… вообще-то я туда сбежала, - сказала Таня и неловко примолкла, поняв, что впервые произнесла вслух действительную причину выбора места своей учебы. Никогда и никому не говорила правды, авторитетно выдавая всем байку о крутости школы и собственного отца.
- От чего? – так же неловко спросил Реджеп.
- От кого, - поправила она. – От мамы.
На такое что ответить? Как ответить?
Четинкая не знал. Знал, что тоже часто сбегал, пока не вернулся в Солнечногорск спустя столько лет. Но если честно, то и это было почти что бегством, правда на сей раз от самого себя. Такого, каким себе не нравился. Но о подобном говорить было бы глупо. Как и ей – что сказать?
Только прямо сейчас он почему-то совершенно безошибочно почувствовал – что-то надо. Тихое. Односложное. Чтобы она могла проговорить и перелистнуть.
- Замучила контролем? – осторожно бормотнул он.
- Да нет. Скорее точным знанием, как мне жить. Брата этим же доставала. Он в Лондон давно свалил. А еще она жутко ревнует к отцу.
- Они не вместе?
- Нет, - коротко ответила Таня, поднялась, суетливо протянула руку к Реджепу. – Допил? Давай чашку. Где этот курьер заблудился, интересно?
Их пальцы на мгновение встретились. Ее были теплыми, а его – горячими. Ее махонькими, изящными, почти детскими. А его – длинными, с тонкими рыжими волосками у основания. Он успел двинуть указательным по фаланге ее указательного, чуть продлив их касание. Но она уже забрала у него посуду.
Оставалось только прокашляться, чтобы скрыть смущение. И проговорить:
- Должен уже подъезжать. Жаропонижающее дашь? А то меня совсем прет, кажется.
Она кивнула и спаслась бегством на кухню. Там долго чем-то шуршала и погромыхивала. Были слышны плеск воды и металлический стук посуды, шум вскипающего чайника. Поскрипывали петли шкафов. Потом стало тихо. Таня снова появилась в комнате, держа в руках чашку, от которой разило химическими цитрусами.
- Может, лучше все-таки после еды?
- Ну я сейчас выпью, потом привезут еду – заем. Потом – не знаю. Можем фильм посмотреть?
- Тебе и правда лучше поспать, - отказалась Таня. – А я пойду. Ну в смысле, сейчас поедим, доварю бульон и пойду.
- Бульон куриный?
- Индюшиный. А что?
- У меня там... в банке немного глубже от меда в нижнем шкафчике... специя с сухими белыми грибами. Кинь, а?
Таня кивнула и снова сбежала. Пока колдовала над его бульоном, действительно подъехал курьер из ресторана, своим звонком в дверь вернув немного реальности в этот странный вечер, который, возможно, и правда можно было бы считать горячечным бредом, если бы у Реджепа температура была выше заявленной.
Он отправился открывать, забрал еду, расплатился. И по квартире понесся аромат свежеиспеченной пиццы, которую лично Шеф называл «Очень много мяса». Ели они ее почему-то снова помалкивая. Не освоились еще. И только Судьба негромко хихикала откуда-то из-за шторы, подглядывая за ними. Только вот они ее все еще не слышали.